– Не понял? - раздражаясь, спросил Косинов.

– Я бы не стал торопиться, - неопределенно пожал плечами Коршунов.

– Ни да, ни нет не говорю? Так, что ли, Пал Василич?

– Я бы тебе посоветовал, перед тем как задумывать комбинацию внимательно ознакомиться с оперданными по объекту…

– Я и ознакомился. Беседу профилактирования ты хорошо провел, квалифицированно, только из нее шубу не сошьешь, - возразил Косинов.

– Предлагаю доложить твой замысел на утверждение, акцентируя на мерах в отношении Рубашкина, а "Звездочета" пока не трогать. Никуда он не денется, пусть пока гуляет, - думая о своем, заключил Коршунов.

Предложенный Косиновым план был хорош, однако он не мог быть выполненным, поскольку уже был утвержден другой. Через день, максимум - два Рубашкин попадет в больницу и будет лежать в реанимации долго, очень долго.

Коршунов вспомнил, как поначалу пыжился Котов и как сник, когда понял, что не узнает ничего сверх допустимого. И по форме - не придерешься. Требовали доложить о мерах - мы доложили: пресечем! А как и когда пресечем - наше дело. Руководящую роль партии никто не оспаривает, но и возноситься над Органами никому не позволим!

Как и ожидал Павел Васильевич, план Косинову не утвердили, и через день в Краснодар ушел ответ.

Рапорт сотрудников "наружки", не заметивших, что Горлов уехал на машине, был своевременно передан по службе, но из-за отмены активных мер на него не обратили внимания, аккуратно подшив в дело.

Ситуация могла сложиться совсем иначе, но Косинов допустил незначительную неточность: готовя ответ, он запросил сведения об отъезде Горлова ИЗ КРАСНОДАРА. Поэтому запрос без всяких объяснений был спущен в городской отдел КрайУГБ, где не знали, что объект уже покинул город и выполнили задание по обычной, типовой схеме, взяв под контроль железнодорожные и авиакассы. Но никаких билетов Горлов в Краснодаре не покупал, поскольку уже был в Адлере, откуда уехал не зафиксированным спустя неделю. А за это время случилось непредвиденное, и оперативный интерес к нему исчез.

До Сочи добрались в начале двенадцатого. Лил дождь вперемежку с мокрым снегом, улицы были темны, будто все вымерло. Шофер довез до вокзальной площади, что-то буркнул на прощание и тут же уехал, а Горлов пошел договариваться с таксистами. Те, словно сговорились: за поездку в Адлер заламывали несусветно. В конце концов пришлось отдать тридцатник, зато через сорок минут дребезжащая на каждой колдобине "Волга" заглохла у подъезда пансионата "Дружба".

– Вишь, такое дело! Прибавить бы надо, - огорчился шофер, безуспешно пытаясь завести мотор.

– А мне что? Даю, как договаривались, - возмутился Горлов, но, выходя из машины, передумал и добавил десятку.

"Черт с ним, не обеднею", - подумал он, перехватив портфель с деньгами в другую руку.

В вестибюле никого не было, только в глубине, у стойки бара сидело несколько человек. Прождав администратора минут десять, Горлов не выдержал и постучал монеткой по стеклу. Одна из женщин в баре оглянулась и неторопливо направилась к нему.

– Никого не поселяем! - с очевидным пренебрежением оглядев Горлова, сказала она и повернулась идти обратно.

– На меня заказано, директор знает, - и он назвал свою фамилию.

Никогда Горлов не видел, чтобы не только лицо но и, казалось, весь человек менялись так быстро. Не больше секунды - и перед ним сияло искреннее радушие и гостеприимство.

– Геннадий Николаевич весь вечер ждал, прям таки извелся, через каждые десять минут выглядывал - не подъехали ли. Буквально полчаса назад ушел и строго-настрого наказал… Да, что ж я разболталась, идемте в номер, разденетесь, а тем временем ужинать накроем.

– Накрывай, Наташка, - крикнула она.

Номер оказался просто шикарным. Гостиная метров двадцать с импортным цветным телевизором и стильной румынской мебелью, в буфете блестел хрусталь. Через открытую дверь Горлов разглядел спальню с широкой, видимо, двуспальной, кроватью, а на столе стояли бутылка шампанского, вино и ваза с фруктами.

– Это вам, к приезду! - включив торшер, сказала администраторша. - Снимайте куртку - весь промокли - располагайтесь и спускайтесь. А я на кухню сбегаю, горячее организую. Ресторан уже закрыт, но повара еще там - после смены гуляют. Вам что лучше: телятинку отбивную, курочку или рыбное - утром форель завезли?

– Форель с телятинкой! Гулять - так гулять, - ответил Горлов, вспомнив, что с утра ничего не ел.

Оставшись один, он быстро принял душ. Вода была едва теплая, но усталость отошла. Перед уходом он засунул портфель с деньгами на дно сумки, а сверху положил пропотевшее белье.

"Авось, не стащат", - подумал Горлов, закрывая дверь на два оборота.

– Дурная моя голова, даже не познакомились, меня Таней зовут, а вас? - встретив Горлова у лестницы, она взяла его под руку и повела к бару. Таня успела причесаться, подкраситься, одеть другое платье, и выглядела хорошенькой. На вид ей было лет тридцать. - Здесь вы будете завтракать, а обед и ужин в ресторане или позвоните - вам все в номер принесут. Геннадий Николаевич распорядился - за счет администрации.

– По высшему разряду! - восхитился Горлов, подойдя к столу. На белоснежной скатерти были черная и красная икра, осетрина, горбуша, языки, твердокопченая колбаса, зелень, а от блюда с лавашом и хачапури еще шел пар.

– С дорожки - водочки? Экспортная, с винтом! - сказала Таня и потянулась к бутылке, но Горлов налил сам и, только выпив, почувствовал, как проголодался. После второй рюмки она раскраснелась и болтала без умолку о чем-то своем, он не слушал.

Когда принесли мясное, Горлов уже насытился, его разморило, хотелось спать так, что слипались глаза.

– Хватит! А то прямо здесь отключусь, - сказал он, отодвигая налитую рюмку.

– Не люблю пьяных мужиков, а слегка - очень даже. Веселее, - сказала Таня и придвинулась совсем близко. - Кофе будете? Наташка хорошо варит, если не мухлюет.

– А ты очень, очень, как бы сказать… Наш человек! - сказал Горлов и выпил до дна.

Кофе оказался действительно хорошим, и от него прояснилось. Он достал бумажник, но Таня замахала руками и стала объяснять, что все уже оплачено.

"Ну и черт с ними, пусть платят, если хотят", - подумал Горлов, поднимаясь по лестнице. Он не мог вспомнить звал ли ее с собой, или она сама пошла. Добравшись до кровати, он уснул, едва укрывшись одеялом, хрустящим от свежести белья. Потом почувствовал прохладу женского тела, шелковистого и мягкого.

– Опять горячую отключили, пришлось холодной споласкиваться, - прошептала Таня. Целуя его, она спускалась все ниже, он вскрикнул от неожиданно острого ощущения и опрокинул ее на спину.

Она обнимала мягко и податливо следовала за его ритмом. Под конец всхлипнула: "Ой, мамочка!", и вслед за освобождением он провалился в глубокий и ясный сон.

– Ну и дура! Даже паспорта не спросила, а теперь, конечно, неудобно. Гость, ясное дело, и есть гость, да разве я говорил, что регистрировать не надо? Ну, чего молчишь, глазищи таращишь? И когда ты головой будешь думать, а не передком после? Думаешь, не знаю, что ты его уже закувыркала? - выговаривал Геннадий Николаевич подчиненную.

– Виновата, хотела вам угодить! Простите, Геннадий Николаевич! -оправдывалась Таня. - Что хотите сделаю, только не выгоняйте.