А.М.: Кажется, он в продюсирование ушёл с головой.

Ю.З.: Потом права вернулись к нам, и год тому назад мы продали их «Star Media». Они заключили сейчас договор с Сергеем Бодровым, который пишет уже сценарий. Предполагается, что это будет международный проект. И на последних переговорах мы даже решили, что возможно Сергей и продюсерская компания снимут два фильма. То есть они хотят запустить один полный метр и через какое-то время снять продолжение, потому что роман очень объёмный.

Вопрос: Здравствуйте! Каким образом работают сценаристы с Алексеем Ивановым. Даёт он им полную свободу или контролирует сценарный процесс?

А.М.: Имеются в виду видимо сценаристы, которые по его книгам пишут.

Ю.З.: Алексей даёт полную свободу. Он может попросить прочитать сценарий. Вот сейчас, например, у нас контракты по «Сердцу пармы» и «Тоболу», там тоже есть режиссёрский сценарий, который накладывается на роман, и Алексей может его прочитать, высказать свои пожелания, но они не обязательно должны быть учтены продюсером, сценаристом. Если у сценариста возникают вопросы, Иванов с готовностью обсуждает их по скайпу, но не контролирует. Я помню, когда мы с Александром Велединским и с Алексеем поехали на «Мосфильм» первый раз смотреть «Географа». В машине по дороге на «Мосфильм» Александр много говорил, волновался, потому что много линий было вырезано из романа, их не было в фильме. Велединский даже не пошёл с нами в зал. Потом выходит к нам со страшными глазами, а мы с Алексеем сразу кинулись его обнимать. Потому что Алексей не сидит с маркером, отмечая наличие каждого своего героя и сюжетного хода в фильме, он очень адекватно всё воспринимает, понимая, что при переводе истории из одного формата в другой потери неизбежны.

А.М.: А он видел спектакль, который ребята из ГИТИСа делали по «Географу»?

Ю.З.: Из ГИТИСа? Нет.

А.М.: На самом деле классный спектакль. Земляникина ставила. Честно говоря, я сначала спектакль посмотрел, а потом уже книгу прочитал. Студенческий спектакль. Знаю, что они хотели его какое-то время ещё поиграть, но я так понял, что поскольку права на произведение ушли кинокомпании, то спектакль закрыли.

Ю.З.: Нет. Там была какая-то некрасивая ситуация, связанная с менеджерами этого проекта. Мы подарили им права, и они сделали спектакль «История мамонта». Это же был такой ученический проект, он был очень успешным, участвовал в фестивале. Потом ребята выпустились и хотели уже играть этот проект в какой-то профессиональной команде. Но возникла конфликтная ситуация при заключении договора, их менеджеры повели себя некорректно по отношению к нам с Алексеем, пытались сначала на нас надавить, потом нас рассорить. А для нас с Алексеем это неприемлемо, для нас самое главное — это доверять друг другу, и мы решили прекратить переговоры с тем, кто пытается нами манипулировать. И спектакля сейчас нет.

А.М.: Жалко. Хороший спектакль на самом деле, хорошие ребята играли. Я многих из них именно с этого спектакля запомнил.

Смешной вопрос: Не планирует ли Юлия приобрести услугу по коучингу у Александра? Имеется в виду у меня. Нет, Лёша, не планирует.

Комментарий: Спасибо, очень интересно было посмотреть на антипода продюсера. В моем обывательском представлении это такой дядя с подбородками был.

Вопрос: А это занятие действительно теперь называется «продюсер»? Раньше подобных людей было принято называть агентами писателей. Мне почему-то режет слух, но, возможно, мои понятия устарели.

Ю.З.: Агент — это тот, кто заключает договоры. А когда ты занимаешься имиджем, взаимодействием писателя с прессой, всеми его передвижениями, фотографиями для его книг, съёмками его фильмов, съёмки «Хребта России», например, то это уже продюсер.

А. М. Юля, спасибо Вам огромное. Было очень интересно. Будем ждать новых фильмов и книг.

Ю.З.: Спасибо. До свидания.

Коллеги, добрый вечер! Сегодня гость нашего онлайн-телевидения писатель и сценарист Алексей Викторович Иванов, автор романов «Сердце Пармы», «Золото бунта», «Географ глобус пропил» и многих-многих других, автор нон-фикшн книг, автор сценария фильма «Царь» Лунгина.

Мы будем говорить и о ремесле писателя, и о ремесле сценариста, коль скоро Вы находитесь всё время, как я понимаю на границе между писательским и сценарным ремеслом, и в этом плане являетесь в некотором смысле уникальным человеком. Я Вас приветствую на нашем канале.

— Здравствуйте!

— Алексей Викторович, давайте начнём сначала. Источники любого творчества, я думаю, в семье. Вы родились в Нижнем Новгороде в семье инженеров-судостроителей. Насколько это была литературная семья, книжная семья? Была ли у вас дома большая библиотека? Читали ли Вам родители книги в детстве? Насколько семья предопределила Ваше дальнейшее развитие в качестве писателя?

— Ох, это такие глубокие корни, что их очень сложно вытянуть. Мои родители — обычная техническая интеллигенция: инженеры-судостроители, выпускники ГИИВТА, самого престижного речного вуза страны. Конечно, они читали. В основном, фантастику и современную прозу. Но не были книгочеями, чтобы так уж взахлёб. Они выписывали журналы «Юность», «Вокруг света», «Технику — молодёжи». Они были представителями того культурного сегмента, который «потреблял» не «толстые» журналы, а молодёжные. Родители читали — и я читал. Не то, чтобы меня приучали. Потом по своему опыту работы в школе я понял, что приучить читать невозможно, нужно самому этим заниматься, и тогда ребёнок, глядя на тебя, тоже приучится. В семье, где родители не читают, ребёнок читать не будет. Я не помню, чтобы мне читали вслух, но видимо родители читали сами для себя, поэтому и я стал читать книги. Для меня это сделалось естественным. И с детства для меня профессия писателя была самой героической профессией. Не космонавт, не пожарный, не солдат, не целинник, а именно писатель.

— А в какой момент вы осознали, что вы писатель? Я видел ваши воспоминания о том, что первый роман про трёх робинзонов был написан в возрасте шести лет. Я думаю, что он будет издан, в конце концов.

— Тот роман и написан не был, там всего-то полторы странички ученической тетради… Как я для себя определяю, что такое писатель? Писатель видит мир, как текст, то есть всё для него является текстом. Я уже не раз приводил эти примеры: вор по призванию видит мир как чужой карман, дальнобойщик видит мир как трассу, боксёр видит мир как ринг, а писатель видит мир, как текст.

— А был момент, когда вы осознали себя читателем, писателем — человеком, который взаимодействует каким-то образом с текстом?

— Нет, такого момента не было, это всё проросло одновременно с взрослением, со становлением личности. В общем, не как в кино: «шёл, упал, потерял сознание, очнулся — гипс». То есть, очнулся — и писатель. Как только я стал себя понимать, так сразу и понимал именно в этом формате.

— А было ли какое-то представление своего писательского будущего? Условно говоря, как вы себе представляли свою жизнь писателя? То ли себя с бородой, как Лев Толстой во главе имения, то ли в какой-то комнатушке на мансарде? Был какой-то образ своего будущего писательского?

— Надо напомнить, что я родился в Советском Союзе, и до юности жил в Советском Союзе, и был внутри советской культуры, ничего вне её не видел и не знал, да и не желал видеть и знать. Конечно, писателем мне хотелось стать в этаком советском формате. Я по-хорошему завидовал настоящим писателям. Это были плотные, крепкие дядьки с пузами, они ходили в свитерах и брюках, съезжались в каких-то домах творчества и жили там целыми месяцами. Днём писали, вечером гуляли по сосновым рощам, общаясь друг с другом. Они встречались с благодарными читателями. Они разговаривали про литературу с редакторами и критиками. Раз в три-четыре года у них выходила новая книга. Их возили во всякие интересные места: то на Байконур, то на Байкало-Амурскую магистраль. Я тоже хотел так жить и работать, и чтобы меня везде возили и всё мне показывали. Когда я, наконец, стал писателем, сработала инерция, и я сдуру вступил в Союз писателей — то ли Союз писателей России, то ли Союз российских писателей. На кой чёрт мне это сдалось? Не знаю. Видимо, я завершил гештальт.