— Я понял всё, кроме Суттаа́к. Что это означает? — я даже не старался скрыть сарказм.

— Это же… — от удивления Кагата перестала плакать. — Это же племя…

— Я знаю, что это племя Синего Аиста. Что остальное-то значит, а? Знаешь, что я услышал? — мне настолько осточертело это шоу вечной истерики, я решил вообще не давать орчихе возможность сказать хоть единственное слово. — Не знаешь? Великая просветительница Кагата, кто-то там из племени Руссу́ут, сказала следующее: «Ну, Суттаа́к, ду».

— Я…

— Ну-у, — я махал головой, — Суттаа́к, ду-у-у!

Кагата прыснула сквозь слёзы и согнулась, не то от подступившего смеха, не то от новой порции слёз. Через минуту Кагата успокоилась и посмотрела на меня ещё влажными глазами, но без новых слёз.

— Я хотела сказать, что… Что рассказала о твоём ритуале сильнейшему воину племени Суттаа́к, и его вождю, и шаману.

— То есть своему мужу, Аркату и его жене?

— Да. Прости меня, — Кагата жалобно посмотрела мне в глаза. — У меня не было возможности противиться.

— То есть тебя заставили?

— Да, — ответила орчиха и её плечи опять задрожали от накатывающих слёз.

— Ну и тогда какой смысл на тебя злиться, если ты не виновата?

— Но я…

— Вот ответь мне: кто из нас двоих дурак? Это могу быть я, потому что обижусь за то, что у тебя просто не было выбора. Или это ты, потому что думаешь, что я могу обидеться за то, что у тебя просто не было выбора.

— Я не смогла сдержать своё слово!

— Ну не сдержала и не сдержала, чего плакать-то? Да и в том ритуале ничего секретного не было.

— Но я…

— Ты лучше вот что скажи: с моими конечностями ты никак не связанна?

— Нет! — яростно крикнула Кагата, в глазах её читалась какая-то решительность. — Я увидела тебя таким на следующий день, как ты уснул!

— Но ведь ты са…

— Почему ты так резко уснул?

Это что за выкрутасы? Только что она рыдала в три ручья и едва не землю грызла, умоляя её простить, а вот теперь смотрит на меня, как встречающая дома пропойцу мужа жена. В засаленном халате, с бигуди на голове и со скалкой в руках; а от него за одну версту несёт перегаром и за три версты — пропавшей зарплатой в ближайшем кабаке.

— Так. Сначала встань, отряхнись и сядь на табуретку. И расскажи, что произошло, когда я уснул.

Кагата попыталась встать, но её ноги затекли, подвернулись, она стала падать. Я едва успел подставить морду. Орчиха ухватилась рукой за мой повреждённый нос, и я чуть не заорал от боли. Она сразу же приняла устойчивое положение и принялась просить прощения и всячески спрашивать о моём самочувствии. Пришлось выкрутить тумблер «Крутость и Альфа-Самцовость» на полную и гордо заявить, что вообще ничего не почувствовал, ибо веса в девушке меньше, чем в домашней кошке. На столь необычное сравнение Кагата радостно улыбнулась, наконец-то уселась на табуретку и начала рассказ.

В тот день Кагата сильно перепугалась, когда канал мыслеречи резко оборвался. Но ещё больше девушка перепугалась, когда я уткнулся носом в землю и даже не шелохнулся. Бедняжка решила, что я умер — но вспомнила, что настало время «сна».

Вернувшись в главный шатёр, где проходил праздник, Кагата весь вечер исполняла роль жены будущего вождя: сидела рядом с нынешним вождём, молчала и не притрагивалась к еде и питью. Одним словом — исполняла роль живой табуретки. Лишь по окончанию пира, когда все разошлись и Аркат с детектором остались наедине с Кагатой — только тогда она сообщила о произошедшем. Но вождь и Нуака никак не отреагировали, ведь древнейший их предупреждал. Они отправились спать, оставив Кагату и других молодых орчих прибираться.

На следующий день, когда Кагата практически ночью пришла исполнить свою обязанность — она увидела, что я был не в порядке. Шатёр никто не охранял, но это не редкость.Бывало, сильнейший воин сменялся другим воином и шатёр оставался без присмотра на несколько минут, ведь он прекрасно просматривался со всех сторон лагеря.

Кагата побежала за Аркатом и указала на мои увечья. Тот, естественно, возмутился и приказал найти сторожившего меня молодого воина. Но его так и не смогли найти, как бы долго не искали. Поиски осложняло то, что он прошёл только первый обряд преображения и его способность к орочьей мыслеречи могла покрыть лишь короткое расстояние.

Потом было собрание между Аркатом, Нуакой, Кагатой, её мужем и ещё несколькими сильными воинами. Все решили, что произошедшее — проделки воинов из племени Серебряного Орлана. Они приехали с торговыми телегами и участвовали в попойке, но после их никто не видел, как и их лошадей. Вождь предположил, что они прокрались ко мне в ночь после пира, а прошедшего через один этап преображения молодого воина Суттаа́к четыре воина Са́антак погубили с лёгкостью. Скорее всего, они просто утащили с собой его тело.

На мой вопрос, почему их никто не помчался искать, Кагата предельно честно ответила, что бесполезно пытаться догнать в прериях дитя Мкаату́х, скачущее на даа́мат ну Мкаату́х. На посланниках воли первородных почтенных зверей, в основном — это кони, но бывают и редкие исключения.

На следующий вопрос, почему никто не обратил внимание, что целый день шатёр был без присмотра, Кагата ответила с не меньшей честностью. В тот день все были заняты подготовкой к празднику вознесения, и всё племя находилось в дальней части лагеря. Ранним утром Кагату практически вырвали из-под одеяла и сразу потащили на работы. Она окончательно проснулась лишь добравшись до края лагеря, где уже собрались все орки из Суттаа́к.

Дальше Кагата рассказала о решении, принятом на собрании. Все согласились, что этот очень досадный инцидент ударит по нашим отношениям: ведь орки допустили, чтобы кто-то навредил мне. Было решено заменить охранявших меня воинов на шхуу́с ну шаттаа́. Вот тот самый магический инструмент с непонятным свойством: «Сигнальный контур». Правда, поначалу смысл фразы ускользал от меня, но многое прояснили слова, что контур настроен только нынешнего и будущего вождя плени, на Нуаку и Кагату, и только они могут зайти ко мне, не потревожив контур и он не запищит.

Под куполом шатра теперь висело деревянное блюдце, а к светильникам на обруче добавились горизонтальные дощечки, ровно в стыки между куполом и двумя соседними стенками шатра. Такие же дощечки оказались в каждом из углов шатра внизу, с маленькими камушками бледно-синего цвета. Зуб ставлю, что этот «Cигнальный контур» заорёт благим матом, если попробовать улизнуть. Но крайне странно, что я их из не заметил, ведь одна из нижних дощечек находилась практически в метре от подушки. Скорее всего, я настолько привык к этому в край опостылевшему шатру, что на подсознательном уровне не заметил изменений.

Закончив рассматривать ближайшую дощечку и лежащий на ней камушек — я попросил Кагату продолжить рассказ, но часть про контур была его финалом. После инцидента жизнь в племени шла своим чередом: орки готовились к празднику и потихоньку подготавливали жилища к зиме, сильнейшие воины тренировались и сидели в главном шатре, а вождь с женой руководили.

А Кагата помогала обрабатывать шерсть, подносила материалы для утепления жилищ, участвовала в готовке еды, таскала какие-то вещи с одного конца лагеря к другому, прислуживала во время ужина, или же брала коня, запрягала его в телегу и шла с ним за водой за десять километров. И каждый вечер Кагата навещала меня, проверяя, что со мной всё в порядке и не проснулся ли я. В тот день, когда был установлен сигнальный контур, появилась эта маленькая подушечка.

— Спасибо, что рассказала о произошедшем. Ты успокоилась?

— Да, я спокойна. Скажи, — девушка строго посмотрела на меня, — ты не мог подождать и не засыпать так сразу?

— Я же рассказывал, что…

— Я помню. Я помню, — с грустью повторила Кагата. — Неужели твой сон насколько внезапен?

— Да. Я могу лишь догадываться, когда наступит время. Но когда точно, я не скажу, — Кагата закивала и опустила глаза. — Кстати, насчёт того, что ты говорила перед тем, как я уснул. Ты тогда…