После, по очереди ополоснувшись, покинули ванную. Нелли вдруг притихла после секса, не реагировала на мои поддразнивания и подколки. Вот, Доронин, твоя традиционная ложка дегтя в субботнее утро после пятничной феерии.

— И куда ты опаздываешь? — поинтересовался нарочито спокойно. Ответ был очень важным, от него зависело, покинет ли Вишневецая сегодня квартиру вообще.

Я неторопливо одевался, наблюдая за Элеонорой, сидевшей за туалетным столиком и досушивающей феном непокорные темные волны волос. В утреннем свете они поблескивали тусклым золотом, ложились ей на плечи завитками. Жена уже надела платье до колен в приятный блеклый цветочек, оставлявшее открытым спину, завязывавшееся на шее симпатичным бантом. Вот бы потянуть за его концы, спустить вниз, обнажая грудь, чтобы беспрепятственно целовать, ласкать ртом…

Выругавшись про себя, еле прогнал возбуждение. Вишневецкая просто с ума меня сводит, не женщина, а наваждение…

— Договорились встретиться с Алей, — услышал ответ, произнесенный ровным тоном. — Пройдемся с ней по магазинам, выберем что-нибудь в подарок для твоей матери.

Значит, Алька добралась до Нелли.

Я усмехнулся, покосился с сочувствием на жену, не подозревавшую, что ее ждет не только шопинг, но и допрос с применением тактики клеща.

Телефон Нелли, лежавший на туалетном столике, громко завибрировал.

— А вот и она, — протянула любимая, поморщившись, ответила на вызов:

— Да, привет, Аль…. Прости, я проспала… Хорошо. Думаю, минут через тридцать буду там… Нет, я против… — Нелли вдруг вскинула на меня пристальный взгляд. Почему это? Речь обо мне зашла? — Боже, Аля, ну что за вопрос. Мы в разводе с твоим братом… Что? С чего ты так решила?… Нет, мы не помирились. Слушай, мне надо закончить сборы и выходить. Все, пока.

Я многозначительно хмыкнул, давя смех. Алевтина превзошла саму себя! Не утерпела, по телефону Вишневецкую начала пытать. И Нелли, судя по этой вертикальной морщинке на лбу, вроде осознала: сегодняшний поход по магазинам не будет таким безоблачным, как казалось раньше. А отказаться уже никак.

Элеонора недовольно, с укором посмотрела на меня, уже полностью одетого, стоявшего у комода в ожидании ее. Прикусила губу, нахмурилась. Как ни старался прятать наползающую на лицо улыбку и жестко скручивать веселье, жена определенно раскусила меня.

— Надеюсь, это не твоих рук дело? — буркнула, вернувшись к сушке.

— Что именно? — я поднял брови в недоумении.

— Алевтина. И ее уверенность, что мы снова… встречаемся.

Заминка понравилась и не понравилась. По сути, да, мы встречаемся… Но, черт возьми, это гораздо больше, чем пятничное разделение постели. Или должно стать бОльшим в ближайшее время, достаточно с нас ада расставания.

— Я тут ни при чем, — развел руками, глядел на нее большими невинными глазами. — Честное пионерское. Ты мне скажи, куда тебя подвезти?

Нелли не торопилась отвечать. Выключила фен, сложила его провод, убрала в ящик, мазнула тушью по ресницам, блеском — по губам, затем встала, поправила пышный подол платья, подчеркивающий стройные красивые лодыжки и тонкую талию, и только после посмотрела на меня. В зеленых колдовских глазах — холодность и непреклонность.

Я сглотнул. Дерьмо. Сейчас огребу.

— Не надо меня подвозить. И, Гош… То, что ты сказал в душе… Про не увидимся неделю… — Она нервно заправила за уши волосы, потерла лоб, пряча глаза. — Ты ведь сам понимаешь: то, что происходит, абсурдно, ненормально… Опасная игра, пытка…

— Так. Стоп, — я выставил вперед ладони, буравя жену взглядом, ощущая зарождавшиеся бешенство и желание немедленно бросить ее на постель и в очередной раз доказать, как сильно люблю. — Не разбрасывайся пока словами. Я согласен, что нам надо это обсудить. Хочешь сегодня или завтра?

Тяжело выдохнув, Нелли повернулась и направилась в прихожую.

— Я пока не знаю, не определилась со временем. Но нам и правда нужно поговорить обо всем этом. Чем быстрее, тем лучше.

— Так не должно оставаться, — произнесла очень тихо, я едва расслышал.

Мы обулись и замерли друг напротив друга. Качнулся вперед, наклонившись, собираясь поцеловать ее, но Нелли отстранилась, предупреждающе уперлась ладонью в мою грудь, отвернула голову. По щеке скользнуло ее дыхание.

— Иди первым, — кивнула на дверь.

— Я словно твой любовник, — зло усмехнулся, вновь вскипая. — Нас не должны видеть вместе и бла-бла-бла.

— Так просто будет лучше, — отрезала Элеонора, отпирая замок.

Юбилей. Есть что-то в этом событии от армагеддона. Сама организация праздника уже достойна стать сюжетом какого-нибудь ситкома. А если это еще и юбилей твоей матери, не последнего человека в городе, то тянет увешаться амулетами от всего на свете и укрыться в какой-нибудь пещере.

Нет, я люблю публику, обожаю внимание, но только если оно исходит не от родни и знакомых. Девяносто процентов пожелают удостовериться, что дела у тебя идут хреново (или хреновей, чем у них), выколупывая подробности, сочувственно цокая языком, качая головой.

Поэтому в это элитное загородное стойло, именуемое «Ресторан «Лесной», где Евгения Александровна вознамерилась отпраздновать свой день рождения, явился как на ринг, собираясь валить противников ослепительными улыбками, ловкими уходами от ответов, сарказмом и завуалированными подколками.

Вот вроде бы среда, середина недели, но мать не побоялась позвать весь цвет города (кажется, даже наш бессменный мэр мелькнул где-то), родных, знакомых отца и своих. И погода еще баловала. Несмотря на начало сентября было так же комфортно, как на курорте в бархатный сезон: ненавязчиво тепло и безветренно.

Веранда ресторана, где пока собирались гости, гудела, точно взбесившийся трансформатор, разодетые дамы и господа мельтешили, здоровались-обнимались, хохотали и переговарились, я же стоял в стороне, наблюдая за действом с постной миной.

Нет, конечно, мать я не проигнорировал. Как только приехал, сразу же нашел ее, поцеловал в щеку, поздравил и поинтересовался, как там поживает мой подарок — чертов редкий сорт орхидей, который через третьи руки где-то добыла Марго. Название этих цветочков благополучно вылетело из головы сразу же, как секретарша его озвучила.

— Ой, Гошик, они такие чудесные! Спасибо огромное. Я их уже устроила, но теперь практически живу на даче, надо ведь наблюдать, чтобы все в порядке было. Твой отец недоволен, само собой, — рассмеялась мать.

— А Нелличка, представляешь, тоже мне орхидеи подарила, — подмигнула Евгения Александровна, ухватив меня за локоть. Пораженный, я застыл на месте. — Свою картину с ними. Я повесила ее у нас в квартире. Вы с ней точно сговорились! Вместе думали, что мне подарить? Может, даже работали вместе?

Мать улыбалась довольно, со знающим и гордым видом: мол, все понятно с вами обоими, но прямого ответа пока не потребую.

— Ну ты преувеличиваешь, — ответил я, приятно удивленный такому совпадению. Прямо знак свыше!

И да, мы с Нелли работаем вместе, но немного над другим. К искусству это отношения не имеет, а к подгузникам и распашонкам — очень даже.

Потом Евгения Александровна отвлеклась на других гостей, а я начал поиск жены. И с каждой минутой тревога и гнев нарастали: этой занозы нигде не было.

Я понял, что в шатком равновесии наших отношений-неотношений произошел сдвиг, еще в воскресенье, когда отправил ей СМС со смайликом и предложением поужинать если не вместе, то, к примеру, в одном ресторане за соседними столиками. Никакого ответа не последовало. Это было дерьмово, это задело, но списал все на типично женскую смену настроения. В понедельник сообщил ей, что заказал подарок для матери, и поинтересовался, как дела с презентом у нее. Вновь молчание. Во вторник уже так бесился, что послал ей больше десятка СМС с одним вопросом: «Какого черта ты меня игнорируешь?» Разумеется, ответа не дождался. И тогда отправил контрольное: «Завтра в шесть заеду за тобой, поедем на юбилей». И вуаля! Аллилуйя! «Не смей!» Замечательный, емкий ответ, доказавший, что Элеонора Вишневецкая жива-здорова и даже не заперлась от мира в мастерской, просто не желает общаться.