Вечером князь собрал совет: говорили кратко, всё по делу и только о вере. (Не правда ли странно – решить такое дело на раз-два и только на одном совете?) Но это было так. И вынесли, не мудрствуя лукаво, свои решения:

1. Построить как можно быстрее на вершине пока ещё пустующего холма капище. Но не для одного какого-то там бога, а для каждого и для всех славян.

2. От каждого поселения собрать по истукану для этого капища. (Бояре согласились с подобным рачительством Владимира, не допускавшем и мысли о разорении княжеской казны).

3. Погнать гонцов навстречу послам со священниками разных вер и поторопить их.

Расходились шумно, ругая неведомо откуда взявшиеся проблемы, и согласные во всем с князем. К сумеркам уже наступала подслеповатая ночь, как берегиня славянских тайн наступает на очередные грабли, и потому Владимир, сыто рыгнув, признал эти решения удачными и вполне себе законными.

По запутанным переходам во тьме глубокой ночи проползала чья-то тень, сильно пахнущая ладаном. Игил со своими домочадцами разглядел (а только домовые видят в такой тьме) Прокопия. Но преследовать, а тем паче задирать его, не стал – у него и даже у сорванцов-домовых жутко запершило в горле от ладана и помутилось сознание. В панике они с грохотом свалились с лестницы и только на свежем воздухе, да и то под утро, они пришли в себя. Прокопий в темноте, несколько раз пройдя мимо, наконец-то увидел белый платок, привязанный к дверной скобе. Ну, как увидел – скорей нащупал. Лёгкий сквозняк усилил дымное пламя бронзового масляного светильника, и в этих бликах струящегося копотью света он разглядел сгорбившуюся на лавке «княгиню».

– Ну? – не ответив на приветствие, обернулась к вошедшему «княгиня». – Что на совете?

– Союзно всё да благолепно… – с кротким видом ответил Прокопий и поклонился «княгине».

– Что порешили? – тихо спросила «княгиня».

– Дождаться посланников, – ответил Прокопий, пойдя поближе к ней.

– Они на днях заявятся… – сжала губы «княгиня». – Времени хватит?

– Хватит. Только вот… – замялся Прокопий.

– Что ещё? – поднялась с лавки «княгиня», оправляя подол.

– Завтра с утра приступим к исцелениям, – Прокопий произносил эти слова медленно, чтобы понять самому и дать понять собеседнице всю важность предстоящих дел.

– Ну, приступай, за чем же дело стало? – вздохнула «княгиня» и устало присела обратно на лавку.

Прокопий прикрыл ладонью зевок и впал в крайнюю задумчивость. «Ольга» перекрестилась на небольшую икону святого Константина, прикрепленную над дверью, и внимательно посмотрела на подручного, затем медленно, чеканя каждое слово, произнесла:

– Что у тебя там? Слепого сделать зрячим, калеку ходить заставить, покойника воскресить, ещё…

– Вот я насчёт покойника… – слегка смутившись, перебил «княгиню» Прокопий.

– Что такое? – с удивлением посмотрела на него «княгиня».

– Да дикий он… – покачал головой Прокопий. – Сварливый, буйный.

– Кто, покойник? – усмехнулась «княгиня».

– Да нет, князь. А вдруг возьмёт да голову покойнику мечом срубит? С него станется. Как потом воскрешать? С калекой просто – после моего снадобья любой будет бегать. Лишь бы ноги были… – покачал головой Прокопий. – Правда, недолго. С полчаса…

– Ну, и этого хватит. После исцеления мы его быстро спрячем. Надёжные люди есть. А когда отмучается, то туда ему и дорога. Не жалко. Слепой у тебя проверенный человек? – снимая парик с головы, спросила «княгиня».

– Не подводил. Прозревать умеет… – ответил Прокопий, принимая в руки парик и осматривая и проглаживая пальцами волосы на нём.

– Ну, покойника ладно… Как-нибудь потом применим. Замени его, – задумалась на минуту «княгиня» и, встряхнув головой, продолжила: – …на плач иконы…

– Может, не стоит так торопить события? Князь и после исцелений созреет… – со смирением в голосе перед «княгиней» прошептал Прокопий.

– Надо, чтоб было наверняка. Православие нам надо! И только православие, – резко оборвала собеседника «княгиня». – И не только нам надо.

– Неплохо было бы знамений каких добавить… – пощёлкал пальцами Прокопий и выжидательно посмотрел на собеседницу.

– Знамения можно измыслить и так. Толкователей оных надобно дельных подобрать. Да по уму, дабы не только подозрений избежать… Да помоги мне грим снять.

Прокопий кивнул и рукой показал на другую, более широкую скамью под окном. Через некоторое время женщина взглянула на свое отражение в ручное зеркало: из мутной глубины отполированного серебра на неё смотрело совершенно другое, молодое лицо. Теперь это была не «княгиня Ольга», а Амалия – полюбовница Прокопия, жена Дионисия, ключница Владимира. С Амалией Прокопий не церемонился – это перед «княгиней» он вел себя, как и подобает верному, но низкого рода советнику.

– Дионисия жалко… – вздохнула Амалия, снимая верхнее платье через голову.

– Зря ты его жалеешь, – с обидой в голосе сказал Прокопий и, пристально взглянув в лицо Амалии, продолжил: – Не хозяин он нам – кончилось его время. Я, поверь, лучше его освоил все фокусы.

– Но я… жена ему, – отвернувшись от Прокопия, прошептала Амалия.

– Я поправлю: уже почти вдова, – усмехнулся Прокопий, крепко обняв её за талию.

– Что? – встрепенулась Амалия. – Ты не посмеешь…

– Я здесь ни при чём. Князю скажешь спасибо. Не отпустит князь его живым, не отпустит. Дионисию дан срок наладить производство спирта. К нему князь приставил слишком смышленых людей. А аламбик Синезиуса он сам упростил до алькитары. А это слишком просто, и даже эти варвары сумеют теперь овладеть этим секретом. А вот Дионисия князь в живых не оставит – а вдруг он сбежит к врагам князя? Или его переманят? А ведь он ещё много что знает про князя. Владимир, как и многие тираны, хочет всем обладать безраздельно и делиться своими секретами с врагами не будет. Да и такие прибыли князь не упустит, а у спирта есть ещё одно скрытое, но важное свойство: он даёт власть над людьми, хоть раз его попробовавшими и желающими снова его выпить. Не вернётся Дионисий. Волхвы толк в ядах знают. Как только князь поймет, что сможет в этом деле справиться без него, так и решит его судьбу. Не сомневайся. Дионисий сейчас уже в Великом Новгороде, а в Пскове и Изборске всё уже налажено и работает без него.

– А что будет с тобой? – тихо спросила Амалия, не скрывая своей лёгкой растерянности.

– Да ничего не будет, – усмехнулся Прокопий, – Дионисий без нас пускать пыль в глаза князю не способен был. Зачем он нам?

– А что с самим князем будет? – обнимая за шею Прокопия, прошептала Амалия и заглянула ему в глаза.

– Ну, он не дура-ак, свою выгоду во всём всегда найдёт. А здесь выгода во всём. Не прогадает, – усмехнулся Прокопий. – А по совокупности совершенных им преступлений его ещё и святым сделают.

– Да? А их не слишком у него много для этого? – расстегнув ожерелье и снимая его со своей шеи, тихо произнесла Амалия.

– Для правителя? Или для святого? Чем их больше, тем значимей он будет для своего народа. Менять его на другого не стоит. С Владимиром можно работать: варвар он неотесанный, да ещё легковнушаемый… Боже, когда всё это закончится? Как хочется вернуться на родину… – ответил Прокопий, прижимая Амалию к себе.

– Я тоже… Боюсь я сгинуть здесь у варваров и не увидеть больше Константинополя… – всхлипнула Амалия, прижавшись щекой к любовнику.

– Не печалься… Но нищими нам не с руки возвращаться домой. Да и поручение базилевса… Не забывай… Смерти подобно, – помогая разоблачиться своей сообщнице и дрожа от нетерпения, пробормотал Прокопий.

…Огромные волокуши в конце обоза еле тащились по лесной дороге. По бокам лениво брели люди. Жизнь в этих краях протекала ещё неспешней. К вечеру обоз дошел до опушки леса и телеги образовали полукруг, обозначив место предстоящей ночевки.

– Олекшта, бери пару мальцов и осмотритесь вокруг. Нет ли чужих поблизости. Потом валежник какой да сухостой для розжига наберите, – подозвав к себе коренастого юношу, приказал седобородый мужчина в кожаных доспехах. Тот кивнул и опрометью, топча босыми ногами болотные травы и лужи, понёсся к усталым от всего необъяснимого в пути людям. Вскоре то тут, то там заструились робкие струйки дыма. Было смрадно и дымно до слёз, но костры разжечь не удавалось. Девки трудолюбиво собирали ранние ягоды и задирали неудачливых истопников. Те огрызались, памятуя, что на дворе уже век патриархата, а не порядки сопливых воительниц матриархата, но… остерегались. У девок, как у нечистой силы, во что свято верили славяне, многоликость от свежей утренней росы, до чар колдовских над всеми. Поди разбери, которой жизнью она живёт, а у них, мужиков, жизнь проста и одна, да и то непутёвая без них…