Марк замахнулся на него и дрянной человечек весь жалостно скукожился, прикрывая тоненькой ручкой лицо и приседая. В глазах читался испуг. Но он не стал бить это чмо. Марк уважал себя.

— Жди, — бросил он ему и паж с облегчением выдохнул, поправляя воротник с рюшечками на серой рубашке, щёки подрагивали от напряжения. Марк отдал лошадь в конюшню и забежал в дом. Обмываться он не стал — пусть пахнет. Может, это хоть как-то оттолкнёт эту дурочку.

— Дай мне самую грязную и вонючую одежду, — попросил он служанку, та удивлённо на него посмотрела. — Ты слышала, что я сказал? — повторил Марк, а когда та юркнула в прачечную, он успел её окликнуть. — И рваную, чтоб прям бомжам было стыдно носить.

Бедная девочка не знала, куда деться, и поспешила скрыться с тазиком.

«А может, сходить посрать и не подтереться?» — подумал Марк, — «Не, это будет чересчур».

Когда он перевоплотился, то настала его очередь ухмыляться. Жорж чуть не поперхнулся, когда увидел «возлюбленного» своей госпожи. Откуда-то уже взялась карета и, проходя мимо пажа, Марк так дохнул на него чесночным перегаром, что у того заслезились глаза.

— К бою готов! — хохотнул Марк и карета тронулась.

Они проехали весь розалий, а затем оказались в купеческом районе, и карета начала петлять по проулкам, всё дальше уходя от центра и лишних глаз. Во многом торгаши пытались подражать недосягаемой для них аристократии и тоже огораживались заборами, высаживали дорогие цветы, нанимали садовников.

Иногда было смешно видеть эти несуразные белоснежные статуи, совершенно не сочетающиеся с нищетой главной постройки — как сороки тянут, что ни попадя.

Они заехали в один из таких чудо-особняков. Карету тут же облаяла свора собак, самая прыткая пыталась укусить крутящееся колесо, оскаливая клыки и розовую полоску дёсен.

Когда транспорт остановился, подбежавший слуга замахал на стаю руками, и псы отбежали на расстояние, продолжая наблюдать за выходившими.

Появление Марка вызвало фурор у обслуги. Они старались не морщиться, но видно было, что еле сдерживаются, чтобы не сбежать в закат. Одна пухленькая горничная, всё же спрятала улыбку рукой, когда он, горделиво подняв голову, прошёл в покои аристократки.

— Я пришёл, моя любовь! — с порога крикнул ей Марк, так чтобы и всем снаружи было слышно.

Её лицо надо было видеть. Бретелька от лифчика, очевидно, готовившаяся эффектно упасть в нужный момент, как-то понуро скатилась. Не хватало лишь грустного тромбона.

— Иди ко мне, — Марк широко расставил руки и, сбрасывая с себя ботинки на ходу, двинулся к огромной мягкой кровати, — сольёмся в экстазе, — её глазищи полезли на лоб, а когда он, разбежавшись, прыгнул на кровать, её подбросило вверх и она, в панике махая руками, взвизгнула и пулей соскочила на пол. — Ну, куда же ты?

— Что… Что это такое? — Марта обвела рукой его одеяние. — Почему ты такой…

— Такой милый? — подсказал ей Марк.

— Ты специально? — догадавшись, она упёрла руки в бока. Сейчас девушка стояла босая, в одном лифчике и чёрных кружевных трусиках.

Марк издевательски похлопал ладошкой на место рядом с собой.

— Не стесняйся, сама же так хотела этого или уже разлюбила?

— Ты дикарь, подонок, тварь, ненавижу тебя! — она затопала ногами, в гневе сжимая кулачки.

Марк откинулся в мягкой постели и заложил руки за голову.

— Музыка для моих ушей.

Она принялась громить всё вокруг, пока Марк смотрел в потолок. Вазы летели на пол, бились стёкла шифоньеров, их содержимое тоже валилось на ковёр. Когда кто-то из слуг выглянул из-за двери, в него полетела увесистая бутылка вина, но не разбилась, а со стеклянным звуком отскочила в сторону и укатилась под кровать.

Через пять минут она успокоилась, но мебель этим было не утешить — дамочка лишь с виду казалось слабой. Впрочем, ему плевать — пусть хоть весь дом спалит дотла.

Она поцарапала предплечье о стекло и сейчас по нему сочилась кровь. Выдохнув в последний раз, Марта откинула назад волосы, разглаживая их руками, и улыбнулась, будто ничего не было.

— Я так рада, что ты пришёл, — кровь медленно стекала до пальцев и капельками падала на пол, лифчик соскользнул под ноги.

Марк присел на кровати и смотрел на её вздымающуюся грудь, затем перевёл взгляд на раскрасневшееся лицо. Встав, он подошёл и залечил ей порез, даже не раскидывая диагностическую сеть — такие мелкие раны не требовали для него больших усилий. Она смотрела на него сверху вниз, осознавая свою красоту, и что её молодое тело зацепило его.

Девушка крикнула служанке, чтобы вошла, а когда та открыла дверь, Марта даже не шелохнулась и не отвела взгляда от его глаз. Продолжая стоять голая по пояс, она приказала.

— Проводи молодого господина в ванну и выдай ему одежду, — Марк отвернулся от неё, сдул вбок магией все стёкла и обломки с пола и босиком вышел из комнаты.

Когда он обмылся и привёл себя в порядок, в другом помещении всё повторилось. Только ещё с порога он без лишних слов взял её за волосы и, проводив до кровати, сделал то, о чём она так долго просила, и заодно выплеснул всю свою накопившуюся злобу. Эта женщина словно вбирала в себя его негатив, как чёрная дыра, позволяя не церемониться с ней.

С другой девушкой он бы никогда себе такого не позволил, но здесь ничто не останавливало — ведь ради этого его сюда и пригласили.

Когда всё закончилось, а Марк постарался сделать процесс как можно дольше, чтобы потом аристократка сидеть нормально не могла, внутри возникло странное чувство пустоты и лёгкости. Будто он сейчас возвышался над всей этой суетой. Дыхание стало ровным, а сердце уверенно толкало кровь.

Рядом лежали её чёрные кружевные трусы, а сама девушка, свернувшись калачиком хныкала. Это не вызвало в нём никаких эмоций, будто внутренняя чёрствость не позволяла оголить сочувствие. Он взял её за плечо и повернул к себе. На него смотрело радостное улыбающееся лицо всё в слезах, и они продолжали литься.

Она реально больная. Он свесил ноги с кровати и тут же подумал, что и сам-то не хуже. Встав, Марк накинул на себя халат и взял её трусы.

— Раз в три дня, — железным тоном послышалось позади.

— Как хочешь, — он безразлично толкнул дверь и когда увидел на пороге взволнованное лицо Жоржа, ухмыльнулся и подошёл к нему. — Держи, — Марк взял его руку и вложил в неё труселя желанной госпожи, — понюхаешь хоть объедки, — и, хлопнув его по плечу, прошёл мимо. В этот момент ему показалось, что он и без всяких дистортов слышит, как скрипят зубы слуги.

Что ж это случилось, и, надо сказать, плата за молчание не сильно тяготила Марка. Сначала он всё же мучился тем фактом, что это бывшая девушка Мика, но какого чёрта? Они больше не встречаются. Единственное что, он не стал никому говорить об этом прецеденте — Беф бы задолбал его сальными шуточками, а вот Ли Прасту, наверное, сейчас ох как икается.

Опять Марк из-за него влип в неприятности. Хотя тут скорее комплексная вина всех и круговорот случайностей, но, подумав немного, он понял, что сейчас лучше не ерепениться. Положение его семьи и так шаткое. Можно рассматривать это как акт доброй воли или экономию на шлюхах.

Нет, с телом девки всё было в порядке — подтянутое, стройное. Лицо, да и вообще внешность Марты не вызывали никаких нареканий — она красотка и, возможно, для кого-то идеал. Но на этом всё и заканчивалось. Не то, чтобы он что-то искал в последнее время — просто сразу себя настроил на блокировку любых привязанностей.

Её эмоциональный фон скакал как бешеный, и тут справедливо возникал вопрос — чего такого в детстве ей недодали родители? Впрочем, плевать — пока он её тра*ает, собачка Жорж молчит про повстанцев. Удивительно даже, что дочка ради своей страсти пошла против интересов отца. Видимо, это воспринималось ей как некая игра — хождение по краю. Хрен поймёшь этих избалованных аристократок.