В общем, даже смена места не слишком помогла.

— А если оно все равно восстановится? — барон то и дело выбирался из пролеска к реке, которая медленно заполнялась водой. Выгоревшее русло дышало жаром, и потому над рекой весьма скоро снова поднялся туман. Или пар.

Или что-то еще, влажное, вонючее и тяжелое. Правда, это марево висело над водой, слегка цепляясь за останки сгоревших камышей. Вода же мешалась с пеплом и землей, превращаясь в черную жижу.

— Тогда мы повторим все еще раз.

— А если…

— И еще раз.

— А если все равно? — барону явно не терпелось поближе подобраться.

— Тогда мы объединим усилия и попробуем использовать силу.

— А… почему вы сразу? — Джеру явно не терпелось посмотреть на этакое диво.

— Потому что есть такое правило, если можно обойтись без силы, то стоит обойтись без нее, — ответил Винченцо. — Сила тратится легко. И если войдет в привычку использовать её по поводу и без, то однажды её не хватит, когда она будет действительно нужна.

— Ага… — Джер все же приблизился к краю щита и ткнул в него пальцем. — Там же уже не горячо…

Щит убрали.

И Миха сам вышел за границу.

Там воняло еще ядреней. И кажется, запах добивал не только его. Карраго помахал перед носом ладонью, потом чихнул и скривился. Винченцо поморщился, а вот Миара закрыла глаза.

— Хорошо… что-то есть в нем такое, успокаивающее…

Что именно её могло успокоить в этой вони, Миха решил не уточнять, но направился к берегу.

уточнять, но направился к берегу.

Глава 26

Ирграм

Вопль твари, сотрясший воздух, заставил его вжаться в землю. этот крик, слышимый, правда, где-то на грани восприятия, выворачивал разум. И тело отзывалось мелкой дрожью. Ирграм сдавил голову руками, испытывая одно, почти непреодолимое чувство — броситься.

Туда, где поднималась стена грязного огня.

Где заворачивались вокруг клубы пара. Где плавилась земля и с нею — все-то живое, что в земле этой было. И тварь, она тоже была живой.

А теперь умирала.

Ирграм заставил себя лежать. Он уткнулся лицом во влажный мох, он закопался бы в него вовсе, спрятавшись там, в спасительном переплетении корней. По руке пробежала мокрица. И прикосновение её заставило вздрогнуть.

А потом тварь в реке издохла.

Или просто замолчала.

Ирграм не сразу решился подняться. Он еще долго, как ему показалось, лежал, мелко дрожа, пытаясь успокоить растревоженный разум. И потом, приподнявшись на локтях, втянул воздух.

Пахло гарью.

Дымом.

Сгоревшим деревом. Гнилью и плесенью. И еще волосом.

Он потряс головой и заставил себя подняться. Тело все еще сотрясала дрожь, приступами, и приступы эти отзывались судорогой в пальцах.

— А я ведь… — почему-то показалось очень важным заговорить, словно бы речь, собственный голос, могли избавить Ирграма от слабости. — Почти уверился… что неуязвим. Будет мне урок.

Рытвенник, лежавший рядом, глядел с недоумением.

— Ты… не слышал?

Слышал.

Но… то ли, что слышал Ирграм? Или на него голос твари не оказывал такого уж влияния? А если так, о чем это говорит? Думать было сложно, и Ирграм поднялся, опираясь на древесный ствол. Смахнул с шеи то ли жука, то ли паука, и огляделся.

Река еще горела, пусть и не сплошным потоком, но редкими пятнами. Алхимическая дрянь оказалась неплохого качества.

Маги…

Тоже не издохли. Вон, щит виден. Дым его огибает. Подойти? Нет, мысль Ирграму категорически не понравилась. Маги… маги увидят, в каком он состоянии. Пусть и не поймут всего, но зачем выказывать свою слабость? Нет уж…

Ирграм какое-то время наблюдал за рекой.

После за магами, все же снявшими щит.

За тем, как подошли они к берегу, насколько это вовсе было возможно. Наверняка, сегодня не полезут дальше. Алхимический огонь — еще та дрянь, с него станется смешаться с илом, и там-то, на дне, тлеть. Помнится, одно время так и использовали, наливали в сточные ямы или отстойники, а потом поджигали. И если лить немного, то смесь горела долго, жарко…

Нет, сегодня точно не сунутся.

Завтра?

Наверняка.

И не по дну пойдут. Оно будет заполняться водой, из родников ли, что прячутся в тех он темных яминах, да и выше по течению река вполне себе жива. Вон, уже и поползли тонкие ручейки, поднимая грязь да пепел.

Ирграм потряс головой и двинулся вдоль берега.

Не то, чтобы ему было нужно, берег в обе стороны он уже успел осмотреть, но оставаться на старом месте, смотреть на черную проплешину было вовсе невыносимо. Слишком уж напоминала она о твари.

Крике её.

И ужасе, который остался где-то там, в глубине души. Если, конечно, у Ирграма еще была душа.

Чем дальше, тем выше поднимался берег, да и лес подбирался вплотную, порой выстраивая вовсе непроходимую щетку из тонких гладких стволов железного дерева. Пахло здесь уже не гарью, но землей, волглой лесной подстилкой и зверьем, которое водилось во множестве.

Ирграм даже поймал зайца.

Просто, чтобы… хрустнувшая в пальцах шея слегка успокоила. Зайца он есть не стал, кинул тушку рытвеннику, который только тявкнул, благодарность выражая.

Еще пару зайцев Ирграм прихватил. Мясо у магов закончилось, кроме того, высушенного, но память подсказывала, что вкус у него будет не самым приятным. Так что не откажутся.

А он заодно послушает, что они там себе придумали.

Люди, устроившись чуть дальше от берега, разложили костер — вид огня немного нервировал, напоминая о той стене, что выросла над рекою, но Ирграм заставил себя улыбнуться. Потом подумал, что улыбка его может быть истолкована не совсем верно. И просто шагнул в круг.

— Вот, — сказал он, поднимая тушки, которые всучил мальчишке-наемнику. — Мясо.

— Весьма… любезно с вашей стороны, — Миара сидела у костра и переплетала волосы. — Я рыбу не слишком жалую. У местной еще запах такой, своеобразный.

Над костром висел котелок, в нем что-то булькало, источая тот характерный запах, что свойственен рыбной похлебке.

— Между прочим, рыба весьма полезна, — Карраго тоже сидел, скрестивши ноги, и ковырялся щепкой в зубах. — К слову, как самочувствие? Выглядите вы весьма… своеобразно.

— Мы все выглядим своеобразно, — отозвался Винченцо. Он полулежал, вытянув ноги, и наблюдал за рекой.

— Тварь кричала, — Ирграм опустился на корточки. — А где…

— Мелкая стерва пожелала погулять, прихватив с собой зверюгу и жениха. А Дикарь отправился следом… — пояснила Миара. — Они тут рядом.

— Следилку накинула? — Винченцо повернулся к сестре.

— На мальчишку. На этой не держатся, как и на нашем дорогом друге. Ирграм, был всплеск силы, но крика я не слышала.

— Возможно, имеет место разница восприятия. То, что мы ощущаем, как колебания силы для него имеют иную природу, звука, — предположил Карраго.

— Пожалуй, — Миара бросила косу. — В иное время я бы тебя вскрыла… или хотя бы пару опытов провела.

Ирграм оскалился.

— Вот умеешь ты, дорогая, людей к себе располагать.

— Он это и без меня знает, — пожала плечами магичка. — А лицемерие… боги видят, я от него устала. Не стоит опасаться. Сейчас ты слишком нужен. И полезен. Вон… зайцев носишь. А зайчатина всяко лучше рыбы. Что ты еще слышишь?

Промолчать?

Ирграм задумался…

— Тварь. Тварей. Разных. Зверье — одно, нежить — другое…

— Я бы не стал относить их к нежити. Точнее существующая классификация явно не отражает всех нюансов… — Карраго выплюнул щепку, но та повисла на подбородке, и он с раздражением её стряхнул.

— Тебе действительно охота сейчас говорить о проблемах классификации нежити? — уточнил Винченцо.

— На самом деле мне без разницы, о чем говорить, — Карраго дотянулся до котла и помешал похлебку, чуть принюхался. — Перец есть?

— Уже сыпали.

— Мало.

— Хочешь сказать, что я не умею готовить? — возмутилась Миара.

— Видишь, дорогая, мы еще не поженились, а ты уже ворчишь… принюхайся сама.