Альдо кивнул.

― Я всегда считала, что отец ‒ это тот, кто воспитал ребенка, а не тот, кто поучаствовал в его зачатии.

Да уж, как-то неудачно я выразила свою мысль ‒ в эту минуту меньше всего мне хотелось, чтобы в его воображении возникла сцена зачатия Паши. Не говоря уже о том, что на этот счет мнения у людей могли разниться. И особенно это касалось человека, который все это время платил алименты… не на своего сына, а на внука! Как бы мне не хотелось верить в обратное, Давид был не так уж неправ насчет меня.

― Да, конечно, так и есть, ― ответил муж.

***

Давид

Сбежал вниз, перепрыгнув через несколько ступенек, добрался до машины, и, сев за руль, со всей силы хлопнул дверцей, так, что от резкого шума у меня в голове раздался звон.

Мои руки дрожали ‒ я не смог с первого раза засунуть ключ в замок зажигания. В сознании гремели грязные ругательства.

«Я все равно добьюсь своего! Пусть не сейчас, но я верну их. Она не уйдет… Не уйдет, снова станет моей, вернет мне мою жизнь!», с силой ударил кулаком по рулю.

Но то, что осталось от моего здравого смысла подсказывало мне, что от своей цели я стал дальше, чем когда бы то ни было. Своими действиями я сделал только хуже ‒ окончательно настроил девушку против себя и даже испугал сына, с которым так хотел сблизиться. Перед моими глазами стояла сцена, которой я был свидетелем ‒ Ника, прижимающая к сердцу ребенка, и ее муженек, прижимающий к себе их двоих.

Черт… черт!

Наконец, заведя машину, поехал в сторону своей съемной квартиры недалеко от Ватикана. Но подъезжая к центру, как обычно, переполненному туристами, спешащими за экскурсоводами от форума к Пантеону, я понял…

Понял, что просто не могу сегодня быть один.

Что угодно, только не это!

Если честно, меня часто, очень часто посещало чувство одиночества. Я чувствовал себя одиноким рядом со своими временными девушками, рядом с отцом, во время редких встреч с матерью, и даже в компании друзей. Я привык к этому чувству, но сегодня…

В шумной толпе мой взгляд сам собой находил счастливые семьи, я видел смеющихся детей и их родителей рядом с ними, и тогда меня обдавало холодом, а живот подводило от тошнотворного сожаления.

Припарковав автомобиль недалеко от дома, взглянул на телефон. Позвонить приятелю из академии или какой-нибудь телке? Нет, что-то мне подсказывало, что толку от этого будет мало. Мне совершенно не хотелось рассказывать друзьям о том, что меня терзало, и о моей ситуации ‒ как будто, признавшись в своей слабости, я стану еще слабее. А от этих одноразовых телок меня уже давным-давно мутило ‒ клин клином вышибают тут не прокатит.

Тишина автомобильного салона давила на уши. Мне хотелось шума, движения, ощущения действия.

Мне нужно было куда-нибудь деться от этой ужасной тишины!..

«Зайду куда-нибудь и напьюсь по самые брови», пришла в голову неплохая мысль.

Я понимал, что в этот час клубы еще были закрыты.

Тут мой взгляд наткнулся на бар, обустроенный в здании картинной галереи, которое когда-то было старинным монастырем. Не самое подходящее место для того, чтобы как следует нажраться в плохой компании ‒ бар предлагал более ста видов вин на выбор, и завлекал посетителей хорошей музыкой, варьировавшейся от джаз-фьюжн до традиционных римских сторнелли. Но искать что-то другое у меня просто не хватило бы выдержки.

Выйдя на улицу, зашел в этот богемного вида бар, полупустой в послеобеденное время, и все же не совсем безлюдный. Большую часть посетителей составляли те же туристы, зашедшие перекусить под звуки скрипки и виолончели.

Сел на высокий стул и, не глядя в винную карту, заказал виски десятилетней выдержки. Безо льда. Сразу две порции.

― Не желаете брускетту с козьим сыром и вялеными томатами? Блюдо дня, ― улыбнувшись из-за барной стойки, предложила официантка, кареглазая девушка в черном обтягивающем платье и черном же переднике.

Хотел отказаться, но что-то в выражении лица этой незнакомки мне не позволило. Мне показалось, это было искреннее беспокойство, что-то вроде заботы о посетителе, заказавшем большую порцию крепкого алкоголя без закуски.

― Да, спасибо.

Принеся четыре кусочка обжаренного хлеба на деревянном подносе, девушка налила мне виски и ушла принимать заказ у пары за столиком возле окна.

«Насколько нужно было изголодаться по простому человеческому общению, чтобы увидеть заботу в дежурном предложении блюда дня?», подумал с самоиронией, вливая в себя порцию едкого напитка.

Девушка вернулась за стойку, и я попросил повторить.

― Два двойных подряд? Может, не стоит? ― снова улыбнулась она.

«София», прочитал на бейдже, приколотом к переднику.

― Сегодня точно стоит.

― Такой тяжелый день? ― чуть распахнула эффектно подведенные глаза, большие и темные.

Красивая девушка.

Почему-то среди некоторых россиян бытует мнение, что итальянки не могут похвастаться красотой. Но это всего лишь миф. Северянки-римлянки ничуть не уступали по красоте жительницам Москвы ‒ на мой взгляд, внешне они были даже чем-то похожи, такие же нежно-миловидные, только посмуглее.

Основное отличие состояло в том, что местные красавицы привыкли к постоянному вниманию профессиональных ловеласов, вроде меня, которыми кишел этот город, веселых, остроумных и находчивых ‒ а значит, их было труднее впечатлить. Обычно у меня с этим не было ни малейших проблем, за меня все делали фирменные шмотки и крутой «Феррари».

Но сегодня я не был заинтересован продолжать знакомство с официанткой, какой бы красивой она ни была. Наоборот, в ту секунду, как я заметил кокетство в ее взгляде… меня снова затошнило от одиночества.

― Да, не самый лучший день моей жизни, ― хлопнув стакан виски залпом, словно рюмку водки, зажевал его брускеттой. ― Мягко говоря.

― И что же с тобой произошло?

― Ты не захочешь это слушать, ― постучал по стакану, снова прося повторить.

― Почему не захочу?

Потому что я буду ныть о своей бывшей ‒ вряд ли ей это понравится. Девушки любят чувствовать себя особенными, и вряд ли этой красотке улыбается слушать мои словоизлияния о другой, той, что никак не хочет покинуть мое сердце ‒ даже если ее кокетство это просто способ вытрясти из меня побольше чаевых.

Но разве это не ее должностная обязанность, как барменши? Выслушивать исповеди несчастных пьяньчуг, таких, как я?

―Я узнал, что моя бывшая одноклассница, моя первая любовь… родила ребенка вроде как от моего отца. Но я точно знаю, что это мой сын! Видел его свидетельство о рождении, даты сходятся. Но она не хочет меня с ним знакомить, и вообще избегает и ненавидит меня. А еще она замужем за полным придурком!

Исповедь вышла куда более сбивчивой, чем я рассчитывал. И даже комичной ‒ должно быть, действие алкоголя. Прозвучало далеко не так исступленно-трагично, как это было в моей голове.

София весело рассмеялась:

― Бедненький! Ну, давай тогда еще налью. Тебе, и правда, это нужно.

Девушка наполнила мой стакан, чуть нагнувшись и продемонстрировав глубокий вырез. Затем положила локти на стойку, убрала локоны с шеи. Улыбнулась еще зазывнее.

Честно, я предпочел бы поговорить с барменом-мужчиной. С каким-нибудь пожилым седым джентльменом, со значимым видом протирающим бокал и мудро рассуждающим о женщинах и жизни.

На меня нахлынула новая волна одиночества. Просто потому, что вид этой девушки снова напомнил… другие никогда не заменят мне ее.

― Значит, крутила и с тобой и с твоим отцом? С ума сойти, не представляла, что такое бывает! Что ж, расскажи мне о ней. Тебе явно не помешает выговориться, ― произнесла с лукавой улыбкой, явно имея в виду «расскажи мне об этой сучке, посмевшей так с тобой поступить, и мы вместе ее охаем».

И если несколько минут назад я все еще кипел от гнева и едва сдерживал поток ругательств, то в этот момент на меня навалилась нечеловеческая усталость.