Вопрос про богов других рас всё ещё открыт. Всё же в мире существует семь рас и, собственно, должно быть семь различных существ для поклонения. Троих из них я знаю, так что осталось узнать остальных. Интересно же! Ведь если я принадлежу к виду божественных существ, то это поглаживает моё чувство собственной важности. А если учесть, что драконы всё ещё существуют, то и другие существа мо…

Я едва не подскочил от ужаса, благо случайно дёрнул сломанной ногой: порция внезапной боли успокоила воспалённое сознание. Эта же боль помогла остыть и успокоиться.

Если драконы всё ещё существуют и могут принимать форму тел своих подопечных, то и боги других рас тоже живы и способны на подобное. А раз так, то на орочий ритуал заглянет кто-то из Мкаату́х и обрадуется, увидев старого врага.

И хоть расклад не самый лучший, но по крайней мере меня до весны не убьют. Орки же будут ссаться кипятком от счастья, когда их божество увидит меня живим. Наверно, ритуал преображения заключается в том, что орочий бог самолично потрошит своего врага, окропляя орков тёплой кровью и изменяя их тела.

Вопрос: сколько всего драконов изловили орки и им подобные твари? Если в ритуале преображения нужна кровь дракона, а орков минимум несколько десятков тысяч — то моих сородичей явно отлавливают в промышленных масштабах, и не только орки.

Расположившись на земле и закинув голову на подушку, я продолжал размышлять об увиденном. Лишь один раз я отрывал голову от подушки и прерывался, чтобы прояснить одну мысль. Она была связана с датой следующего приступа скверны.

Осталось ровно двадцать дней до восьмидневного провала в бездонный скверный омут. За отведённый срок следовало исцелить хоть один перелом, иначе можно очнуться и увидеть, что переломы то же выкручены в разные стороны.

К шатру приближались шаги. Мана и выносливость полностью восстановились, так что оставалось лишь гордо ожидать неизбежного. Полог шатра медленно отодвинулся в сторону. Один за другим зашло трое орков. Такие, каких нам показывала мама.

Высокие. Один из них чуть ниже двух метров, второй практически в два метра с четвертью, а третий между ними. У двух из них широкие спины и плечи, а под шерстяными одеждами бугрились очертания огромных мышц, особенно на самом высоком.

Глубоко посажённые карие глаза смотрели на меня с едва скрываемой ненавистью. Квадратные челюсти сжимались, поигрывая мышцами. Но края челюстей словно сточены напильником в тщетной попытке создать острый подбородок. У самого высокого орка не было широких и длинных зубов, выглядывающих из-под губ, но вот у остальных такие зубы были. Их густые и чёрные смоляные волосы собраны в хвосты и в косы.

На тёмно-зелёной и серо-зелёной коже лиц то тут, то там нанесены витиеватые татуировки, похожие одновременно и на очертания зверей, и на различные спирали. Больше всего татуировок у самого низкого орка, выделявшегося от двух других не только гнилым запахом изо рта, но и широкой обвислой грудью, вскормившей с десяток детей.

Нуака, Аркат и муж Кагаты встали передо мной. Пока они разглядывали меня, я разглядывал их. Заодно понял, что до сих пор не знаю имя мужа Кагаты, но мне безразлично имя накачанной стероидами двухметровой твари. Особенно учитывая, что за его широкой спиной виднелась рукоять топора.

Перебросив канал мыслеречи к вождю — я приготовился к тяжёлому разговору. В ближайшее время решится моя судьба и только от меня зависело, как проживу оставшиеся до весны дни. И проживу ли вообще.

— Здравствуй, Аркат.

— Приветствую тебя, древнейший.

Аркат даже не подумал поклониться или выказать наигранное почтение. Хотя, больше всего меня интересовало другое: где Кагата? Вчера во время праздника она пришла ко мне, но где она сейчас?

— Благодарю за вчерашнее угощение. Было вкусно, — я как можно крепче опёрся на локти. Мой глаз был на уровне глаз сильнейшего воина племени. Тот постарался улыбнуться, но лишь скривился в злорадном оскале.

— Мы рады, что смогли угодить тебе. Скажи, древнейший, твоё зрение восстановилось и разум не застилает слабость?

— Да. Вижу вас троих прекрасно. И слышу.

Даже трёх фраз не сказано, а я уже начинаю злиться от этого фарса. Надо переходить к основной теме, притом делать это первым: нельзя давать оркам преимущество.

— Закончим с любезностями, Аркат, перейдём к делу, — все трое орков злобно прищурились. — Мы сегодня должны договориться о сделке. Вы мне — еду, я вам — свою кровь.

— Древне…

— Осталось лишь узнать сколько именно крови я дам вам, и за что.

Перебив вождя, я размял тело и покрутил искалеченной ногой так, чтобы вывернутый сустав был виден всем и каждому. Это не осталось без внимания: муж Кагаты дёрнулся, а Нуака на мгновение сжала кулаки.

— Да, древнейший. Именно за этим мы собрались здесь, — в спокойном голосе Арката были недобрые нотки. Не злость и ненависть, но какое-то торжество.

— Тогда начнём, или же мы ждём Кагату? Кстати, где она?

— Кагата не сможет посетить нас, но это не должно волновать древнейшего.

— Это меня не волнует, — я врал, в сердце поселилось чувство, что Кагату убили. Мои чувства уловил детектор лжи и орчиха едва заметно дёрнула головой. — Начинай, вождь. Я слушаю твои предложения.

Аркат промолчал. Спустя секунду в шатёр зашёл орк и поставил передо мной ведро с водой. Её был так много, что она перелилась через край. Если орки хотели, чтобы я заменил воду кровью, то после этих десяти литров моя жизнь закончится если не на первом ведре, то на третьем уж точно.

— Ты очень любезен, но я не хочу пить, — голос мой сквозил сарказмом. Все три орка дёрнулись, на микросекунду в их глазах вспыхнул огонёк злобы.

— Нет, древнейший, это ведро предназначено для другого, — вождь говорил с наигранным заискиванием. — Это ведро мы бы хотели наполнять твоей кровью каждый месяц…

— Чтобы через три месяца я сдох как пёс шелудивый, так?

— Но ведь это не должно доставить проблем для тебя, древнейший.

— То есть вождь племени Суттаа́к, что впервые принимает на своих землях древнейшего, точно знает, сколько слитой крови не доставит проблем?

— Нет, не знаю, — с едва заметной злостью в голосе ответил вождь. — Но в прошлый раз мы получили в два раза меньше этого, и ты не ощутил проблем.

— Ощутил. Это слишком много.

— Сколько древнейший может отдавать нам крови?

— Ты до сих пор не сказал, что я получу взамен.

— Но ведь древнейший сам сказал, что это количество для него смертельно.

— А ты озвучь. Хотя…

Я наклонил голову так, чтобы орки видели повреждённую часть морды. И облизнул кости челюстей израненным языком. Закончив показушную процедуру личной гигиены, повернулся обратно к ошарашенным оркам и продолжил:

— Ты говорил про ведро в месяц, так? — Аркат ответил утвердительно, всё ещё находясь в некой степени шока. — В месяце тридцать дней, а за прошедшие двадцать восемь я получил двенадцать баранов за полведра…

— И за часть твоего хвоста.

— За часть хвоста я получил шатёр, а также услуги лекарей и животных, чьими жизнями восстановился после заражения. Или я что-то напутал?

Взгляд вождя был наполнен чистейшей яростью, а на ходячий детектор лжи аж трясло. Лишь муж Кагаты был спокоен.

— Нет, древнейший ничего не напутал. — Аркат едва не лопнул от злости. Мне хотелось торжествовать, но и эта злость могла быть фарсом.

— Значит, раз ты хотел получать в месяц ведро моей крови, то хотел отдать двадцать четыре барана?

— Нет, — ответил Аркат, а орчиха резко повернулась и грозно на него посмотрела. Тот ответил тем же. Вдруг они резко посмотрели на высокого воинам. Спустя микросекунду они словно вспомнили, что ко мне вернулось зрение: встали ровно, а на их лицах невозможно было прочесть ни одной эмоции.

— Мы хотели предложить тебе другие жизни. И я заверяю, что каа́рракт ну га́аг принесёт тебе не меньшую пользу.

— Так не молчи, предлагай, — сказал я, вспомнив значение этой фразы. Так орки называли жертвенных животных.