Эмиль перехватил руку, притянул к своей груди, не давая и дальше раздирать кожу. Она, ослабленная, не могла сопротивляться, но словно бы и не хотела. От прикосновений истинного ей стало легче — дыхание выровнялось, ладонь ослабла и полностью отдалась в распоряжение мужчины. Эмиль не знал, как это работает — само по себе благословение изучено мало — но на него глазах Гелла успокаивалась. Ей и позавчера будто бы стало легче, когда Эмиль выносил ее на руках и всю поездку не выпускал, словно вез не преступницу в заключение, а домой любимую.

— Ах… — сорвалось с ее губ. — Холодно…

Она жмурилась и бредила, не приходя в сознание. Эмиль не мог читать мысли без специального устройства, но был уверен, что девушка не притворяется. Тяжко вздохнув, он нагнулся к ней, обхватил за плечи и прижал к себе, как мог, чтобы не потревожить больную. Ему нравились чувства, которые он испытывал от одного прикосновения к ее телу, и он хотел бы наслаждаться ею вечно, но реальность жестока.

Отодвинувшись, Эмиль выбросил сентиментальные мысли из головы за ненадобностью. Совсем скоро совещание, на котором, очевидно, решится ее судьба. Однако перед тем, как передать дело суду, Эмиль будет настаивать на том, чтобы прочитать ее мысли, и у него есть железные аргументы, чтобы воспользоваться этой крайней мерой помимо стандартного допроса. Гелла слишком долго скрывалась после того, как натворила делов. Хорошо бы узнать, не связана ли она еще с кем-то, например, с подпольщиками из Нижнего города, за одни слухи о существовании которых Эмиль уже который раз получает по шапке от начальства.

Оглянувшись назад, он ощутил тревогу от мысли, что за ним могут наблюдать. Его странное поведение сейчас… да и вчера, когда находилась свободная минутка, вызывало вопросы даже у него самого. Если кто-то увидит, с какой нежностью он обнимает преступницу, его бы, наверняка, попросили бы внеочередно пройти проверку на вменяемость.

Тряхнув головой, Эмиль попытался собраться, окончательно отстранился от девушки, встал, и пустота тяжким комом вновь обрушилась на его плечи. Наверное, стоило тогда, в карете, позволить ей перейти грань, чтобы сейчас не мучится от напряжения, снять которое не способна ни одна женщина в мире, кроме нее. Он хотел бы быть более податливым и менее чувствительным, чтобы иметь возможность получать не только физическое удовольствие от «любви» с другими, но не мог. Лучше мучится и гробить себя работой, чем каждый раз ощущать разочарование. Если ему суждено больше никогда не ощутить то, что дарило единение с Геллой — пусть так. В любом случае он выберет работу. Именно поэтому Эмилю вообще разрешили непосредственно участвовать в поиске и поимке, хотя начальник мог бы специальным расположением поручить его лично, например, Риду. От одной мысли об этом Эмиль поморщился. Не хотелось представлять, что с ней будет, если допрос проведет он.

Оставив Геллу в одиночестве, Эмиль направился в свой кабинет. Подчиненные уже донимали секретаря по поводу опоздания начальства, но едва он появился, как все разговоры разом смолкли. Авторитет — вещь полезная.

Эмиль без лишних слов впустил подчиненных в кабинет, они расселись за столом, во главе которого устало плюхнулся он сам. Подтянув к себе папку, мужчина потер глаза от усталости и поежился от холода, но быстро взял себя в руки и начал совещание.

— Итак, что мы имеем? — задал он вопрос всем присутствующим и тут же начал отвечать на него: — Гелла Бернетт в наших руках. Вчера ее узнали бывшие однокурсники, показания которых приобщены к делу. В шкатулке, которую мне передала сама подозреваемая, был найдены ее личные украшения, — Эмиль не конкретизировал, потому что одно из колец принадлежало его матери. Когда-то он подарил его Гелле в качестве обручательного, после чего она совершила дерзкий побег. Эмиль даже не знал, рад он находке или нет, однако посвящать остальных в такие подробности давно минувших дней не хотел. — Сомнений в том, что беглянка у нас, больше нет. Но прежде, чем отдавать дело в суд, мне бы хотелось узнать ваше мнение по поводу того, стоит ли ментально воздействовать на нее ради получения достоверной информации?

— Я думаю, — поднял руку Рид, как обычно желая высказаться первым. — Что в этом случае можно обойтись и обычным допросом. Отдайте ее мне, и через пару часов она расскажет вам о чем угодно.

— Даже о том, чего не знает, — хмыкнула Лилия, сложив руки на груди. — Мне все равно на девчонку, просто не хочу в очередной раз писать лишние бумажки по поводу того, почему на медосвидетельствовании, которое уже прочли заинтересованные люди выше, у нее на теле были только язвы, а после пребывания здесь появились еще и странные боли в области почек. Так что я за “промывку мозгов”. Давно не практиковалась, хотелось бы покопаться в чужой голове.

Остальные равнодушно пожали плечами. Тогда Эмиль вновь взял инициативу:

— Раз больше никто не хочет высказаться, то я считаю свое предложение утвержденным. Рид, готовь оборудование и зелье. Копаться в чужих мозгах буду я.

Со стороны Лилии послышался разочарованный вздох и цоканье.

— Ну вот, — возмутилась она. — Опять самое интересное вам достается.

— Не время спорить, — отмахнулся Эмиль. — Если ни у кого больше нет вопросов, то прошу всех заняться своими прямыми обязанностями, которых, я более чем уверен, у каждого вагон и маленькая тележка.

Однако вопросы появились. И по части крови, найденной в особняке, и про жениха подозреваемой, который до сих пор не пришел за ней, и про разговоры прислуги, которая считает Геллу сумасшедшей. О чем только не обменивались мнениями, лишь бы с бумагами подольше не работать.

Вышел только Рид, который поспешил готовить оборудование для начальника. Было бы неплохо, если б в канцелярию набирали побольше магов-телепатов. Однако их на весь мир, наверное, не больше десяти человек. Магия, к сожалению или счастью, скорее исключение, чем правило, и в королевстве как нигде за адептами пристально следят.

Эмиль и не заметил, как за обсуждением деталей пролетело время. Рид успел все сделать и вернулся оповестить об этом, довольный своей расторопностью.

Мне вновь и вновь снилась та странная хижина. Оказавшись в ней, я сразу поняла, что вновь сплю — что почти нереально для человека, ведь мы не осознаем сны — а потому почувствовала себя неловко. Может, сон какой-то необычный или я схожу с ума?..

В этот раз я оказалась рядом с тахтой около печи, на которой явно кто-то лежал. Стянула одеяло — и поняла, что сошла с ума. Передо мной был Эмиль. Он схватил меня в объятья — крепкие, было невозможно сопротивляться, и я не заметила, как оказалась рядом с ним в положении лежа. Пришла в себя, когда он начал меня целовать, после чего сон приобрел совсем уж пикантный оттенок…

К счастью, от утреннего стыда и влажного белья меня спасла головная боль, которая и разбудила. Я попыталась разлепить глаза — бесполезно. Ресницы слиплись, будто от долгого сна. Отставив ненадолго попытки проснуться, я расслабилась, припоминая, какой странный сон мне снился. Виделось, будто бы мне было очень плохо, я лежала и, обессиленная, просила о помощи, и мужчина одним своим прикосновением дарил мне облегчение, и я вновь засыпала, провалилась в пучину, из которой меня вновь выталкивала волна боли, и так по кругу. Эмиль приходил ко мне четыре раза и каждый был похож на предыдущие. Он садился рядом, гладил по голове, потом обнимал, иногда что-то шептал, и мне становилось так хорошо, что хотелось провести в его объятьях до конца жизни.

И вот боль снова вернулась. Но сейчас я в сознании. Никуда не проваливаюсь… разве что трудно открыть глаза. Потерев, мне все же удалось открыть их. Взгляд тут же зацепился за собственную руку, и все бы ничего, но… я видела пятно. Испугавшись, резко поднялась на кровати. Меня же могли увидеть в таком виде!.. Стоп, а где я?..

Обстановка была мне незнакома. Я обнаружила себя на твердой одноместной кровати, на мне было одеяло и серая рубашка из жесткой ткани ниже колена, которая с каждым движением неприятно касалась язв и будто бы раздирала их. Пятна, по крайней мере, на руках, покраснели и воспалились, а от того ныли. За что мне все это? Мало того, что я не знаю, где опять оказалась и что делать, так ещё и болезнь, кажется, обострилась…