– С Борей Горловым. Он через час улетает в Мурманск.

– Вчера его Нину встретила - не узнать. Дубленка из "Березки", сапоги - мне такие и не снились. Продукты покупает только на рынке. Хочет Машу в английскую школу переводить. Говорит, всего тысячу директору дала. А у нас опять деньги кончились, и папа ничего не прислал. У него неприятности: видно придется уходить на пенсию. Мама звонила, что был пленум Обкома, он вернулся и сразу в больницу угодил - чуть до инфаркта не довели. Там какой-то из новых на папино место рвется, хочет в секретари райкома, интриги копает.

– Твоему отцу самое время на пенсию. Не сегодня, так завтра все райкомы и обкомы разгонят, - рассеянно заметил Рубашкин.

– А мы тогда как будем? Сколько лет за папой, как за каменной стеной!

– Пройдут выборы, и меня в штат возьмут, обкомовцы ничего сделать уже не смогут. Потерпи, немного осталось, - успокоил жену Рубашкин и, дождавшись, пока она уйдет, застучал двумя пальцами по клавишам машинки.

"Время не ждет" или, нет - "Под ветром перестройки", - допечатав второй заголовок, решил Рубашкин. - "… В беседе с нашим корреспондентом член Координационного совета Ленинградского народного фронта, доктор геологических наук Марина Евгеньевна Салье сказала…"

"Нужно дать материал в форме интервью. Во-первых, живее, а во-вторых, не встанет вопрос, кому платить гонорар. Ясно, что журналисту, который брал интервью. А если писать статью за ее подписью, то гонорара - фиг дождешься", - подумал Рубашкин и вытер глаза, заслезившиеся от сигаретного дыма.

В аэропорту "Мурмаши" Горлова встретил кавторанг[50] Толя, с которым они летели в прошлый раз. Через него и удалось провести всю предварительную работу, связанную с покупкой на металлолом отслужившего свое корабля.

Толя был гладко выбрит, в новенькой шинели с черным каракулем, из-под шарфа виднелся воротничок ослепительно белой рубашки.

– Что же ты свою невесту не взял? - увидев Горлова, спросил капитан.

– Слегка захворала, видно, от тебя заразилась. Помнишь, ты все время чихал и кашлял? А теперь, вижу, совсем выздоровел? - пожимая ему руку, спросил Горлов и забрал у носильщика один из двух увесистых чемоданов - в каждом было по восемь бутылок марочного коньяка разнообразного происхождения: французский "Мартель", грузинские "Шота Руставели" и "Варцихэ", молдавский "Белый Аист", крымский "Коктебель", - его Горлов любил и отличал больше прочих, - и три сорта армянского - "Юбилейный", "КВВК" и знаменитый "Ахматар". Возле донышка каждой бутылки покоился розовато-желтый лимон, а к верхней крышке были прикреплены четыре коробки конфет "Мишка на Севере". Все это аккуратно крепилось в деревянных гнездах, которые Горлов специально заказал плотнику. Много мороки доставили лимоны - углубление для каждого пришлось доводить отдельно, чтобы не выскальзывали.

– Тяжелый, - сказал Толя, беря чемодан.

– Своя ноша не тянет. Это сувенир из Ленинграда, - садясь в "Волгу" ответил Горлов.

По дороге капитан не удержался и, заглянув в чемодан, даже присвистнул.

– По отдельности бывало, употреблял. Но чтобы сразу? Никогда! - воскликнул он.

– Как считаешь: адмиралу понравится? - спросил Горлов.

– Да, за такой набор он тебе целый линкор спишет, глазом не моргнет!

Дорога вилась между голых, заснеженных сопок. За слепящим конусом света фар было непроглядно темно, и в небе едва забрезжило только, когда подъехали к Штабу, за несколько минут до одиннадцати. В приемную прошли, не оформляя пропуска, и адъютант сразу пропустил их к заместителю командующего.

Хозяин просторного и опрятного кабинета оказался сравнительно молодым, но немного располневшим человеком. Он встретил Горлова, приветливо улыбаясь.

– Рад познакомиться, Борис Петрович. Контрразведка мне о вас уже доложила: кто, зачем и откуда. Здесь о вашем блоке наведения легенды ходят: три года на вооружении и, представьте, ни одного отказа. Заказали на этот год модернизацию, но из Москвы - ни ответа, ни привета. Может, вы в курсе?

– Старое модернизировать незачем. Мы принципиально новую систему придумали: массогабариты уменьшены на треть, дальность увеличена примерно на триста километров, а вероятность ошибки по целенаведению - меньше десятой процента. - ответил Горлов.

– И когда испытания?

– В этом году денег не выделили, что будет в следующем, и не знаю.

– Разрешите, товарищ адмирал? - адъютант внес горловский чемодан и остановился посреди кабинета.

– Это сувенир Северному Флоту от ленинградцев, - объяснил Горлов.

– Посмотрим, что за сувенир, - адмирал легко поднял чемодан и поставил на стол.

– С выдумкой сувенир, - приподняв крышку, одобрил он. - Хотя обмывать ваш вопрос еще рано. Отношение в Минобороны и все прочие, необходимые документы мы подготовили. Копии возьмете в отделе, а подлинники мы сами отправим. Но не знаю, как Москва отреагирует. После той истории с "АНТ'ом", - помните: когда кооператоры танки заграницу вывозили? - наши генералы, как пуганые вороны, - куста боятся. А дело вы задумали хорошее. Получите разрешение, мы только рады будем - одной головной болью меньше. А то у нас половина причалов ржавым хламьем заставлена - куда девать? Никто не знает!

Получить документы оказалось непросто. Горлов до вечера ходил из кабинета в кабинет, собирая нужные подписи. После обеда выяснилось, что половину бумаг необходимо перепечатать заново, и все началось сначала. В результате Горлов пропустил последний самолет и, плохо соображая от усталости, согласился поехать в баню. Оба чемодана с коньяком уже были там, и пока все не выпили, никто не встал из-за стола.

Рано утром следующего дня Горлова доставили прямо к трапу и на прощание вручили пустые чемоданы.

– Бери, они теперь легкие, - сказал Толя.

– Зачем? - удивился Горлов.

– Примета такая, чтобы обязательно вернулся с полными!

– Намек понял, - ответил Горлов и, пошатываясь на скользких ступеньках, поднялся в самолет.

Весь полет он беспробудно спал и очухался только, когда самолет заглушил двигатели. Из Мурманска вылетали в кромешной мгле, а в Пулково светило не по-зимнему теплое солнце, и с крыши аэровокзала стекала талая вода.

Новый шофер Володя, улыбаясь, встретил его у выхода в зал прилета. Володя был краснощеким, сероглазым и, как сам признался, брился через два дня на третий, хотя в армии уже отслужил. Горлов отдал ему багажные бирки и билет, а сам поднялся в буфет на втором этаже.

– Сделайте покрепче, - велел он буфетчице, отодвигая назад сдачу.

– Тройной с одним сахаром, а булочки совсем свежие, я подогрею, - засуетилась та, и Горлов вдруг удивился, как быстро он привык к тому, что все получается хорошо, если есть возможность тратить деньги, не считая.

Кофе оказался крепким и ароматным, а булочка с клюквенным вареньем - свежей и теплой.

– Откуда у вас клюква? - спросил он буфетчицу.

– Мы же теперь кооператив! Клюква с рынка, сахар - из магазина, а сварили сами. Вкусно, правда?

– Вкусно, - с набитым ртом согласился Горлов. - Дайте еще одну.

– Я две согрела! Так и знала, что вам понравится, - улыбнулась она, когда Горлов выложил на стойку еще два рубля. - Хотите, телевизор включу? Вчера установили, наш собственный! Пока кушаете, новости посмотрите.

Новенькая "Радуга" висела на кронштейнах над стойкой. Не дожидаясь ответа, она привстала на цыпочки и щелкнула клавишей.

Во весь экран вытянулся сжатый кулак, камера скользнула вниз, и Горлов увидел Гидаспова, по-рот-фронтовски[51] вытянувшего вверх руку. Он что-то говорил, но все заглушали мощные крики: "В отставку! В отставку!". Потом показали площадь у СКК. Море голов с мечущимися поверх прожекторами - Горлов подумал, что показывают тот митинг, на который он был, но, приглядевшись, заметил трехцветные бело-сине-красные флаги. Камера снова прошла по трибуне и Горлов узнал Таланова, стоявшего недалеко от Гидаспова.