— Безусловно. Всему. И как профессионал, и как личность. Иногда мне кажется, что в фильмах я не столько отдаю, сколько — снимая тот или иной фильм — беру. То есть учусь, узнаю и познаю себя, что-то открываю в себе. Это такой мощнейший инструмент. И да, в этом главная, пожалуй, загадка моего столь страстного и крепкого романа с кинематографом.

— У тебя репутация режиссера, который снимает безбюджетное кино. Тебя это устраивает или это вынужденная ситуация и хотелось бы снять кино с большим бюджетом и размахом?

— Я обычно говорю так: Устраивает. Но если что-то изменится, будет еще лучше. То есть я снимаю кино без бюджета, тратя на него силы и здоровье, и личные средства, не потому, что мне не дают денег. Я не увязываю эти вещи. Я снимаю не потому, что не дают, а потому, что я никого не жду. Если придут и дадут — хорошо. Не дадут — я все равно сниму. Вот такая у меня логика. Не люблю сидеть и ждать. И надеюсь только на себя.

— Что в этом фильме нового для тебя? Было ли что-то, что в этом фильме ты сделал впервые в жизни?

— Здесь могу добавить только то, что было очень сложно работать, когда актеры в твоем фильме, практически все, старше тебя на 10—15 лет, когда это совсем взрослая история, когда она даже больше, чем автор. Сложно тут объяснить, и мы в итоге справились, но это была реальная сложность. И конечно же это было новое. И оттого было еще интереснее работать.

И все же рекомендую посмотреть фильм. Он тоже необычный. И очень красивый. Как говорят первые зрители. И даже пишут, вот отрывок из одной из первых рецензий, лучше не я, а чужими словами: «Трагедия героя состоит не в несчастной любви, как может показаться на первый взгляд, а в счастливой жизни, которая так внезапно обрывается. Человеку свойственно цепляться за воспоминания, жить иллюзиями прошлого, упуская жизнь настоящую. Глубочайшую беду испытывает тот, кто на пороге смерти вдруг понимает, как был на самом деле счастлив с теми, кто всю жизнь был рядом, а не там где-то, в недосказанном, недожитом, а исправить уже ничего нельзя, успеть бы сказать об этом… Наша судьба такая штука, очень непросто устроенная, не имеет случайностей, бесполезных встреч и дел… Иногда расстаться, это больше, чем прососуществовать под одной крышей». Что тут добавить? Я счастлив, что мой фильм вызывает такие эмоции и мысли. Ради этого мы и работаем, а я — живу. Вот и весь нехитрый секрет.

Расшифровка прямого эфира с режиссером Арсением Гончуковым.

— Коллеги, я вас приветствую на нашем сценарном телевидении. У нас сегодня в гостях режиссёр Арсений Гончуков. Хоть телевидение наше и сценарное, у нас уже давно не бывало сценаристов. В прошлый раз у нас была Тая Зубова режиссёр, сегодня Арсений Гончуков, в следующий раз будет тоже очень интересный гость — девушка, которая работает продюсером одного известного писателя. До сценаристов пока у нас руки не дошли. Что мы сегодня будем обсуждать? Арсений выпустил интернет сериал под названием «Район тьмы». Вот об этом проекте мы с ним сегодня конкретно и серьёзно поговорим. Я надеюсь, что вы всё-таки это кино посмотрели. И у меня просьба — напишите в комментариях, как вам оно: понравилось, не понравилось, было страшно, было не страшно.

— Здравствуйте, дорогие друзья. Я сразу же хотел поправить Александра, что я не совсем режиссёр, я ещё и сценарист. Про это все забывают, не знают или не помнят. Я сейчас это говорю не чтобы похвастаться, а чтобы сказать, что все мои четыре полнометражных фильма, я сам написал. У меня есть призовой сценарий даже. В своё время в «Искусство кино» был конкурс, и они опубликовали мой сценарий.

— «Бывшая»?

— Другой сценарий. Конкурс «Личное дело» проходил в «Искусство кино», с Балабановым в жюри.

— Помню я этот конкурс. Я тоже его выигрывал с «Экспедицией».

— Там я был в шорт-листе. Кстати этот сценарий я до сих пор не снял, его хотели снять многие кинокомпании. И то, что я был в шорт-листе из 900 сценариев — это приятно. По первому образованию я филолог, поэтому пишу. И учился я на сценарном у Миши Фатахова, поэтому я хорошо знаю, понимаю вас и очень уважаю. И вот этот фильм впервые в моей жизни, когда я снял что-то по чужому сценарию. Это первый случай, когда я что-то снял не по своему сценарию.

— Это очень интересно. Это ни такой частый случай, когда сценарист уходит в режиссуру. Я так понимаю, что ты изначально был телевизионщиком? Как это было? Ты сразу понимал, что будешь снимать кино или ты хотел быть сценаристом?

— У меня очень извилистый путь. Хочу дополнить твоё вступление. «Район тьмы», его первая серия — это может быть, как повод поговорить о других вещах. Ты же давно меня сюда звал и всё как-то не случалось. И вот нашёлся повод. В своё время я предложил тему, чтобы поговорить о работе режиссёра со сценарием. Недавно я конкурс проводил, на который прислали 160 сценариев, из которых мы отобрали, страшно сказать — шесть, из них можно снимать прямо завтра — два. Притом, что это такое полупрофессиональное сообщество. Поэтому мы можем о многом поговорить. По поводу того, как я пришёл в кино — у меня очень извилистый путь, потому что изначально я не телевизионщик, а филолог. Я учился в гуманитарной школе, где рисовал, писал и т. д.

— Подожди. Тогда давай расскажи, почему ты филолог?

— Всё дело в том, что я с семи лет, страшно подумать, пишу стихи.

— Я с шести. Кто раньше?

— Если это несчастье случается с ребёнком, то это уже на всю жизнь. Я пишу, и ты пишешь, миллионы пишут.

— А ты помнишь первое стихотворение своё, написанное в семь лет?

— Нет, я не помню. Я не такой фетишист.

— Я свое помню, но сейчас читать не буду, потом как-нибудь.

— До сих пор есть тетрадка, где-то она лежит. Я писал рассказы. Я не очень умный в принципе человек, туповатый и у меня не было шансов куда-то идти. Только филфак, потому что по всему остальному у меня были двойки и тройки. Я никогда не знал таблицу умножения.

— А когда ты понял, что хочешь именно писать? То есть в семь лет ты уже понимал, что: «Я поэт, зовусь Незнайка».

— Я до сих пор пишу стихи. У меня есть даже публикации за рубежом, в литературной газете меня публиковали, книга выходила, в альманахах стихи публиковались. Они и до сих пор выходят. В семь лет — это был какой-то порыв, откуда он взялся, не знаю. Может книжку какую-то прочитал. Это был момент, когда я сел и стал писать. С тех пор я не задавался этим вопросом. Писал и удалял очень много, выкидывал. Потом был телек, была журналистика, скорее всего это было вынужденное, потому что я пошёл в аспирантуру, появилась семья, надо было зарабатывать. Я вышел на Покровку в Нижнем Новгороде, я там родился и вырос — куда идти, где зарабатывать деньги? Меня звали на кафедру, но деньги реально можно было заработать только в журналистике. Я пошёл на первую попавшуюся телекомпанию. Там поработал, уехал, потом с телеком завязал, ушёл из журналистики. Сознательно и окончательно перестал этим заниматься, хотя это была очень интересная работа — репортёром новостей с микрофоном, в поле. Я был на войне, когда город Цхинвале был завален трупами. Где я только не был: у Путина интервью брал, у Сердюкова, он тогда ещё не воровал. В общем, очень интересная, насыщенная была жизнь. И за рубежом работал корреспондентом. А потом мне захотелось узнать эту жизнь сермяжную: я был в каких-то деревнях, сёлах, видел коров, которые тонули в грязи. То есть жизненный опыт, образный опыт, некая коллекция визуальных образов, типажей человеческих, речевых каких-то слепков, она очень большая. Сейчас профессия журналиста, она совсем для подонков, судя по тому, что сейчас происходит, тогда этого ещё не было. Я очень хорошо помню, когда меня в первый раз, наверное, год 2006 был, подозвала генеральный директор и сказала: «Сеня, не надо в эфире говорить „Путин“, надо говорить или „президент Путин“, или „Владимир Путин“. Нельзя называть односложно». А я тогда был телеведущим, сидел и вёл эфиры. И где-то с того момента телевидение начало заканчиваться и для меня, но не по этой причине. Тогда в этой работе меня привлекала вот эта репортёрская деятельность.