– Порчу нашлет, проклятие. Чародей он. Его трогать – не моги! Сгинешь… – затараторил попугай, с видимым испугом оглядываясь по сторонам.

– А я его хотел… – ещё больше задумался князь.

– Так ты его к пользе своей примени, – качая головой от изумления перед тупостью собеседника, подсказал попугай.

– Это как? – поковыряв в носу пальцем, удивился Владимир и недобро посмотрел на птицу.

– Пошли его в командировку… – прокрутился кругом на одной лапе попугай и встал на обе лапки. – Ну, как в ваших сказках. Пойди туда – не знаю куда… Ну и по мелочи… За тридевять земель…

– Куда-куда? – вытирая палец с козявкой из носу о себя, удивился князь.

– Князь, – покачал головой попугай, ещё больше удивляясь безмозглости Рюриковича, – ты с ним затеял питие-житие…

– Вино хлебное гнать, тихо ты! – прижал палец к губам князь и оглянулся по сторонам, желая схватить на месте с поличным подслушивающих недоброжелателей.

– И я о том же… Гони его по городам своей земли – пусть налаживает торговлю этим вином. А вино-то тебе самому как?

– Ой, крепкое-то, ой, потом сам не помнишь, аль родился, али умер ли, а по утру – ты ли это и где объявился? – с восхищением закатив глаза, ответил Владимир.

– А голова болит? – склонив голову набок, уставился чёрным глазом на князя Теодор.

– А че ей будет? – Владимир аж поперхнулся от такого нелепого предположения.

– И то правда… – согласился Теодор. – Дионисия туда-сюда, Амалию… тогда тоже… сюда-туда… туда-сюда. Назначай её ключницей.

– Это ж как? – оторопел Владимир. – Ключница у меня есть – Лотоша. Она ещё бабке моей служила.

– Старая?

– Что ж ты хотел – лета идут, бегут… – вздохнул князь. – Плохо уж совсем видит.

– Так пусть будет… Будет наиглавной ключницей, а Амалия просто ключницей, но со всеми ключами.

– А и правда, – сдвинул брови Владимир, – почто старушку трудами изводить?

Новую ключницу челядь невзлюбила сразу же, испытывая при ней необъяснимый страх и волнение. После объявления её ключницей уворовать, как прежде до неё, что плохо было кем-нибудь положено, стало не то чтобы невозможно, а нечего. Всё попадало под замки под присмотр её колючих чёрных глаз. Даже её красота – лицо с неземными чертами, с длинными ресницами, тонкими чёрными бровями, обрамленное густыми каштановыми с рыжим отливом волосами, стройное гибкое тело – вызывала у челяди дрожь и беспамятство паники.

Особо невзлюбили её жёны бояр, до ночи смирно дожидавшиеся своих мужей с княжеского пира в самой большой светлице гостевого терема. При появлении Амалии они все разом замирали, боясь даже вздохнуть. Зато без неё, ох, и злословили они, да ещё как:

– Да што в ней князюшка нашел? Кожа да кости!

– А ходит-то как, да разве родовитой бабе так ноги ставить можа? Идет… Будьте-нате… Нет бы идти, как лебедушка…

– Ой, и не говори, подруженька, да как же так, при живом-то, ещё никак не убиенном муже, подарки от князюшки на себя-то напяливать? Да какое ж такое воспитание им там греки в Царьграде-то дают?

– Никаково штыда! – шамкала беззубая главная ключница Лотоша, поднося к столу для умиротворения мнения женского общества Древнерусского государства бадью медовухи.

– Позор, позорно-то как! Вы посмотрите, на какую клячу княже-то наш польстился! – всплакивала в таких случаях Аксинья. (Та самая, что при пожаре в своём тереме спрыгнула на взвод богатырей княжеской пожарной дружины – никто не устоял, протрезвели все).

– Да можно же так? Как так-то? – только и могла перекрыть своим воплем мирный разговор боярских жён жена не просто боярина, а очень даже нужного князю человека – казначея дружины Моисея Батьковича – Надежда Исхаковна (урожденная Рюриковна). – Да как же так, без податей и мзды такие подарки с княжеского плеча носить? И куды смотрит боярский совет? Ой-ё-ёй-ё-ёй-ой!

Из-за жены свое Моисей Батькович был вынужден даже дверной проем в своём тереме расширить – с годами Надежда Исхаковна всё ширела и ширела и как многие другие знатные боярыни, в ширину стала раза два больше своего роста. А может, из-за одежи так смотрелась?

Как бы то ни было, но новые порядки наводились под строгим присмотром князя. Новые порядки всегда нужны властям, дабы тоску от надоевших прежних порядков смыть слезами изумления от новых.

…Медведь, бесцельно бродивший по запертому внутреннему двору, вдруг остановился и, поведя носом по сторонам, безбоязненно запрыгал в нужную сторону. Вскоре он оказался перед кованой решёткой, откуда ему через приподнятую решётку кто-то протолкнул туес со свежевыловленной рыбой. Рыбы было через край. Медведь ухватил верхнюю рыбину и, мгновенно разодрав её, принялся лакомиться. На эти запахи и чавканье довольного зверя обратили внимание его остальные сородичи, блуждавшие по двору. На их радость из-под решётки появился ещё один туес с рыбой.

Две тени, еле заметные во тьме густой, душной летней ночи, отодвинулись подальше от решётки и заговорили человеческими голосами:

– Да откуда здесь золото, Дионисий? Я тут всё вынюхал. Нет у них никаких приисков. Варвары… – негромко чихнув, произнесла тень повыше другой.

– Не говори, Прокопий… – ответил ему другая тень. – Золото – это не только металл, но и то, за что его можно получить. Народ здешний – для рабства лучший товар. Посмотри, сколько среди них красивых мужчин и женщин, не то что в нашей империи. Мы по сравнению с ними недалеко ушли от уродов и калек. И воинов у них много…

– Дионисий, но воевать с ними базилевс как бы не собирается… Как же этот товар получить? – с сомнением в голосе спросила тень, которая принадлежала Прокопию.

– Надо заставить их жить по нашим законам…

– Это вряд ли получится… – засомневался Прокопий. – Они свои законы презирают, а чужие…

– Да, не получится, если воевать с ними или просто торговать. Но… Но есть одна сила, против которой они не устоят…

– Хм… Наша вера? – усмехнулся Прокопий.

– Правильно, только нам надо не навязывать её, а поделиться ею, как делятся богатые родственники с бедными. Чтобы из поколения в поколение они были благодарны нам за свет истины, – разъяснил Дионисий, вглядываясь в шевелящиеся клубки за решёткой.

– Это сложно, да и путь долгий… Они не просто варвары, у них есть письменность и государственность, пусть не такие развитые, как у нас… Грамотные варвары веру свою просто так не отдадут.

– Вот поэтому план базилевса должен быть выполнен. Они должны принять веру и принять только от нас… – помолчав, Дионисий, понизив голос, продолжил: – Пьянство, пьянство и ещё раз пьянство – вот ключ к успеху. Нам повезло с этим князем. Если его пороки умножить на пьянство его подданных, то свет истины воссияет в полную силу на этой дикой земле. А веру… Нашу Библию запретить переписывать и читать иначе, чем нашим алфавитом.

– Но нас мало… И десяти человек не наберётся… – грустно прошептал Прокопий.

– А больше и не надо, – слегка замявшись, прошептал Дионисий. – Зачем привлекать к себе внимание? Зачем? Это будет неслыханной глупостью. И мы все проиграем. Мы привлечём на помощь… местных иудеев.

– Но тогда здесь будет другая вера, – возразил Прокопий негодующим шёпотом.

– Не будет. Если отбросить всю риторику их священников, то ты обнаружишь, что души всех евреев служат Золотому тельцу, – нравоучительно произнёс Дионисий. – Отними у них выгоду, и у евреев не станет души. На земле не останется ни одного еврея. Зачем им жизнь без служения своей личной выгоде?

– Отдать им всё на откуп? – не удержался громкого возгласа Прокопий и тут же осекся, ощутив даже в темноте тяжёлый взгляд Дионисия.

– Тихо ты… Не совсем. Мы запустим по этой земле сети харчевен, которые тут же попадут во власть иудеев, а сами возьмём главное в свои руки – веру.

– Но где здесь наша выгода? – с недоумением в голосе спросил Прокопий. – И в чём?

– Надо уметь делиться… в свою пользу. Ну, и выгода… А где эту выгоду евреи будут хранить и пользоваться ею? – усмехнулся Дионисий, дотрагиваясь рукой до плеча Прокопия.