– Самый подходящий возраст, чтобы найти общий язык с молодежью, особенно с рабочими. Надо вернуть молодежи веру в коммунистические идеалы, увлечь ее за собой. Кому, как не тебе, Николай Владимирович? - сказал Белов.

– Стоит ему баян развернуть, комсомолки тут же из юбок выпрыгнут. А девушки-комсомолки - великая движущая сила. Эта штука посильнее, чем "Фауст" Гете. Ни один демократ не выстоит! - улыбнувшись, пошутил Котов.

– Давайте не будем отвлекаться на кадровые вопросы. Обсудим поступившее предложение отдельно, подработаем и, может быть, вынесем на бюро Обкома, - Ефимов постучал карандашом по стоявшему перед ним графину и повернулся к Волконицкому: "Спасибо, Николай Владимирович! Садитесь".

"Пронесло", - с облегчением подумал Волконицкий, надеясь, что его больше не спросят.

– … поскольку мнения разделились, и поскольку у нашего совещания нет решающих функций, а общегородской митинг, как говорится, на носу, и времени выносить на бюро нет, предлагаю довести до Бориса Вениаминовича Гидаспова обе точки зрения, как они записаны в двух вариантах тезисов, оставив этот вопрос на его решение, - подводя итог, говорил Ефимов. - Кто против? Возражений нет! Идем дальше, по порядку…

"Надо бы спросить про Степашина", - вспомнил Волконицкий, когда перешли к утверждению ораторов, но Котов опередил.

– Степашина предложил Борис Вениаминович. Сам, своей рукой вписал, - ответил Воронцов, поглядев на Белова и Котова с таким видом, будто показывал кукиш: мол, накось, выкуси!

От волнения у Волконицкого кружилась голова, во рту пересохло, и он неожиданно вспомнил, как после дня рождения, - ей тогда исполнилось двадцать восемь, - Лариса разодрала на мелкие кусочки комсомольский билет и выбросила их в мусор.

– Отмучилась! - облегченно воскликнула она, а он уже был на взводе, - как не выпить с гостями? - только засмеялся, не одернул, не внушил как следует. Скольких воспитал, скольким помог понять, что нужно, а жену распустил!

– Совсем распустилась! - не заметив, что повторяет вслух, подумал Волконицкий.

– Что ты сказал, не расслышал? - наклонился к нему Кузин.

– Пора гайки подвернуть, совсем, говорю, молодежь распустилась, - шепотом ответил Волконицкий и сделал вид, что внимательно слушает выступающего.

Горлов вышел на работу во вторник. Подходя утром к Объединению, он невольно замедлил шаг, почувствовав, как сбилось сердце. Вахтер секунду помедлил, и не отдавая пропуск, сказал: "Пора продлить, этот уже не действует".

Уходя перед Новым годом в отпуск, Горлов действительно не обменял пропуск. Раздевшись, он пошел в отдел кадров, рассудив, что чему быть, того не миновать. Но никто им не заинтересовался. Инспектор равнодушно поставила галочку, он расписался, и тут же получил новый пропуск, испещренный замысловатыми штампами, каждый из которых что-то разрешал: две скрещенные стрелы означали свободный вход и выход из Объединения, прямоугольник - проход с портфелем без досмотра, цифра "19" в кружочке позволяла проходить в режимно-секретные цеха. Появился и новый: три круга один в другом, перечеркнутые двумя линиями.

– Это что? - спросил Горлов, показывая на незнакомую отметку.

– Проход в "директорский" буфет с двенадцати до двух, - мельком заглянув в открытый пропуск, сказала инспекторша и захлопнула окошко.

Лахарева он встретил в коридоре. Тот торопился на совещание и на ходу спросил, как прошел отпуск. За месяц обстановка на работе сильно изменилась. Сотрудники начинали пить чай с утра, завтрак переходил в обед, во время которого на столе появлялись бутылки с подкрашенным спиртом. Расходились только в конце рабочего дня, как говорили шутники, усталые, но довольные.

Горлов делал вид, что не замечает, и избегал вопросов поскольку и сам не знал, как выйти из положения. Финансирование по медицинским лазерам так и не открыли, новых разработок не предвиделось. Не только над их сектором, но и над всем Объединением ощутимо нависла близкая перспектива массового сокращения.

Пожалуй, только Слава Лахарев сохранял оптимизм, и улыбка по-прежнему не сходила с его лица.

– Переживем, - успокаивал он Горлова, - главное, чтобы этот год продержаться, а в следующем все наладится. Страна не может без армии, а армия не может без нас. Сам подумай: если нас разгонят, кто будет средства поражения на цели направлять - Пушкин или маршал Язов лично?

Но время шло, и ничего не произошло. Мало-помалу тревожное ожидание, когда он вздрагивал от каждого телефонного звонка или стука в дверь, стало забываться. В конце концов Горлов окончательно успокоился, решив что уж в этот-то раз КГБ оставил его в покое насовсем.

Неожиданно прилетел Цветков, а на следующий день из Москвы приехал Нестеренко. Учредительные документы, о которых говорили в Краснодаре, уже были готовы, но это оказался не кооператив, как предполагал Горлов, а совместное советско-венгерское предприятие "Венсовтрэйд".

Перечень видов деятельности, которым собиралось заниматься новое СП, занимал две с лишним страницы. Планировалось производить все, что можно производить, а торговать чуть ли не по всему свету; разве что вооружение и военная техника остались за бортом разносторонних интересов учредителей.

– Вот уж не гадал, что придется продавать женское белье и предметы гигиены, - вздохнул Горлов, возвращая Цветкову красиво переплетенный устав СП "Венсовтрэйд".

– Не бери в голову, так все пишут, а делают, что хотят. Если не запрещено, значит разрешено, - отмахнулся Цветков. - К тому же все нам даром не нужно - не переварим. Наша задача: быстро схватить, что плохо лежит, и еще быстрее продать.

Оказалось, что "плохо лежат" цветные металлы. Предъявив письмо министерства, Нестеренко легко добился, чтобы отдел снабжения провел инвентаризацию. Получив итоговую ведомость, он взял с собой Горлова, и они вместе провели сверку и актировку излишков. От полученного результата голова пошла кругом.

– На ваших запасах меди, олова, молибдена и никеля все предприятия Главка могут спокойно работать полторы пятилетки, - расслабившись после обильного ужина в загородном ресторане "Волна", говорил Цветков. - Но это не главное! Главное, что нормативы по остаткам металла и сырья превышены в девять-двенадцать раз! А ведь это - нарушение государственной дисциплины в чистом виде! Разве не так, Александр Петрович?

– Почему не так? Так! Неликвиды должны быть ликвидированы! Срочно. Всех разгоню, если не ликвидируют неликвиды, - запинаясь, соглашался Нестеренко.

– Слышишь, Боря? Министерство дает добро! Завтра встречусь с Котовым, чтобы надавил по партийной линии. Поставим этим тараканам срок в четыре дня. Не сделают - партбилеты на стол и за ворота, на свежий воздух. Завтра Котов их подработает, а послезавтра наше СП предложит свои услуги, - сказал Цветков.

– Где ж столько денег взять, чтобы все это выкупить? - воодушевляясь, спросил Горлов.

– Зачем нам деньги? Не нужны деньги! Никому деньги не нужны, - будто бы осмысленно сказал Нестеренко.

– Ценю в тебе, Боря, не острый ум, а большущее простодушие. Объединению и, в первую очередь, твоему начальнику Славе Лахареву нужно как можно скорее сплавить излишки и отчитаться, что все довели до нормы. Им деньги до лампочки: в карман не положишь, и купить на них нечего, - разъяснил Цветков. - У них под задом горячая сковородка, и они нас, как манну небесную встретят: берите, милые, только увезите скорей! А у меня договор давно готов, осталось только цифры вставить. И все законно: оплата - через два месяца после приемки металла на наш Краснодарский склад. А за время, пока этот металл в дороге, плюс два месяца, мы десять покупателей за бугром найдем. Через неделю наша медь будет гореть синим пламенем в плавильных печах какого-нибудь Хумингэма или Жопенгагена.

– А деньги откуда? - спросил Горлов.