Как правило, в почтовом ящике царила тишина, только иногда приходили рекламные буклеты новых инициатив по сохранению редких видов животных. Или агитационные материалы об отказе от мясной продукции. «Мы научились лечить рак и СПИД, а человечество до сих пор не может договориться, есть мясо или нет», — вздыхала Кана.
После первого приступа отчаяния, следовавшего за молчанием городской администрации, Кана делала небольшой перерыв. Она читала, в последнее время что-то художественное, потому что чужие научные работы все чаще заставляли ее задумываться о бессмысленности собственных изысканий. Потом, когда трекер показывал снижение уровня стресса, она переходила к самой сложной части дня. На своём планшете она открывала самый незаметный, затянутый в самую тёмную часть экрана, файл на несколько сотен страниц текста. Ее научная работа. Ее огромное исследование, посвящённое сну и его влиянию на социальное благополучие. Кана знала наизусть каждую страницу, каждую строку. По несколько часов она могла сидеть над единственным абзацем, складывая слова в предложения. А потом тратила еще несколько дней, шлифуя полученный текст, подгоняя слова друг к другу, как фрагменты мозаики. Это была долгая и кропотливая работа, и Кана ненавидела ее почти также сильно, как любила. И этой крошечной разницы между двумя чувствами было достаточно, чтобы учёная изо дня в день открывала текст и изо всех сил старалась довести его до совершенства.
Во время работы над монографией датчик стресса и пульсометр несколько раз достигали критических значений. Кана выпивала несколько графинов кофе, потом медитировала, чтобы унять тахикардию. Затем делала перерыв: проверяла почту и читала новости. И то, и другое вызывало новый всплеск отчаяния, так что обычно, где-то в пять часов, девушка оказывалась лежащей на полу. Она обнимала прижатые к груди колени и неизменно спрашивала себя, а зачем ей, собственно, это все нужно. Эти исследования, путешествия и попытки влезть в засекреченные базы данных. Можно же было просто рисовать абстрактные картины и говорить, что это Искусство до тех пор, пока остальные в это не поверят. Или придумать сюжет для проходного веб-сериала про врачей и затянуть его сезонов на двенадцать. Из всех возможных вариантов она выбрала самый сложный путь и зачем-то шла по нему.
Потом она умывалась и, если появлялись планы на вечер, отправлялась в центр. Теперь же Кана словно стала тенью в собственном доме. Ей бы очень не хотелось, чтобы Дези или Рем увидели ее лежащей на полу в шаге от кофеиновой комы. А работать над исследованием она вообще не решалась в присутствии посторонних. Казалось, достаточно одного чужого взгляда на ее текст, и всему миру станет известно, что из-под ее пальцев вышло самое нелепое и бесполезное исследование. В общем, теперь Кана шаталась по дому, старательно исполняя обязанности хорошей хозяйки: незаметной, но вездесущей. Получалось не очень.
В первую очередь потому что любопытная Дези находила ее везде. Она очень серьезно отнеслась к отведённой ей роли ассистентки доктора Хикари. Даже выпросила у Рема планшет, чтобы вбить в поисковике существующие научные работы своей «наставницы». Кана сделала вид, что ей приятно такое любопытство и останавливать девушку не стала. Об этом она пожалела уже через несколько часов, когда Дези, с ее живым умом, составила примерное понимание работы учёной и начала предлагать свою посильную помощь.
— Ты, значит, хочешь узнать, как мы в Нижнем городе живем? Круто-круто, тебе попался настоящий эксперт. Я знаю все, могу ответить на любой вопрос. Вообще на любой. Только сформулируй его как следует, а то я как начну болтать, меня хрен заткнешь.
— О, правда? Надо будет принять к сведению.
Где-то в углу то ли хмыкнул, то ли усмехнулся сливавшийся с мебелью Рем. За несколько дней, сожительства он облюбовал одно из кресел и большую часть времени проводил либо в нем, либо в комнате.
— А запись будет? Как в интервью? Мне можно будет не указывать какие-то имена и места? А то ртом будут траблы, ну… всякого характера. С этими штуками, — она махнула рукой с новеньким трекером. — и так жизни нихрена нет. Ну хоть микрофоны из них все-таки убрали.
— Посмотрим.
Дези и такой ответ устраивал. Она тут же находила новую тему для разговора. То рассказывала о себе, то расспрашивала Кану о ее жизни на Островах. Учёная отвечала неохотно, больше в попытках свести разговор на нет, при этом не показавшись невежливой. Наблюдавший за их общением Рем только хмыкал. Складывалось ощущение, что Дези пыталась выболтать Кане все, что не мог выслушать уставший после работы брат. Хотя тут и он получил свою долю информации из уст Дезире. В первый день она в подробностях пересказывала ему свое задержание и пребывание в местном участке полиции в течении часа, а то и больше.
В какой-то момент взгляды Рема и Каны встретились. В тёмных глазах учёной застыла стыдливая, превозмогающая всякую гордость, мольба о помощи. Дези нужно было придумать занятие. Срочно. Рем понимающе кивнул.
— Дез, а у тебя не осталось контакта нашего барахольщика? Может, через него получится достать старый мобильник, чтобы позвонить Тай и передать весточку?
Дези неохотно оторвалась от своей собеседницы и бросила на Рема недовольный взгляд, кричавший: «Ну ты и зануда».
— Ты хочешь, чтобы я к нему сгоняла?
— Я этого не говорил, но идея хорошая.
— Да какого хрена?! Почему сам не пойдешь?
— Потому что Габриэль сказал мне сидеть тут и не высовываться.
Дези надула губы и скрестила руки на груди, посмотрела на Кану в поисках поддержки. Но ученая уже давно выбрала сторону.
— Если ты захочешь отправиться в центр, то у меня тоже будет к тебе небольшое поручение, — улыбнулась она мягко, невинно. — Нужно забрать кое-какие вещи из универмага.
Она даже продемонстрировала Дези список покупок на своем трекере. Девушка окинула его быстрым пристальным взглядом.
— Триптофан, мелатонин… сахар? Странный набор, — недоверчиво нахмурились она. Кана удивлённо вскинула бровь.
— Знаешь, зачем это все нужно?
— Ну, первые два — да. Они на сон влияют, — довольно улыбнулась Дези. — Моя мама… ну, то есть наша, была врачом в Верхнем городе.
— Точно, ты говорила. Тогда… сможешь забрать их? Они мне нужны для практической части моего исследования.
— А эксперименты будут? Мне можно будет ассистировать? Я даже готова быть подопытной.
— Посмотрим, — улыбнулась ученая. Дези тут же как ветром сдуло. Она унеслась вверх по лестнице, а через секунду вернулась, уже наряженная по моде Верхнего города.
Рем хотел напомнить ей про телефон, но сестры уже и след простыл. Хлопнула дверь.
Опустилась блаженная тишина. Было слышно, как неторопливо вальсирует в лучах рассеянного электрического света пыль, оседая на полу. Кана и Рем смотрели друг на друга, как два заговорщика, старающиеся не вызывать подозрений.
Часы отпикали полдень, и поставленная на таймер кофеварка, бурча и шипя, принялась за работу. Кана поднялась, спиной чувствуя взгляд Рема. Молодой человек по ее просьбе перестал пить «витаминки», но в результате в нем открылась огромнейшая страсть к свежесваренному кофе, хоть он и старался держать себя в руках Один раз Кана даже застала его пьющим бодрящую жижу прямо из графина. Судя по отточенности движений, делал он это не в первый раз.
— Она очень славная, твоя сестра, — бросила Кана через плечо, в надежде простой ремаркой пробить неловкое вязкое молчание.
— Кто б спорил, — хмыкнул Рем. Он вывел на планшет материалы и хаотично бегал по ним глазами. Как он ни старался, уловить суть не получалось: все выписанные формулы и алгоритмы плясали перед взглядом и распадались на символы. По отдельности понять он их мог, но когда он пытался нанизать их на одну строку, получалось месиво. Рем вздохнул, отложил планшет и надавил пальцами на закрытые глаза, пока перед взором не поползли цветные пятна.
— Вы хорошо общаетесь? — спросила Кана. Рем удивленно на нее посмотрел, так что на секунду девушка стушевалась. — Ну… не ссоритесь? У меня просто нет братьев и сестер, я не знаю… Но у моих знакомых, у кого есть, там по-разному.
