– Ты уходишь завтра? – послышался шёпот Амалии.

– Так будет лучше… – так же шёпотом ответил Прокопий. – Мы должны просто исчезнуть порознь. Вместе будет заметно…

– Денег нам должно… хватит? – взяв за руку любовника, спросила Амалия. – Денег, а не здешних смешных…

– Да, нам хватит, – успокоил её Прокопий. – Ещё посмотрим, сколько заплатит базилевс.

– Поскорей бы дождаться смены… – грустно вздохнула Амалия. – Зимой пускаться в дорогу, конечно, очень тяжело, но я даже с этим смирюсь, только бы убраться отсюда до приезда Владимира. Надоело быть наложницей у варвара. Кто нас заменит?

– Её зовут Верой, я, помнится, встречался с ней в Константинополе. Года три тому назад… – задумчиво процедил Прокопий. Помолчав немного, он добавил: – Её срочно выдали замуж и послали в Херсонес вслед за наместником. Понимаешь?

– Наместник? – удивленно посмотрела на Прокопия Амалия. – Он не внушал доверия? Зачем же его тогда послали туда?

– Надо было определить, с кем он был связан при дворе базилевса, – пояснил Прокопий. – В Константинополе сделать это было сложно. А так ему пришлось раскрыться. Его переписку нетрудно было перехватывать и вести счёт его гостям. Базилевс не прощает предательства…

– Дионисия жалко, – Амалия вздохнула, положила руку на плечо Прокопия и, взглянув ему в глаза, спросила: – Что… что мы скажем в столице?

– В нашем деле потери неизбежны. А климат на Севере суровый. Стоит только рассказать, сколько там длится зима и какие там холода… Бедный Дионисий! Заболел и умер… – не снимая руку Амалии со своего плеча и поцеловав её, ответил Прокопий.

– Ты нашёл его клад? – с деланно-равнодушным видом спросила Амалия.

– Да. За кого он нас принимал? – с саркастической улыбкой ответил Прокопий. – С таким заговорщицким видом посвятил тебя в тайну клада, а потом скромно так перепрятал всё.

– Ну, что ж… Всё хорошо складывается, я даже сама на такое не надеялась. Думала, что мы так здесь и останемся помогать смене… – отряхиваясь от налипших на брови и ресницы снежинок, произнесла Амалия.

– Дожидаться свадебного поезда с Владимиром и с нашей принцессой нас никто не обязывает, – согласился Прокопий.

– Да-а, повезло нам. Я даже чуть дар речи не потеряла, когда узнала, что она прибыла в Херсонес на свадьбу с князем… – с иронией в голосе произнесла Амалия и тихо рассмеялась.

– Базилевс – мастер в делах перевоплощений, – не разделяя игривости Амалии, тихо, но с каким-то странным серьёзным тоном прошептал Прокопий.

– Что ты хочешь этим сказать? Что… – замерла Амалия. – Что?

– Это не сестра базилевса, – усмехнулся Прокопий. – Хотя… Старую… Сколько ей лет? Выдать за такого гурмана, как Владимир?

– А кто же тогда в Херсонесе? – не сдержалась от изумления Амалия.

– Какая-то юная особа, которую приказано титуловать принцессой и сестрой базилевса, – задумчиво заговорил Прокопий и, пожав плечами, продолжил: – Простолюдины вряд ли когда видели живьем настоящую сестру базилевса. При этой… особе, по моим сведениям, нет ни одной дамы из свиты настоящей Анны. Но, говорят, она ещё та распутница. Значит, она одна из нас.

– Бедный Владимир… – прикрыла от изумления ладонью рот Амалия.

– Бедными будут его подданные и потомки, – усмехнулся Прокопий, – которым никогда не распутать этот клубок…

– Я уже замёрзла, – зябко повела плечами Амалия.

– Пойдём, – согласился с ней Прокопий, обняв за плечи. – Здесь очень холодно, но зато чужих ушей нет.

– Как ты думаешь, а что с этими домовыми будет? – поинтересовалась Амалия. – Они вроде есть, а вроде их нет…

– Да кто ж им будет верить, им или в них, если славяне примут нашу веру – православие? И тогда пусть себе шпионят… Наши коллеги. А люди не любят правду о неправде…

В Уголовном кодексе все «святые» деяния князя Владимира и его подельников проходят по самым суровым статьям наказания. А мы его за это прославляем и молимся в церквях на иконы с его изображением. Хотя его облик должен был тревожить и пугать до смерти людей на стендах «Разыскиваются особо опасные преступники». Мне кажется, что на иконах изображены лики только тех, кого так и не смогло разыскать правосудие. Ну, и какую ещё веру мог выбрать уголовник-рецидивист особо княжеского разлива?

Замельтешили попы на Руси Святой. Сусальным золотом куполов церквей и колоколен покрывалась нищета Руси. Из века в век усиливалась вера, благополучие попов и несправедливость законов. Появились трактиры и корчмы – строго, ой, как строго наказывалось незаконное самогоноварение! Головы самогонщикам рубили, их родичей топили в Днепре, в Москве-реке (да много ещё где!). Соседей за недоносительство пороли до полусмерти, родственников пускали по миру. А вездесущие осведомители выявляли всё новые секреты волшебства напитков конкурентов князя у своих жертв и тут же бесплатно, за обещания им места в раю, выдавали эти секреты государевым людям. Налоги, какие налоги собирали из века в век! Никогда ещё так государство не процветало… Но иногда не все налоги до князя какого доходили – на их пути появлялись скорбные постные лица попов с загребущими руками и лживыми подлыми речами. Поборы с прихожан, помимо церковной десятины, составляли лакомое угощение мирской жизни праведников. Их жизнь становилась всё прекрасней. Бытность священника становилось безопасней и подозрительно щедрой на искушения диавола, причём всё это тоже за счёт паствы. (Народ хирел, избавлялся от всяких искушений в пользу попов и князя). Желающих освоить это странное занятие во благо людское, но с выгодой, доходом для себя становилось с каждым днём всё больше и больше. Их лицемерие стало портить и одолевать всю Древнюю Русь.

– …Ох, грядет, грядет конец света!!! – вопил от переизбытка чувств на паперти деревянной избы с крестом на крыше очередной пророк в рясе. Но конец света, оказывается, можно было отодвинуть не только церковной десятиной, помимо новых княжеских налогов, и покаянием и смирением, но и строительством новых храмов и монастырей бесчисленных числом… Перед проповедниками, разумеется, сам Христос колени преклонял и принимал их в свое братство. Все праведники и просто попы стали соучастниками вечной жизни Христа – а как же иначе? Жизнь на Руси понеслась вскачь по ухабам чудотворным и кровавым лужам доносов. Началась новая, но такая нужная князьям и попам летопись вранья.

Волхвы вначале вполне миролюбиво отнеслись к очередной затее князя – было даже весело. Но когда добровольцев покрестили, и желающих не осталось, остальных зевак почему-то стали насильно окунать в реку. Веселья поубавилось: людей дружинники отлавливали, пинками и тычками стали загонять в Днепр. И так несколько дней. А потом ввели десятинный налог в пользу новой веры – тут уж совсем стало не до веселья. Но волхвы и тогда ещё были в недоумении и потому как-то вяло защищались сами и так же безвольно защищали веру предков. Ведь любой князь был в наступившие времена уже гораздо ближе к людям, чем волхвы и ведуны. От его власти славяне в жизни уже зависели больше, чем от своих языческих плясок и обрядов. Христианство по всему миру распространялось одинаковым способом. Вначале охмурялась элита, а потом ставился на колени народ.

Так и получилось, что на трезвую, пусть даже и не на совсем грамотную голову принять православие Русь ну никак бы не смогла.

Вот так вместе с самогонкой на Русь могла прийти и пришла ещё одна беда пострашнее пьянки – православие. И оно пришло, пришло как неизбежная кабала для наивных грешников.

– Эх, бабушка, бабушка! – прошептал с закрытыми глазами Владимир Красное Солнышко, садясь в ладью предков, на которой его по древнему обычаю отправляли к Перуну в облака вслед за пращурами. Он всё ещё надеялся, что по пути к нему удастся заглянуть самому в этот самый рай, который обещали ему попы с бабушкой вместе. Ну, то есть погулять ещё по пути… Но помер. Взял и просто помер! Ну, пришёл срок, что ж поделать…