Меня начало трясти. Какое-то время мы просто смотрели друг на друга, не говоря ни слова, пытаясь перевести дыхание.

Тут его взгляд стал тяжелым и пустым.

― Ты пожалеешь, Ника. Совсем скоро у тебя вообще ничего не останется. И тогда ты пожалеешь обо всем!

― Проваливай!..

Еще пару мгновений он смотрел на меня жестким взглядом, но потом развернулся и направился к выходу. Я проводила его до двери и с шумом захлопнула ее за ним… Зажала рот ладонью, подавляя крик.

Это была самая ужасная, самая громкая ссора за все время нашего знакомства. Даже в школьные времена, когда мы были глупыми и несдержанными, такого с нами не было. Не было такой… злобы, ненависти, словно они крепчали год от года, доходили до нужной кондиции.

И такой безысходности я еще никогда не чувствовала…

Давид может полностью разрушить мою жизнь ‒ для этого у него есть все средства. Если он опубликует те снимки, от меня отвернутся все члены семьи Ринальди, да и не только они. Расскажет Игорю о том, что Паша может оказаться не его сыном, и наши добрые отношения обратятся в прах. Сделает тест… и начнет судиться со мной из-за малыша? Заберет его у меня?..

Наша взаимная ненависть всегда была сильнее любви!

«Совсем скоро у тебя вообще ничего не останется»…

Именно за этим он снова вошел в мою жизнь. Чтобы превратить ее в руины!..

Внезапно мне стало плохо. Перед моими глазами зависла темная пелена. Голова закружилась. Я привалилась плечом к косяку. Несколько секунд я думала, что вот-вот потеряю сознание, но все же как-то сумела устоять на ногах.

Тут посмотрела в окно… и увидела, что к дому подходит Альдо. Нет… не сейчас!

Я не знала, видел ли он Давида выходящим из нашего дома. Но видел или нет… он не должен был застать меня в таком состоянии. Я не смогу сейчас с ним говорить, не когда моя жизнь рушится фрагмент за фрагментом.

Я побежала наверх в нашу с ним комнату. Заперлась в ванной, примыкающей к спальне. Немного успокоиться… Только немного прийти в себя!

Я обещала себе, что обязательно справлюсь со всем, что может принести мне судьба. А значит, и сейчас справлюсь!..

Буду бороться. Пусть делает, что хочет!

Я все равно не уступлю этому человеку ни кусочка своей жизни!..

***

Альдо

Поздоровался и расцеловался в обе щеки с тещей, стройной женщиной, внешне очень похожей на жену. Те же густые волосы необычного оттенка ‒ что-то среднее между блондом и светлым каштаном с теплой медовой ноткой. Те же светло-карие глаза, изящное телосложение (только ее дочь на полголовы выше). Красота у них явно семейное.

Сын Ники тоже был похож на своих маму и бабушку, только глазами пошел в кого-то другого. Я постарался подавить раздражение, поднявшееся во мне при виде него ‒ он ныл, не переставая. Я не понял, что его так расстроило ‒ трехлетний ребенок пищал что-то по-русски, а я не знал этого языка.

Играть с детьми мне нравилось. Запускать воздушных змеев, собирать головоломки, опускать на воду бумажные кораблики ‒ это было весело. Слушать же детское нытье было практически невыносимо. Со вздохом подумал о том, что мальчик будет жить в моем доме еще, как минимум, несколько лет.

И все же я надеялся, что потом мне удастся уговорить Нику поместить его в какую-нибудь элитную частную школу-интернат для сливок высшего общества. Она согласится, особенно, если к этому времени у нас с ней появятся собственные дети. И тогда чужой ребенок, наконец, перестанет мозолить мне глаза.

Заглянув в спальню, услышал шум воды со стороны ванной. Жена решила принять душ. Хорошо. У меня будет время кое-что сделать.

Запер дверь в кабинет, расположенный рядом с нашей комнатой, включил компьютер.

Нужно было проверить. Дышать нормально не смогу, пока не проверю.

Зашел на сайт охранной системы, вбил пароль, которого не знал никто, кроме меня. Загрузил изображения с камер наружного наблюдения. Затем просмотрел видео со скрытых камер внутри дома, они были почти во всех комнатах. Во всех, в которых были расположены сейфы, находились ценные предметы искусства, картины, коллекционные статуэтки и т. д.

Значит, сегодня Ника сама впустила его в наш дом… Впустила в мой дом. В дом, испокон веков принадлежавший моей семье, в который я принес ее на руках после свадьбы…

При мысли об этом, я почувствовал, как во мне нарастает безудержный гнев.

Это чувство было способно убить. Или скорее, толкнуть на убийство…

Но довольно быстро я снова сумел обрести какое-то подобие спокойствия. Обрел ясность, рассудочную трезвость ума ‒ эта черта мне в себе особенно нравилась, мне не хотелось ее терять.

Да, жена действительно впустила его в наш дом. Они вместе прошли в гостиную. Но говорили явно не о самых приятных вещах. Молодой парень кипятился, ходил туда-обратно, пинал мебель. Затем схватил Нику за плечи, начал что-то яростно ей втолковывать… а потом… швырнул ее в кресло, так, что она чуть не свалилась на пол!..

У меня перехватило дыхание. Этот жалкий червяк… посмел поднять руку на мою жену?!

Но Ника не растеряла присутствия духа. Ее трясло, она выкрикивала что-то, но встала на ноги, оттолкнула его от себя. Указала негодяю на дверь.

Просмотрев видео еще пару раз, я отключил компьютер. Потер подбородок. Провел ладонью по лбу, с силой надавил на виски.

«Давид!», снова прозвучали в моих ушах стоны жены.

Раньше во время секса она смотрела на меня, была в постели дикой ненасытной пантерой. А теперь закрывает глаза и словно… мысленно переносится в какое-то другое место. Отдается мне, а думает явно о ком-то другом.

Я понял, что снова теряю контроль. Схожу с ума от ревности, потоком раскаленной лавы расползающейся по моим венам.

Чтобы прийти в себя, достал распечатку перевода их разговоров с предыдущих видео.

«Ты и в подметки не годишься моему мужу!», «Как ты смеешь прикасаться ко мне, говорить мне такое? Я люблю Альдо. Мне хорошо с ним. С ним я счастлива!», говорила она, вырываясь из его рук.

И все же Ника соврала мне. Не сказала о нем. О чем еще она могла молчать?

«Я хочу вернуть тебя, Ларина!», «Думаешь, я могу так просто тебя отпустить? Позволить жить с «любимым» мужем в этом чертовом доме? Черта с два я теперь тебя отпущу!».

Если это ничтожество, это насекомое, этот плебей надеется, что я отдам ему Нику…

Не отдам. Эту женщину. Свою женщину. Никому. Я никому ее не отдам!..

Ника

Следующие две недели показались мне вечностью. На моей душе было тяжело и гадко. То чувство, будто я сама во всем виновата, ощущение, словно со всех сторон меня оплело какой-то липкой паутиной лжи и обмана, из которой мне уже не выбраться, так и не прошло, а наоборот, стало еще сильнее.

Нет, Третьяков пока так и не выполнил своей угрозы. Мы с ним вообще не разговаривали и не виделись с того дня, когда он назвал меня лживой бессовестной потаскухой. Я могла только догадываться о том, что сейчас происходило на его душе.

Но мне было плохо и гадко не только потому, что я боялась, что вся правда скоро выплывет наружу. Мне просто… было плохо.

Мои чувства к Альдо так и не вернулись ‒ наоборот, с каждым днем от них словно оставалось все меньше и меньше. Его сдержанность раздражала. Холодная рассудительность внушала отторжение. Бесконечные разговоры о его коллекциях, о ненаглядной яхте «Адриана», которую он назвал в честь своей мамочки, о людях, до которых мне не было никакого дела, вызывали настоящую тоску.

Но он не изменился. Он всегда был именно таким. Так что же изменилось?

Я чувствовала себя пойманной в ловушку. Я не хотела думать о будущем. Едва могла терпеть настоящее. Сожалела о прошлом, хоть говорила себе, что мне не о чем жалеть. Говорила, что мы с Третьяковым все равно расстались бы, даже если бы в тот день я не поступила так, как поступила.

Мы оба сделали то, что невозможно простить, нам не построить настоящих взрослых отношений ‒ мне было это ясно как день. Почему же… почему же мне было так больно думать о словах, которые мы говорили друг другу в каждую из наших последних встреч?