Литмир - Электронная Библиотека

Проклятье! Какая Нелли? Я ненавижу ее! Это другая девушка. Какая-нибудь… Марина. Или Виктория. Да, Марина-Виктория, я тебя найду и женюсь. Мы проживем вместе три года и два с половиной месяца, и однажды вечером ты встретишь меня на пороге и холодно заявишь, что я тебе изменил, обзовешь кобелем и порвешь со мной, даже не объяснившись толком. Наплюешь на мои чувства, на свои, на все, что было между нами и могло быть. И правильно, Марина-Виктория, убирайся из моей жизни! Теперь я вижу, какая ты бессердечная, осознаю, что в действительности ты не любила, а только играла со мной, никогда не верила моим словам… Вот и сейчас не поверила, когда я клялся здоровьем матери, что понятия не имею, откуда эти чертовы розовые стринги взялись в моем кармане.

«Я не изменял тебе», — сказал я тогда, захлебываясь в жестоком отчаянии. Но услышала меня лишь дверь, захлопнувшаяся за ней. Потом я ее не видел. Нелли пряталась от меня целых девять дней. Сначала жила в гостинице, потом мать позвала ее к ним. Я приехал к родителям, когда узнал об этом, желая поговорить с женой, попытаться еще раз все наладить, склеить разбитую чашку, но наткнулся лишь на глухую стену отчуждения (реакция матери) да беспомощную улыбку отца. А Нелли в это время вновь паковала чемодан в своей комнате, собираясь в Нижний, к своим родителям. Сквозь кордон я так и не прорвался, а рыдать на пороге, кусая локти от горя и посыпая голову пеплом, не собирался.

Но все ж мы встретились. Задержался внизу, увидел, как подъехало такси, и подумал: а вдруг за ней?.. Решил подловить, но в итоге именно она подловила меня.

— Я подала на развод, — осведомила равнодушно, не глядя на меня, подкатывая чемодан к открывшемуся багажнику таксомотора.

— Что? — не поверил своим ушам, перестав пожирать жену взглядом. Меня затрясло от гнева и паники одновременно. — Я не собираюсь отпускать тебя.

— Придется.

Не могу ее потерять, Нелли бесконечно дорога мне. Мне нужно все: ее забота, упрямство, звук голоса, пара крошечных родинок в изгибе шеи, которые было так сладко целовать, попка, туго обтянутая сейчас узкими джинсами, ставшая еще более соблазнительной, когда жена наклонилась, собираясь уложить чемодан в багажник, — как же соскучился по всему этому, хочу ее… Где водитель, этот кусок дерьма? Почему хрупкая женщина должна тяжести поднимать?

— Я сам, уйди!

Шагнув к ней, я схватил чертов чемодан и уложил его в багажник. Повернулся к ней, заглянул в замкнутое красивое лицо.

Зеленые глубины глаз словно застыли, свет и ласка пропали из них. Сменившись долбанным и ненавистным мне словом «конец».

— Давай не будем устраивать сцену, — проговорила она уставшим голосом, не сводя с меня безразличного взгляда. — Не ищи меня больше, не досаждай. Разойдемся мирно. Я ни на что не претендую…

— Нелли… — я сглотнул, протянул к ней руку, желая коснуться, остановить этот кошмар.

— Не надо, Егор. — Отступила на шаг.

«Егор» — то, как она проговорила мое имя… Будто сотню иголок в сердце вонзила. Гнев прошел, отчаяние испарилось, воспоминания о том, с каким обожанием она произносила «Егор» раньше, особенно во время нашего занятия любовью, в момент, когда я входил в нее, — эти воспоминания испустили дух, такой ядовитый, что он задушил меня.

Молча, тупо, беспомощно смотрел, как она, сев в чертово «Рено» с логотипом такси, выезжает из двора жилого комплекса, растворяется за воротами во внешний мир… Дерьмовое воспоминание, не хочу переживать это снова.

Разумеется, нас развели. Насильно мил не будешь, и уж если разбились розовые очки, то это товар настолько дефицитный, что лишь на темные и заменишь.

Двое суток после того разговора перед домом родителей не жил, а существовал. Не ходил на работу, сказавшись больным (впрочем, реально болело — сердце), был будто в прострации. Оглушен, полностью разрушен.

Квартиру оставил ей, сам перебрался в двушку приятеля, отчалившего работать в Лондон. Ведь и покупал, и обставлял жилье для нее, для наших будущих детей… Совместный счет тоже не закрыл, пополнив его на немалую сумму. Собирался и дальше пополнять. В конце концов, на кого мне тратиться? Жена давно стала центром вселенной, приоритетом…

А потом я сорвался. Одно время думал, что меня просто отпустило, я послал все на хрен и скоро вновь полезу в гору. С утра до поздней ночи у меня было одно крайне важное дело — ненавидеть Элеонору Доронину, решившую вновь стать Вишневецкой. Такого рода ненависть — трудоемкий процесс, требующий предельной сосредоточенности. Отточил его до совершенства, до дикого хохота над самим собой. Однажды всерьез намеревался заказать рекламный щит с надписью «Я не изменял тебе!» В итоге просто распечатал фразу на принтере и обклеил листами дверь нашей, то есть ее теперь, квартиры.

Она собрала и оставила у матери все украшения, что дарил ей. Коробку забрал и со зверской ухмылкой отправился в ювелирный. Пополнил коллекцию новыми побрякушками, намертво запаял тару суперклеем и скотчем и отправил ей с запиской: «Это твое. Можешь выкинуть, но учти, что общая стоимость содержимого теперь шестизначная».

Да, съешь это, Элеонора! Я был у твоих ног, а ты просто пнула меня в лицо. И ушла. И развелась. Теперь ты получила свободу, деньги, квадратные метры (наверняка ведь только этого и желала!), ну а я невероятно рад избавиться от такой двуличной стервы, как ты, уверявшей, что ничто не сможет нас разлучить, но на самом деле легко поверившей в не понятно от кого услышанную чушь. И да, еще в эти розовые стринги, непостижимым образом появившиеся у меня в кармане.

А я ведь ей миллиард раз говорил с тех пор, как встретил, что безумно люблю, что хочу только ее, что только она мне нужна. Но все слова забылись, перечеркнулись в один миг по абсолютно идиотской причине. Все краски, все радости мира для меня были сосредоточены в этой женщине, и я любил, лелеял и оберегал этот сосуд, самозабвенно и с благоговением. До того самого злополучного дня в конце апреля…

Я отлично помнил вечер, ставший точкой отсчета до развода. До сих пор занимаюсь самоистязанием, переворачивая в памяти каждую его деталь.

Ровно в пять сорок моя работа была завершена. Сверив с Марго завтрашние встречи, я попрощался и спустился в подземный гараж, собравшись домой. Полчаса назад Нелли прислала мне сообщение: «Освободилась наконец-то. Готовлю ужин. Я соскучилась…» Этого было достаточно, чтобы я свернул работу с отчетом и поторопился к ней. Мы толком не виделись эти два дня, жена пропадала в своей мастерской, превращая впечатления от отпуска в Италии (из которого только вернулись) в картины. В такие моменты не тревожил ее, зато потом получал причитающееся мне внимание с лихвой.

Ужин, затем — постель со смятой простынью, соблазнительное тело любимой женщины подо мной, поцелуи и жаркая прелюдия… Я счастливчик.

Светя улыбкой до ушей, сел в машину, завел мотор. Раздумывал: не заехать ли в магазин за цветами, подарком для нее. Может, вино к ужину? На повороте к памятнику есть как раз подходящий винный… Или ну его? Вдруг там очередь, занята парковка, я взбешусь, Нелли расстроится. Нет, еду сразу к ней, хочу увидеть, услышать голос, обнять, вообще хочу.

Я был так погружен в воображаемые картины ожидающего меня фантастического вечера с женой, плавно переходящего в ночь, что не сразу заметил красный Ford, перегородивший мне выезд. Я резко дал по тормозам.

Машина принадлежала Наде Прокловой, заместителю финансового директора компании. Она была одной из этих кукольно-пластиковых дурочек, почему-то стремившихся продаться подороже и находившихся в постоянных поисках спонсора-любовника. Я, кстати, значился в первой строчке ее списка кандидатов на эту роль. Смешно. Будто бы существовала женщина, способная затмить Нелли хоть в чем-то…

В самом начале моей работы эти обтягивающие наряды с разрезами и глубокое декольте выводили из себя. Я не на мясном рынке! Я управляю целым отделом в весьма успешном бизнесе и интересуюсь не сочным филеем и трахом, а качественной работой. После моего намека о возможном увольнении за профнепригодность (Карпухин бы меня послушал и выбросил бы ее за порог), Проклова вняла наконец голосу разума, забыла о бешенстве матки, стала гораздо скромнее одеваться, больше уделять внимания служебным обязанностям, а не попыткам соблазнить, сверкая прелестями (грудь, кстати, целиком шедевр пластического хирурга).

2
{"b":"851440","o":1}