— Жаль. Передай ему, пожалуйста, от меня спасибо за роскошный букет. Витя хотел с ним сегодня увидеться. Но видишь, сам мой муж тоже опаздывает, — она недовольно поджимает губки, а затем улыбается.

Со мной снова происходит нечто странное. На секунду мне мерещится в этой улыбке страшный оскал. Зловещий. Незаметно трясу головой и внутренне отчитываю себя за идиотские реакции.

Да что со мной?

— Но зато он придёт вместе с сыном. Его бывшая отказалась. И дочку не пустила. Представляешь? Так неприятно, — художница огорчённо вздыхает. — Искренне хочется наладить контакт, чтобы общались семьями, но никак не выходит. Вот думала поделиться с ними своим творчеством, даже хотела подарить им картину. Как думаешь, стоит ли мне отправить Вере одну из своих работ, с пожеланиями…, например, найти свою любовь?

Она говорит, как обиженный ребёнок, который хочет щедро поделиться своими конфетами и вроде как желает всем добра и любви. Но где-то за всей этой ширмой скрывается нечто отталкивающее.

Ведь если я верно все поняла, она вроде как на полном серьезе предлагает послать бывшей жене своего мужа картину с прямой насмешкой? Но рассуждает об этом так, словно самой несчастной и непонятой жертвой в этой истории является она. А главное сам ее вид и личико настолько располагают к себе, что хочется ей безоговорочно верить и кинуться утешать.

Мама улыбается и отчего-то медлит с ответом. А вот Янка решает не играть в молчуна. Она сражает своим ответом нас троих.

— Мне кажется, не стоит дарить картину, в которую вы вложили частичку себя, тому, кто ее не оценит. — очень душевно произносит мелкая. — Если и дарить такую красоту, то только тому, кто сможет по-настоящему ей восхититься. Я бы вот сочла за честь. — и тут же по-детски (тоже очень хорошая игра) краснеет.

Счёт 1:1.

Им бы обеим в сериалах сниматься.

— Буду рада подарить тебе одну из своих работ. Какая тебе понравилась больше всего? Выбирай любую из представленных здесь.

— Валя, не стоит. — взволнованно произносит мама.

— Это доставит мне истинное удовольствие. — лукаво отмахивается художница, а затем улыбается Янке. — Надеюсь, после этого мы станем близкими подружками.

— Азалеолдия, ты лучшая! — взволнованно вскрикивает моя сестра, которой мне хочется вручить Оскар. — Если можно, то мне очень понравилась та, которая называется «Танец воды и ночи».

Мама скорее всего не понимает всю продуманную натуру своей дочери, и художница, должно быть, тоже, но уголки ее губ чуть дёргаются.

Моя сестра только что попросила себе в подарок не самую дорогую картину, нет, лишь ту, что идет второй в списке местного галерейного Форбс.

— Она мне тоже очень нравится. У тебя прекрасный вкус, Яна. Надя, я пришлю тебе картину сразу после окончания выставки.

— Валечка, правда не стоит.

— Да, не стоит отправлять на мамин адрес, лучше на наш. Мы с ней живем отдельно. — деловито подсказывает мелочь.

И тут даже художница не выдерживает и начинает смеяться.

— Договорились, подружка. — отвечает она сестре, а потом поворачивается к двери и радостно восклицает. — Наконец-то они приехали! Пойду встречу мужа, девушки, ещё поболтаем.

Я смотрю в сторону входа, желая увидеть, как выглядит супруг той, что рисует эти безнадежно странные картины, и удивлённо застываю.

_______

1 Архи́п Ива́нович Куи́нджи — русский живописец приазовско-греческого происхождения, мастер пейзажной живописи, представитель русской школы люминизма

Ветер

Валю я знал с детства, и, кажется, влюбился в нее с самого первого дня, как увидел.

Наши матери дружили, и их семья была когда-то частым гостем в нашем доме, а наша — в их. Собственно, мы познакомились почти что в пеленках. А так как жили в соседних домах, то вместе пошли в один и тот же сад. Я уже тогда был ее лучшим другом. Этаким глупым мальчишкой на побегушках, готовым выполнить любой ее каприз.

Но свою настоящую роль возле нее я осознал далеко не сразу. Для того, чтобы до меня дошла вся правда нашего общения, понадобились долгие годы. Возможно, я страдал своего рода слепотой, но видеть очевидную действительность не хотел. Знал только, что мне повезло дружить с самой красивой девочкой на свете, самой доброй, самой отзывчивой и самой нежной.

И она всегда умело поддерживала во мне эту сказку. Вела себя так, будто именно я тот самый особенный парень в ее жизни. Единственный. А я, окрыленный сладкой ложью, парил в облаках, решая всегда за нас двоих оба варианта контрольных работ. Сначала ее, а потом свой, ведь я не имел права подвести ее доверие.

Мой отец разбогател не сразу. В школе я был обычным парнем из самой обычной семьи.

А в пятом классе к нам перевели двоих новеньких, братьев Авериных. Тогда у наших девочек и учениц параллельного класса возникла нездоровая одержимость парнем, с которым мы сдружились почти сразу же.

Ник очень легко заводил новые знакомства и, не прилагая усилий, оставлял после себя груды разбитых девчачьих сердец. Я даже завидовал ему немного. Его умению шутить и без труда оказываться душой любой компании. Но больше всего меня волновало другое.

Я казался жалким сам себе, когда в душу прокрались мысли: «Вдруг Ник увлечется моей Валей? Вдруг она ответит ему? Что тогда делать мне?»

Но страх оказался беспочвенным.

А в девятом классе, когда мы вышли на улицу после школьной дискотеки, Ник неожиданно попросил:

— Ты не мог бы перестать приводить с собой Ивлину, когда мы идем гулять с пацанами?

— Не брать с собой Валю? — удивленно переспросил у Аверина. — Почему?

Я был уверен, что парни всегда были рады, когда она появлялась со мной. Многие из них не раз пытались позвать ее на свидание.

— Она вроде как твоя подруга детства, и вы типо дружите. Я понял. Но мне она не нравится, Ветер. А ты никак не хочешь это осознать. — без всяких сантиментов огорошил тогда меня лучший друг. — И общаться с ней вне школы я больше не намерен.

— Тебе не нравится Валя? — ошеломленно произнес я.

Сказать, что я испытал шок, это не сказать ничего. Для меня она была ангелом, и по определению не могла не нравится. Это было невозможно.

Ник всегда держался с ней вежливо и несколько отстраненно, но я никогда не замечал его неприязни. Радовался отсутствию интереса, но, чтобы она не нравилась, не представлял.

— Нет. — угрюмо качнул головой Аверин.

— Но почему?

— Ты уверен, что хочешь услышать правду?

— Конечно! Может, вы поругались? — подозрения, терзавшие нутро, стали пробираться наружу. — Может, ты звал ее на свиданку, а она отказала?

Ник ухмыльнулся и покачал головой.

— Холодно.

— Но тогда почему? Я хочу знать. Ты мой лучший друг, а он лучшая подруга.

— Тебе не понравится мой ответ, Дим. — он посмотрел на меня, как на обреченного вечно сидеть на таблетках, не способных помочь. — Но раз ты настаиваешь, я скажу. Я уверен, что твоя Валя лживая и неискренняя сука, каких еще поискать. И терплю ее рядом с нами все это время только ради…

Тогда я первый раз в жизни кому-то врезал. И этим кем-то оказался мой лучший друг. Я, не раздумывая, дал ему в нос. В его идеальный нос, по которому сохли и сохнут девушки. Но вместо сдачи, Ник просто вытер выступившую кровь тыльной стороной ладони и усмехнулся:

— Чего-то подобного ожидал. Говорят, красивых и одновременно умных не бывает, но тогда я бы не существовал. — он шутил как ни в чем не бывало, тогда как я был ошарашен его откровением о Вале и собственным поступком. Мы стояли молча пару минут, пока он серьезно не сказал:

— Забирать свои слова обратно я не стану. Настоящая мужская дружба не рушится из-за херни. И рвать ее из-за девчонки, тем более такой, я бы не стал. Но ты сам для себя решай, Дим. — и ушел.

Позднее в тот же вечер Валя написала мне письмо, в котором просила зайти. Конечно, я сразу же помчался к ней домой. Она была чем-то сильно расстроена. Вначале отмахивалась и не хотела говорить, но потом сказала, что девочка из параллельного класса, Острикова, полная дура, испортила ее платье, вылив на него сок.