Я неторопливо пошел к мостику справа, остановился на его середине, вглядываясь в темную, непроницаемую глубину.

Спокойствие и молчание. Растворение. Все хорошо, просто отлично, но… Ощущения, что порядок из этой чертовой вселенной исчез и все неправильно, не то, чем кажется, не желали испаряться прочь из моей головы и нутра. Наоборот, они даже вгрызлись покрепче своими челюстями, как у пираний, заставив тихо выругаться и, поставив на перила локти, спрятать лицо в ладонях.

Гребаный боженька! Как такое может быть? Чтобы и сожалеть и не сожалеть одновременно, чтобы тосковать, проклинать самозабвенно, яростно любить и ненавидеть, чтобы стоять на месте, тогда как больше всего хочется нестись к ней на всех парах, чтобы обижаться на нее, удивляться своей обиде, желать отомстить, наказать, и тут же прощать, чтобы негодовать и полностью понимать, чтобы отпускать и держаться при этом так крепко, что скоро руки отсохнут? Что это вообще за чехарда? И как, мать твою, ее прекратить?

Гнев и растерянность нарастали. А тут еще и отчаяние от провала попыток их утихомирить подвалило. Еще минута — и точно спячу. Самый разумный вариант — заранее вызвать санитаров…

Выматерившись во весь голос и от души, я быстро стянул с себя пиджак, перемахнул через перила и, на мгновение задержавшись на узкой кромке бетона, прыгнул в воду.

Темнота и холод мгновенно меня поглотили. И наконец пришло долгожданное облегчение. Слава богу…

Разувшись на пороге, я стянул с влажных плеч испорченный пиджак, оглядел его в тусклом свете бра и решил не пристраивать на вешалку в шкаф, бросил у порога. Передернув плечами и поборов накативший озноб, прошел в спальню, оставляя мокрые следы на полу.

Пусто. Постель не разобрана. Не ложилась, значит… Ну и где она?

Поиски заняли пару минут. Ну мог бы и догадаться, конечно. Разумеется, она в мастерской. Третий час ночи. Она всегда говорила, что на это время приходится пик ее вдохновения…

Я очень редко видел Нелли за работой. В принципе, за всю семейную жизнь раза три, может, четыре. Она не терпела присутствия посторонних в мастерской и практически никого туда не пускала. Вспомнилось, как в первый раз удостоился этой чести… Набрался наглости тогда и попросил нарисовать мой портрет. Собственно, так и случился наш первый поцелуй… После которого все бешено закрутилось, мы не отлипали друг от друга ни на минуту и уже через два дня оказались в одной постели.

Тихо открыв дверь, я быстро оглядел мастерскую с привычным творческим бардаком в ней, а потом сосредоточился лишь на жене, выписывающей какую-то деталь на картине. Мольберт на этот раз был установлен в углу недалеко от окна, откуда исходил свет от дополнительных светильников. Краем глаза можно было видеть вход, но Нелли была слишком занята…

Темные растрепанные волосы скручены в небрежный узел на макушке и скреплены парой карандашей, растянутый старый лонгслив (мой, между прочим!), пижамные штаны, облегающие аппетитную попку, — я счастливо улыбался, оглядывая жену. Чувствовал в полной мере то, чего так не хватало все эти дни и месяцы, — покой, правильность, законченность.

Долбанную гармонию!

Во вселенной наконец-то воцарился порядок. А все потому, что холодная вода основательно прочистила мозг…

Давно уже следовало применить ту формулу, о которой завуалированно говорил отец тогда на рыбалке. Он и Данил (я только слушал, в беседе не участвовал) обсуждали выходки Альки, матери и Карины, смеялись и ругались. И отец сказал: женщины как дети, мудрый мужчина не только простит их промахи, ошибки, глупости, но и позволит их совершить, контролируя процесс, подобно тому, как взрослый воспитывает ребенка. Мудрый любящий мужчина будет выше обид, мести и наказания, потому что и сильнее, и разумнее, и ответственнее. И признает главную ценность — семейное счастье и покой.

Когда вылез из пруда, трясясь, отфыркиваясь, и помчался к Нелли, я понял, для кого и для чего брат и отец затеяли тогда этот разговор. При том, что полностью отстранили меня от него.

Нужно будет поблагодарить их при случае… Но так, чтоб не зазнавались!

… И конечно, я простил ее. Потому что не простить — это наказать самого себя. И точка на этом. Поставим ее сегодня, закрепим договор в постели (а где еще, тем более, что соскучился дико) и продолжим жить дальше. Желательно — в расширенном составе месяцев через девять. Больше не намерен затягивать с детьми.

Не сдержал смешок удовольствия от этой мысли, чем привлек внимание жены. Она заметила меня, резко выпрямилась, глаза постепенно становились больше от потрясения.

Ну да, мой вид весьма экзотичен сейчас. Можно даже сказать жалок, но отдадим дань самоуважению.

— Егор… — Выдохнула, побледнев. Кисть выпала из ослабевших пальцев, жена этого и не заметила.

— Что случилось? — Нелли в панике обхватила голову руками, бросила взгляд в окно, убедилась, что проливного дождя на улице и близко нет.

— Господи, ты вымок до нитки! — Она обратила внимание на мокрые следы, которые оставил на полу.

Я сверкнул улыбкой:

— Да, есть такое.

Элеонора отмерла и наконец подбежала ко мне, схватила за руки. В зеленых взволнованных глазах отразился ужас.

— Ты ледяной весь!

Жена стала ощупывать меня: плечи, грудь, живот. Провела рукой по лбу, скулам.

— Тебя немедленно надо согреть!

Сосредоточенно прикусив губу, она потащила меня к ванной. Вообще, конечно, согреться я был не против, ибо незачем отрицать — замерз сильно. Но не под душем. Есть более приятный способ…

Вот о нем как раз начало интенсивно думаться, когда Нелли всесторонне занялась мной: торопливо расстегнула пуговицы рубашки, сорвала ее, набросила мне на плечи полотенце и схватилась за ремень брюк.

— Так что произошло? — она пытливо заглядывала мне в лицо, никак не реагируя на то, что я обнимаю ее за талию, а под тканью брюк и нижнего белья ее поджидает сюрприз.

Невозможная женщина!

— Ерунда. Решил поплавать. — Руки сползли ниже поясницы, однако и это оставило Вишневецкую безучастной.

А попка у нее, кстати, восхитительно теплая. Замечательно было бы запустить ладони под одежду и коснуться кожи, но руки у меня и правда ледяные, Нелли стало бы некомфортно.

— Поплавать? В одежде? Егор, на дворе сентябрь! — выпалила она.

Я пожал плечами:

— Бархатный сезон.

— Скажи правду. Ты упал в воду? Неужели снова… — От предположения, что я снова попал в клуб «Золотые сорок» Вишенке явно стало дурно.

— Нет. С этим покончено, — поспешил ее успокоить, отрицательно покачав головой. Провел по бедрам, талии. Подумал, что ее тоже надо раздеть, только руки хоть немного отогреть.

— Мне просто потребовалось освежиться для сохранения рассудка.

— Невероятно…

Осуждающе покачав головой, она стянула с меня брюки, покосилась на пах. Ее лицо надо было видеть: смесь потрясения, растерянности и боли.

Отвернувшись, Элеонора наклонилась, торопливо собрала мокрые вещи и открыла дверь:

— Залезай под горячий душ. Я попытаюсь найти тебе одежду, — и ушла.

Мысленно выматерился. Видимо, момент максимального контакта затянется. И потребует предварительного объяснения. Обдумывал его, стоя под теплыми струями, но почему-то ничего в голову не лезло. Как всегда, в критический момент мозги утекли в сторону южного полюса.

Все ведь на самом деле очень просто. Мы совершили ошибки, но мы любим друг друга. Так было, так есть и так будет. А если прошлое настолько паршивое, то лучше сосредоточиться на будущем. И сосредотачиваться нужно в постели. Сегодня и завтрашний день еще прихватить, чтобы закрепить эффект.

Мне хватило пятнадцати минут, чтобы окончательно согреться и смыть с кожи противный запах тины и грязь. Вылез, обернул бедра полотенцем и уставился на себя в зеркало.

В идеале надо бы побриться. Нелли всегда обожала, когда выходил из ванной со свежевыбритым лицом и набрасывался на нее с поцелуями. Заливисто смеялась, шутливо отбивалась, пока щекотал… Не раз и не два дело заканчивалось сексом и опозданием на работу.