Никто из нас ему не ответил.

Давид переезжает в Милан. Я попыталась проглотить ком, возникший в моем горле.

Ему теперь и смотреть неприятно на меня и на моего сына. Он даже не может заставить себя прикоснуться к приготовленной мной еде.

Переезжает в Милан…

Он тоже понимает, что нас с ним больше ничто не связывает.

***

― Ника, когда там у вас вылет?

― Завтра в девять утра.

После этого напряженного ужина я отправилась укладывать ребенка спать пораньше, чтобы он успел выспаться перед ранним подъемом.

― Почитаешь ему перед сном? ― вернувшись на кухню, спросила Игоря.

― Ладно, почитаю, ― немного нехотя согласился мой бывший.

Я принялась собирать со стола тарелки и столовые приборы. Включила воду. Спиной я все еще ощущала присутствие Давида.

Он что-то хотел мне сказать? Или нет?

Наконец, я не выдержала:

― Зачем ты приехал? ― повернувшись, посмотрела прямо ему в глаза.

Но в его взгляде все еще ничего не отражалось. Какое-то время Давид молчал.

― Не знаю.

― Не знаешь?.. ― гневно улыбнулась сквозь закипающие слезы. ― Ну, я тем более… не знаю, что тебе здесь делать.

Снова отвернувшись, я начала мыть посуду. Слезы потекли по моим щекам, лицо исказилось. Изо всех сил я сдерживалась, старалась, чтобы из моей груди не донеслось ни звука. Чтобы он не понял, что я плачу. Не узнал, как мне больно. Больно от его холодного молчания, его мыслей обо мне. От его отношения к моему малышу.

Не узнал, как мне больно… больно его терять.

Тут я почувствовала, будто Давид подошел ближе ко мне, возможно, хотел коснуться моей руки… Но потом развернулся и вышел из кухни. А затем из квартиры своего отца.

Ушел, так ничего мне не сказав.

― Звездочка, ты не хочешь записать Пашу в детский сад? ― донесся до меня голос мужа. ― Ника?.. Ника!

― А… ты что-то спросил? ― выплыла из океана мучительных мыслей.

― Я спросил, не хочешь ли ты записать сына в детский сад. Не в государственный, понятно ‒ один мой друг владеет сетью частных школ и яслей. Думаю, Паше не повредит общение с детьми, занятия в бассейне и в кружках по интересам. Так ему будет легче адаптироваться к условиям школы ‒ а школу для него нужно будет выбрать самую лучшую. Он еще маленький, но о его будущем стоит задуматься уже сейчас.

― Да, конечно. Так и есть…

Альдо был совершенно прав. Я не хотела, чтобы Паша вырос классическим единственным ребенком в семье ‒ его нужно было научить делиться, находиться в социуме. Он должен был понять, что мир не вертится вокруг него ‒ а я знала, что самостоятельно не справлюсь с этой задачей. Ведь я готова была потворствовать любым его капризам. Он всегда был таким сладким ребенком, что я позволяла ему вить из себя веревки. И к чему это могло привести? За примерами далеко ходить было не надо.

«Сын всегда считал себя единственным ребенком, да и я, признаться, совсем его избаловал»…

Снова невольно я погрузилась в свои мысли.

― Ника… где ты?

С трудом вынырнув из их глубин, изобразила улыбку на лице.

― Здесь, с тобой!

Моя жизнь шла своим чередом… ну, вроде как. У нас с мужем было все хорошо. Все было по-прежнему. Почти…

Давид действительно исчез из моей жизни ‒ когда-то мне казалось, что именно этого я и хотела. Но вместе с ним из нее исчезло что-то важное… наверное, надежда на настоящее счастье? Вот так глупо и нелогично. Мое сердце продолжало ныть ‒ я ничего не могла с ним поделать. Просто «хорошо» ему уже не хватало.

Возможно, еще через несколько лет я привыкну жить с этой пустотой в груди. Воспоминания отойдут на второй план, привычка заменит счастье, и у меня все действительно будет хорошо.

Ведь воспоминания, эти бессмысленные грезы всегда будут ярче реальности! Мы все мечтаем о чем-то недостижимом, гонимся за чем-то эфемерным, и действительно не ценим то, что имеем! Нужно быть умнее, нужно быть мудрее. Жить той жизнью, что у нас есть. Любоваться птицами, вместо того, чтобы напрасно мечтать о полетах.

Половинкам моей жизни уже не суждено склеиться. И кто был в этом виноват? Кого я должна была винить в том, что моя жизнь пошла не по тому пути? Когда-то давно я сделала выбор, а теперь… теперь должна была просто смириться с его последствиями.

В воскресенье я выкроила час на йогу, прежде чем пойти на прогулку с сыном. Размялась, как следует потянулась, используя для этого простые асаны. Встала в стойку «ширшасана», асану спокойствия и эмоциональной устойчивости.

― Ника, тебе звонят, ― на балкон вышел Альдо с моим телефоном в руке.

Я подавила вздох.

― Наверняка спам.

Осторожно опустившись на пол, взяла протянутый смартфон.

― Pronto?

― Это я, ― раздался в динамике до боли знакомый голос.

Сердце замерло… Затем забилось в несколько раз быстрее. Альдо уже ушел ‒ не стал мешать мне заниматься йогой. И все равно я понизила голос, перешла на русский.

― Зачем ты мне звонишь?

― Хотел в последний раз с тобой поговорить, ― его тон был спокойным, только немного отстраненным.

Я привычно закусила губу, чтобы попытаться заглушить ту же боль.

― Хорошо, говори.

― Ника, завтра я улетаю в Милан. Нас будет разделять пятьсот километров. Можем мы хоть раз просто поговорить?

Мне хотелось снова ответить что-то вроде, «Ты уже и так все сказал», «Мне незачем тебя слушать», «Нам нет смысла говорить друг с другом».

Но вместо этого я кивнула.

― Ну, давай поговорим, ― с трудом произнесла из-за кома в горле.

― Мы можем где-нибудь встретиться?

― Это не очень хорошая идея.

― Завтра я улетаю. Это будет наша последняя встреча, Ника.

Его голос все еще был спокойным. Я сделала глубокий вдох.

― Хорошо, мы можем встретиться через час в парке Вирджилиано ‒ я собиралась пойти погулять с сыном.

― Тогда до скорого.

Он отсоединился.

Что он хочет мне сказать? Я была уверена, что не хочу этого знать. Последний раз… Он говорит, что мы увидимся в последний раз. Зачем нам видеться?

Но сегодня я уже не смогла заставить себя ни позаниматься йогой, ни помедитировать. Спустившись в его комнату, я одела Пашу в фирменный спортивный костюмчик, точь-в-точь как у взрослых, но крошечный, по-детски милый. И, пройдя к себе, сама оделась в удобную одежду по погоде.

Вместе мы вышли из фамильного особняка моего мужа, двинулись в сторону небольшого парка, разбитого в нашем квартале. Я держала малыша за ручку, отвечала на его бесконечные вопросы, слушала забавный лепет. С чего же мне было жалеть о том, как сложилась моя жизнь? Ведь у меня был он. Ребенок, мой ребенок. Только мой, и неважно, кто его отец.

Вот она, реальность. Не мечты, которые не стоят и ломаного гроша. Рано или поздно всем приходится расставаться с мечтами, и что в этом такого?

Пройдя вдоль живописных улиц, бульваров и аллей, с их роскошными домами в нежном затейливом кружеве лепнины и резного мрамора, по традиции кинув по монетке в каждый из встреченных нам на пути фонтанов, мы подошли к воротам, ведущим в парк. И возле одной из створок я увидела его… мою несбывшуюся мечту.

При одном взгляде на него, я снова поняла, что все слова, которыми я тщетно пыталась успокоить себя, привести в чувство, на самом деле не имели силы. Как та ложь, которой я привыкла жить.

Потому что мечты не дружат с логикой, а любовь не слушается здравого смысла.

Как бы нам не хотелось обратного…

***

― Привет, ― улыбнулся Давид.

Улыбка не коснулась его глаз.

Он хорошо выглядел. По-особому стильная одежда, эксклюзивные часы на запястье. Полные губы немного неправильной формы с острой ложбинкой лука купидона. Черные волосы с легкой небрежностью уложены наверх.

Только на красивом лице тонким флером застыло какое-то чувство. Возможно, печаль. Или усталость. Страдания оставили на нем след, они неуловимо читались в темных тенях под его глазами, чуть заострившихся скулах. Или, возможно, мне просто так показалось?