Рутифакторы же изучают порченые предметы. Они смотрят на то, как исказились изначальные свойства под воздействием порчи, как их очистить и так далее. И, конечно, всеобъемлющие изучение детей скверны. Одна из тех двух дверей должна вести в темницу, где содержатся до восьми или до десяти лет троптосы, чтобы быть проданными в рабство. При условии, что ребёнок выживет и на нём не будут ставить те или иные опыты и эксперименты.

Но главное — магос отчитывается о своих исследованиях и перед академией, и перед церковниками. В Эльбене Хубар именно тот, перед кем мне нужно отчитываться. И я, скорее всего, не отвертелся бы от такого приказа.

— Зачем? — смысл словно про ребёнка ускользнул от меня.

— Что «зачем»? — Хубар наигранно передёрнул мои слова.

— В чём смысл его растить до совершеннолетия?

— Чтобы прояснить несколько моментов.

— Это связано с фаршем, которым я кормил Лину?

— Да, это одна из двух вещей. Ты же предполагаешь, что основа у него так или иначе завязана на хищнике?

— Более чем уверен, что эти полукруглые уши от медведей, либо барсуков.

— Вот и проверилась бы эта смесь.

— Что второе?

Хубар достал из маленького шкафчика бумажные листы и протянул их мне.

— Они пришли из собора Кафдории. Магосы входят в круг лиц, которым дозволено ознакомится с результатами экспериментов. Эти три из самых свежих.

Я не сразу смог определить, что всё-таки изображено на рисунках, пришедших из центрального здания Всеобщей Церкви на северном материке. Хоть они и нарисованы без помарок и клякс, но их явно рисовала нетвёрдая рука.

Гротескные фигуры сливались в единые куски неопределённого вида. Странные сочленения конечностей, голов и тел все возможных живых существ вызывали у меня непонятные ассоциации с летающими осьминогами. Но я точно помню, что у тех существ было какое-то рациональное объяснение. Но в этих рисунках ничего не было видно, кроме хаоса. Только после нескольких минут внимательного изучения я наконец-то различил отдельные детали… Лучше бы я этого не делал.

На первом рисунке было изображено существо, тело которого отдалённо похоже на тело маленького ребёнка. Но пять ног разных размеров, торчащее из груди крыло, три левых руки и не одной правой — отрицали все мои догадки. Голова же вообще была как бы сплюснута, сдавлена от макушки до подбородка практически в три раза.

Второй листок изображал ещё более причудливое существо, которое можно было спутать с пауком и комаром одновременно. Странный длинный отросток на голове, раздутое тело и огромное количество рук — всё это наводило именно на эту мысль.

Последний рисунок я так и не смог разобрать и Хубару пришлось показывать, что и где на нём изображено. Делал он это с чувством неподдельного интереса и энтузиазма. Но недолго. Я прервал его, как только он показал на центральную часть существа и сказал, что это вроде как голова, а один из ртов находится между козьей ногой и птичьим крылом на правой стороне этого объекта.

— Что это за существа?

— Дети скверны, — Хубар взял обратно листки, — точнее, дети детей скверны.

— Дети детей? Что это озна… Стой, то есть это…

— Первый рисунок. Отец — человек, раб. Мать троптос, равнинный эльф и основа от птиц — у неё перья покрывали весь живот и почти все ноги. Основа была закрыта и в свои пятнадцать лет она уже практически не двигалась. Им отдали приказ, и они сношались в течение месяца, пока у троптоса не появились признаки беременности. Она кое-как дожила до родов, но умерла практически сразу. Это, — Хубар потряс в воздухе первым листком, — умерло через три дня после своей матери. На втором рисунке результат похожий, но там отец — троптос, дворф с закрытой основой, а мать — раба из людей.

— На последнем рисунке кто?

— Дитя детей. В прямом смысле этого слова: и мать, и отец — троптосы с закрытой основой.

Обдумывая всё услышанное и увиденное, я раз за разом приходил к одному и тому же выводу: передо мной сидит наглухо поехавший человек. Я, конечно, понимаю, что изучать детей скверны надо: но не подобным же образом⁈ С каждым прожитым годом, с каждым пережитым случаем, я всё больше и больше убеждаюсь, что всех рутифакторов беды с головами. Зуб даю на то, что они нашли бы общий язык с любителями печей и брёвен из моего старого мира.

— Это очень интересные эксперименты над живыми разумными, Хубар, — я даже не старался скрыть сарказм в голосе. — Но где связь между этим всем и другим твоим пунктом.

— Всё просто. Тебе всего лишь надо было бы вырастить это существо и скрестить его и твою эту самую Лину.

Я моментально подавил накатившую ярость и внешне остался таким же спокойным. Лишь мысленно поклялся, что оторву голову этому утырку, если он только осмелится подобный фокус провернуть. Одно радовало — если под обстоятельством подразумевался тот благородный, тело которого наверняка успели сожрать и переварить, то Хубар уже ничего не сможет сделать. Надеюсь, что не сможет: Бриан завершит свою часть плана и вечером многое что изменится.

— Но есть какое-то обстоятельство, которое уберегло меня от этой участи, так?

— Да. На это существо уже нашёлся тот, кто возьмёт на себя хлопоты по его выхаживанию. Настоящий смельчак, ведь нет гарантий, что основа раскроется. Тем более нет гарантий, что это существо вообще выживет.

— Наверно, смельчак не в курсе, с чем ему придётся иметь дело.

— Этот недостаток с лихвой компенсируется энтузиазмом и неподкупной ненавистью ко всякому проявлению скверны, — Хубар на секунду замолк и тихим, задумчивым голосом произнёс: — Всё же было недопонимание у нас.

— Какое недопонимание у нас было?

— Я не про тебя, не подумай. Я про смельчака.

— Что с ним не так?

— Всё в порядке. Просто он не внимательно слушал, когда я объяснял, что ребёнка будет выкармливать наша невольница — чтобы шансов на выживание у этого существа было как можно больше. Не подумал бы он, что я собираюсь продать её в рабство.

— И это всё недопонимание? Пошли за ним кого-нибудь и ещё раз всё обсуди.

— Он сам придёт, когда вернётся с осквернённого луга.

— Один из авантюристов?

— Нет, только ступает на этот путь. Но хватит о нём. Или же ты наконец собрался сам занятья этим ребёнком?

— Не думаю, что решусь на подобное.

— А ты подумай. Если проблема в количестве разрешённых рабов, то я смогу помочь. Не бесплатно, но за пятьдесят золотых продам документ на владение дополнительным рабом.

— Заманчивое предложение, но не подумаю. К тому же не забывай — я не сижу на месте, в отличие от тебя.

— Последние полтора года уж точно.

— Хубар?

— Ты был занят этой своей Линой, я понимаю.

— Давай заканчивать наш разговор. У меня ещё есть дела, да и ты человек занятой. Когда заберут ребёнка?

— Тебе придётся самому его принести сюда.

— И почему я не удивлён?

— Потому, что это было ожидаемо.

— Даже спорить не хочу. В день праздника передам его, до обеда.

— Остановимся на этом. Только постарайся как можно раньше его привезти. Лучше будет, если успеешь до десяти часов.

Наконец завершив этот разговор, мы направились наверх. Проходя по извилистому коридору подвала, к Хубару подошла девушка из той троицы, с короткими волосами. Она сообщила, что указание исполнено. Когда она отошла, трихтих произнёс:

— Было ещё одно обстоятельство, которое могло помешать. Но оно только что решилось.

— Что за обстоятельство?

— Ты сегодня заходил к своим?

— Планировал сейчас пойти. А что?

— Непременно иди. Лучше сразу, а то многое пропустишь, — сказал он и хитро улыбнулся.

Оставшийся путь мы проделали молча. Поднявшись в главный зал, Хубар нацепил обратно маску усталости и на церковный манер попрощался со мной. Я ответил ему тем же и направился на выход под пристальным взором всех, кто был в зале.

Разговор с Хубаром морально добил меня. Что слова про Лину, что про эксперименты — они отвратны! И это намёк: к чему он? Неужели Хубар, если слова Лудика правдивы, действительно избавился от подкинутого в церковь ребёнка и отдал его ксатам? Но ведь он должен быть в курсе, что всё это лишь байки для простого народа. Или он уже сам уверовать в чушь, произнесённую сто раз? Ладно, хрен с этим фанатиком — надо убраться подальше от церкви.