— Попрятались, гады, — заключил Кнут, — сворачиваемся. Больше никого пока не найдем.

К этому времени, начав с Ормбурга, парочка уже три месяца путешествовала по городам и небольшим замкам страны. Сейчас же они находились во втором по значимости городе, носившем название Хогборг. Город находился на западе, на берегу, омываемый волнами Серого моря, и славился своей библиотекой, хранилищем всех знаний человечества с незапамятных времен.

Удивительно, но именно в библиотеке были обнаружены сразу пять вампиров, что наводило на неутешительные мысли. Все они были серыми незаметными служителями, подбиравшими для читателей книги по запросам. Было ясно, что годами, если не десятилетиями и столетиями вампиры добывают людские знания, и чего теперь стоила оборона Смородины, была ли она хоть сколько-нибудь надежной — приходилось только гадать.

Так, от скуки сделанные Ормаром наблюдения за своим отрядом привели к тектоническим сдвигам во всей людской жизни. Мальчишка был отправлен обратно в Золт восполнять потерянное в поисках вампиров время за усердными тренировками и превращениями. Сам же магистр помчался с докладом в столицу Братства Орма, и вскоре после этого поменялось всё.

Уже через месяц начали менять печати на Смородине, как огненные, так из земляные, в систему обучения учеников магии вносились невиданные изменения, причем сначала надо было переобучить самих учителей. Ехавшая уже столетие по одной и той же колее государственная машина пришла в движение и стала разворачиваться, трясясь и кряхтя, с неизбежными провалами и тупиковыми направлениями.

Ормару было семнадцать к этому времени и он достиг совершеннолетия по принятым в его мире обычаям. С момента перестройки всей людской обороны пребывание на Смородине из скучного и понятного ритуала превратилось в смертельно опасное предприятие. Нечисть правильно поняла, что выведанные за десятилетия секреты скоро перестанут быть актуальными и перешла в решительное наступление.

Ормар научился обращаться в сокола и теперь летал вдоль Огненной реки, на дальних подступах замечая орды нечисти, что помогало сдерживать их. Но людская оборона трещала по швам. В облике птицы Ормар не мог пребывать достаточно долго и, измотанный, он забывался тяжелым неспокойным сном, опасаясь, что пока будет спать, нечисть всё же прорвется и застанет его врасплох. Порой он даже корил себя за ту блажь с пересчетом участников его отряда, приведшей к таким последствиям. Но что сделано — то сделано.

В то утро, уставший и разбитый, Ормар проснулся с тяжелым предчувствием надвигающейся беды. Всё тело его болело от постоянных превращений. Казалось, что и на душе образовались незаживающие синяки и нарывы от смешения человеческой сущности с птичьей и мертвячьей.

В их небольшой крепости было множество воинов и магов, все такие же усталые, многие раненые, но не ушедшие в тыл, потому что обороняться было некому. Волна за волной нечисть накатывала на Смородину, разрушая печати, которые не успевали латать огненные маги, измочаленные постоянными выплесками силы.

— Тревога! Тревога! — раздался встревоженный голос, и Ормар вскочил на ноги, наскоро оделся и прихватил любимую совню, которую, впрочем, редко когда использовал в последнее время.

Взбежав на невысокую башню, парень увидел, что бой идет совсем близко, в самой реке Смородине. Не поверив глазам, он взглянул направо и налево от места битвы. Огненная река больше не была огненной — лишь вдалеке по обеим сторонам плескались огненные волны. А перед ним — лишь застывшая серая и коричнева лава. Это значило лишь одно — орды нечисти могут свободно перейти и затопить мир людей.

В неразберихе, казалось, каждый действовал как мог. И Ормар побежал вперед, к реке, крича, чтобы дали ему дорогу, на ходу обратился в зомби, врезаясь в самую гущу напиравших мертвяков. Те не обращали на своего собрата внимания, и он мог легко протыкать и отрывать им головы, не встречая никакого сопротивления.

Одновременно Ормар боролся с сильнейшим приказом от высших мертвяков. Судя по силе внушения, их был тут не один десяток. Но добраться до них не было и никакой возможности, и никакого смысла — если только тут же погибнуть, не выдержав их совместного удара. Поэтому Ормар-зомби отчаянно выкашивал одного мертвяка за другим.

Где-то рядом с ним бился Эйнар, не отстававший в эффективности уничтожения нечисти от своего товарища-недруга. От него одного из всех бьющихся с нечистью людей он чувствовал исходящую в свою сторону ненависть. Но похоже, что высшие мертвяки всё же заметили странного зомби, не подчиняющегося их приказам. Сначала вяло и будто неохотно ближайшие к Ормару зомби стали оказывать ему сопротивление, перестав подставляться.

Но вот они начали по-настоящему сражаться с ним, и тут уже Ормар начал пропускать удары от когтей мертвяков. Увлеченный битвой и спасением своей жизни, бьющийся посередине Смородины, парень забыл про Эйнара. И тут сильнейшая боль пробила его бедро, в которое воткнулся его меч. Взревев от боли, он увидел в глазах и чувствах парня торжество, сознание своей победы и гибели противника. Сделав свое черное дело, Эйнар тут же отбежал подальше, на ходу рубя мертвяков.

А Ормар, припадая на одну ногу, уже с трудом мог противостоять всё больше разъярявшимся на него зомби. Они уже полностью восприняли команду своих предводителей на уничтожение странного зомби, и целой толпой навалились на него. Ормар, отчаянно отбиваясь, уже пропускал не только удары когтями, но и укусы зомби. Один, окруженный со всех сторон врагами — воинам было не до него, да и трудно, пожалуй, было разглядеть в горячке боя какое-то странное поведение мертвяков на застывшей, когда-то Огненной реке.

Пропустив очередной удар когтистой лапой, Ормар, не выдержав, опустился на одно колено. И так не самый высокий, теперь он целиком находился под лавиной мертвяков. Стало ясно, что это конец. Но отчаянное стремление жить подсказало ему выход, на который раньше он никогда бы не решился. Собрав остатки мужества и внимания, Ормар представил простор полета. Мгновение, другое — и волна зомби над Ормаром обвалилась вниз, а юркий сокол, окровавленный и израненный, чудом найдя щель в непроходимой толпе, взмыл вверх, к солнцу.

«Ритуал несчастного случая означает, что посвященный сможет жить сколь угодно долго, если будет забирать чужие непрожитые жизни». От бесстрастности и делового тона, которым была написана инструкция, а иначе назвать это было нельзя, у меня до сих пор волосы поднимались на голове.

С тех пор, как я лежал под яблоней в заброшенном кремлевском саду и впервые осознал, что именно два кота выкрали в доме бабы Нюры, прошло два года. Удивительно, но за это время мало что поменялось. Мы так и не поняли, узнала ли старушка про налет на ее дом и пропажу документов. По крайней мере, в ее отношении к нам ничего не изменилось.

Мы так и продолжали собираться у нее в подземелье — сначала, чтобы не вызывать подозрений неожиданным прекращением наших тренировок, а потом уже по привычке. Хотя, конечно, было тяжело делать вид, что всё хорошо и ничего не произошло.

Наблюдая за бабой Нюрой в церкви, я также не замечал никаких перемен в ее поведении. Она всё также посещала почти каждую службу, особенно в посты, всё также профессионально плакала над усопшими. У меня даже начали закрадываться сомнения, а имеет ли она отношение к этому ужасному ритуалу. Может, просто бумаги у нее лежали в доме, что же с того?

Внешне, казалось, она совершенно не переменилась с того памятного дня, когда меня цепанул на Смоква-реке первенец зомби. Но, может, в ее возрасте люди и вовсе не меняются или меняются очень медленно. Смущало, что как раз о ее возрасте я не имею ни малейшего представления. Ее брат — мы так и не узнали, старший или младший, умер в почтенном возрасте восьмидесяти пяти лет. Если принять условно, что баба Нюра ему плюс-минус ровесница, то сейчас ей должно быть больше ста лет. Выглядела он древней, конечно, но чтобы сто… Мы спорили на эту тему между собой и не могли сойтись во мнении.