– Может, у вас есть молодой человек, и вы собираетесь замуж?

Елена заметила усмешку на лице подруги:

– Я волк-одиночка. Не люблю создавать новые ячейки общества.

Лена переглянулась с участковым.

– Гражданочка, такие тунеядцы, как вы, идеальнейшая находка для врага коммунизма, – с тяжелым вздохом сообщил тот. – Вы являетесь дурным примером для подрастающей молодежи. Интересно, куда смотрели ваши родители…

– А я разве совершила что-то незаконное? Я всего лишь прогуливалась.

– Атомная электростанция не располагает к прогулкам!

Настя недовольно цокнула, но решила промолчать.

– Придется делать из вас приличного человека, раз уж родители не удосужились это сделать. Сначала мы вас задержим, а там дальше суд, а после обязательные исправительные работы.

– Окей. – Из уст девушки ответ прозвучал довольно цинично и насмешливо.

Лена поморщилась.

Участковый усмехнулся и, не отрываясь, продолжил что-то записывать.

– Вас что, не заботит ваше будущее? Ваша собственная жизнь?

Анастасия повернулась и в упор взглянула на милиционера.

– Нисколько. Человеческая жизнь как разменная монета. Поэтому ею так легко распоряжаться. Я ничего не смыслю ни в политике, ни в коммунизме, мне чужды веяния моды и все, что я хочу, так это прекратить собственные мучения. Теперь вы довольны моим ответом?

Елена едва слышно охнула.

Пауза.

– Это ж насколько должно быть плохо, чтобы не ценить собственную жизнь, – пробормотал себе под нос участковый. – Кхе-кхе! В общем, я надеюсь, вы обдумаете свое дальнейшее поведение, пока будете отбывать наказание. Заберите-ка нашу гостью в карцер, – он обратился к невысокому мужчине в форме, – пусть посидит, пока ее не заберут в райцентр…

Настя усмехнулась. Ее участливо подхватили под локоток и вывели из кабинета под изумленными взглядами присутствующих.

Милиционер тяжело вздохнул и, вытащив из кармана пиджака носовой платок, вытер потный лоб.

– Фух… Что-то сегодня жарковато…

Володя случайно заглянул в медпункт и остолбенел.

На кушетке лежала посиневшая от холода девушка.

В кабинете царил полумрак. Стол стоял пустой. Даже стул был задвинут.

Как Настя попала в медпункт никем незамеченной?

Она пошевелилась. Рядом с кушеткой находилась небольшая батарея.

Владимир тихонько подошел ближе, снял с себя куртку и накрыл ею замерзшую девушку.

– Зря ты отказываешься. Я же хочу как лучше.

Настя только засопела.

В небольшой прохладной камере было душно – не от палящих солнечных лучей, проникавших в помещение через решетчатое окошко, а от атмосферы, что царила в стенах мрачного, на первый взгляд, заведения.

За толстой металлической дверью раздавались крики, кто-то прогуливался мягкой поступью, едва слышно касаясь линолеума.

Я сидела в полном одиночестве на маленькой кушетке, прижав правое колено к груди. Левая нога затекла и приносила мучения мелкими, но болезненными, покалываниями. Зажмурившись, я смотрела на кусочек неба и раздумывала, что в этот раз такого совершила, что меня заграбастали в тюрягу.

Я достала изо рта жвачку и, раскатав липкую массу в шарик, бросила на пол. Снова устремила взгляд в окно, подставив бледное из-за недосыпания лицо ярким лучам солнца.

У меня преогромное количество времени, чтобы все обдумать.

Чтобы расслабиться, прижалась спиной к стене и прикрыла глаза. Темнота накрыла с головой, нарушаемая лишь мелкими козявками, что появлялись при кровотоке в веках.

И они растворились, погружая сознание в неизведанную реальность.

Мимо проплывают облака. Ясное синее небо. Спокойствие усыпляет. Чувства одиночества и покинутости, что не отпускают уже много лет, накрывают с головой с новой силой. Слезы высохли. Плакать было больше нечем – словно вся вода в организме кончилась, оставляя засушливый каркас. Даже губы засохли. Приходится собирать слюну и снова и снова облизывать их, покусывая зубами кусочки кожи.

Сердце забилось чаще. В груди появился тяжелый ком, что каждую секунду начинал расти, заполняя собой все вокруг. В один миг он лопнет подобно воздушному шарику, и эмоции снова обрушатся на мою голову.

– Значит, ты не хочешь построить счастливую семью?

“Семья?.. А что такое семья?..”

– У меня есть время, чтобы все обдумать…!

– С тобой? – я усмехнулась. – С тобой тем более не хочу! Никаких отношений не хочу. А уж с тобой…

– Хорошо. – Володя с наигранной холодностью отвернулся, проглатывая обидные слова. – Как хочешь.

– Неужели вам не жалко собственную жизнь?

“У меня нет родителей. Меня никто не любил, да и навряд ли полюбит. Я изгой. Мой Дар разрушил мою жизнь, поэтому я не вижу смысла жить. Все уже давно разрушено…”

Пронизывающий холод больно лизнул кожу. Я поежилась и, открыв глаза, заметила наледь на стене напротив. Огромные сосульки висели на маленьком окошке. Под ногами блестел снег. Дверь карцера стояла распахнутая, а в пустом коридоре гулял зимний ветер, подбрасывая в воздух мелкие снежинки.

Я спустила ноги с продавленной кушетки и растерла предплечья руками. Моя мантия осталась в далеком прошлом. Согреться без верхней одежды не представляется возможным. Стены, косяки и двери настолько промерзли, что больно кололи кожу, стоило к ним слегка прикоснуться. Пол под ногами превратился в ледышку. Пришлось схватиться за первое попавшееся, чтобы не рухнуть и не сломать себе что-нибудь.

В темноте нельзя было ничего разглядеть. Такая темень, что хоть глаза выколи! И как назло фонарика нет. На полусгнившем потолке висели сосульки, наподобие тех, что украшали решетчатые окна. За пределами здания давно царила ночь – в зимнее время дни становились короче, а мрак не сходил даже при бледном свете солнца. Любой толчок или сильный порыв ветра – и можно остаться и без головы, и без жизни. Хотя, если подумать… Не такая уж это обидная участь…

Холод продолжал больно покусывать кожу. Стоило выйти за пределы мрачного помещения, где кроме холода и уныния царили плесень, мирно спящая под толстым слоем льда, и ржавчина – наверняка радиация с каждым годом все больше пожирала металл, – как морозный ветер окутал с головой. При таких обстоятельствах сложно осматривать давно заброшенное здание, поэтому лучшим решением будет отправиться обратно на станцию и найти хотя бы оставленную кем-нибудь фуфайку, а уже потом заняться своим обыденным делом. Хоть и надоедливым.

Путь предстоял сложный. Дорога хоть и была довольно короткой, но холодный пронизывающий ветер, больно хлеставшие по рукам и ногам ветви деревьев и кустарников затрудняли маршрут. Где-то неподалеку располагался штаб моего давнего неприятеля, поэтому приходилось постоянно осматриваться, боясь внезапного нападения. Однако нацистов как будто ветром сдуло. Никого. Город стоит пустой. Даже гиды не прогуливались по улочкам, решив, что будет лучше переждать непогоду.

Я чудом добралась до станции. Прошла вдоль опустевшей дороги до второй очереди, завернула за угол и, войдя в административно-бытовой корпус, направилась на второй этаж, где располагался медпункт. Дверь стояла открытая.

Я вошла внутрь и, не выдержав, рухнула на кушетку, прижимаясь к батарее.

Зимнее бледное солнце выглянуло из-за морозной дымки на небе и своим лучом больно ударило по глазам. Я зажмурилась, затем перевернулась на бок, пытаясь вновь погрузиться в царство морфея – не хотелось вновь возвращаться в нелюбимую мною реальность. Носом уткнулась в белоснежную, пахнущую порошком, подушку и прикрыла веки, бросив быстрый взгляд на ковер, что висел на стене.