Мягко. Нежно. Пробуя и смакуя каждый жест.

Я вновь вспомнила слова той болтушки, что говорила о его жестокой натуре в отношении близости, и закипела. Да как они могут так говорить!

Никогда я не чувствовала себя такой нужной, важной, желанной, даже в таком легком, ненавязчивом поцелуе!

— Расскажешь, о чем вы болтали? — поинтересовался он, чувствуя, какой волной меня бьет так долго удерживаемый гнев.

— Не думаю, что в этом есть необходимость.

— Тогда — я настаиваю.

Мягко выпутавшись из его объятий, я подошла к кровати и села на самый краешек, таращась на шкуру, лежавшую в ногах. Говорить услышанное было крайне неприятно, но то, что я узнала, теперь висело камнем на шее, затягивая меня в болота сомнений. Вдруг, та нежность с которой он относиться ко мне, на самом деле явление временно? И вся та чепуха, которую я наговорила дамочкам, саму ожидает меня в ближайшем будущем.

— Говори, Улва. Я готов выслушать свои вопросы, тем более, я буквально спиной ощущаю, что ты зла на меня.

— Не совсем на тебя. Частично.

— Это как? — он избавился от дорожного плаща, и потянул полы рубахи, заправленные в брюки.

На секунду я засмотрелась глядя на мышцы, бугрившиеся на спине, пока Аксар через голову стягивал с себя одежду. Как только пальцы опустились на ремень, и расстегнули пряжку, я смущенно отвела взгляд, заметив светлую кожу упругих ягодиц.

Опять он без белья. Ну что за дикарь?

— Мне рассказали кое-что…

— Продолжай.

— О тебе и… той женщине, что приходила в поместье.

Он не остановился, голышом направляясь к ванной, и поворачивая вентили с водой. Я глупо пялилась в пол, не в силах без стыда поднять лицо и говорить с его лицом, а не голыми пятками.

— И что же?

— Что ты был… жесток. Аксар, скажи мне, насколько я была не права, не поверим их словам?

— На все сто процентов.

Холодная волна пробежалась по позвоночнику, врезаясь замороженным стержнем прямо мне в затылок, и я выпрямила спину, глотая обжигающий воздух.

— Я… Я…

— Нет, Улва, это я. Я не собирался от тебя это скрывать, но думал, что смогу преподнести это куда мягче. Видимо, не судьба.

— Меня ты тоже будешь…

— Нет, только если попросишь.

— Я не попрошу!

— Тогда не буду, — он будто бы пожал плечами, замолкая на секунду. — Прими со мной ванну. Я хочу твое голое тело в своих руках.

— Аксар…

— Выбрось из головы! Это пустая болтовня, не касающаяся тебя! Никто, слышишь, никто не посмеет тронуть тебя, даже я!

Он рычал громко, надрывно, словно в этот момент боролся со своим внутренним чудовищем, желавшим показать мне ту, черную сторону его желания. Но это было обещание, хоть и дышать мне от этого легче не стало.

— Я клянусь, если ты не захочешь, ты никогда не увидишь этого.

— Я услышала тебя. Теперь твоя очередь, — я поднялась на ноги, разворачиваясь к стоящему возле белоснежной ванны мужчине, и сделала шаг навстречу. — Я не желаю, чтобы меня с кем-то сравнивали, не хочу слышать о том, со сколькими женщинами ты провел ночь, и с кем именно.

— Я могу тебе это гарантировать, — он склонил голову, завешивая лицо черными волосами. — Ты заслуживаешь того, чтобы этого не видеть.

Обменявшись требованиями, мы стояли на своих местах, не зная, что следует сделать дальше. Слишком пылким получился этот разговор, и меня все еще тянула тьма, узнать, что за монстр прячется под этой личиной. Что такого он делал той женщине, что при всем при этом, она ворвалась в его дом, окрыленная желанием. Или дело только в деньгах? Нет, не верю, что человек будет так поступать со своим телом исключительно за деньги.

— Иди ко мне, Улва. Я хочу покоя.

Аксар был растерян.

Его душила злость, но впервые — на самого себя. Кто он такой, чтобы ломать эту маленькую женщину, так доверчиво сложившую голову в его ладони!? Все его желания, привычные прихоти похоти не были достойны того, чтобы она их увидела.

Да, жесткие игры с Наизой были именно тем выплеском, который позволял контролировать свою злость в обычной жизни. Но мог бы он сделать это с Улвой? Мог бы. Но только если она сказала бы «да». Но брать волчицу так, против воли, стало бы невыносимым! Противоестественным!

Хоть все считали его животным, беспринципным и жестоким, именно к ней, все его поведение переворачивалось с ног на голову. Особенно сейчас, когда она уже разделила с ним постель, подарив целую ночь беспробудного сна, сразу после близости. Ему не снились кошмары, и сон был так крепок, что утром он ощутил упавший камень, все это время давящий на грудь.

И его игры просто не стоили того, чтобы променять умиротворённость на минутные приступы похоти.

— Иди ко мне, Улва. Я хочу покоя, — прошептал, и сглотнул горький ком, готовясь к ее отказу.

Но девушка, медленно, но решительно, потянулась к завязкам платья на воротнике, растягивая его и спуская с плеч до самой талии. Острые грудки смотрели на Аксара взволнованно, острыми пиками сосков, и слюни заполнили рот.

Невыносимо. Невыносимо желанная.

Ткань скользнула по ее бедрам, падая на пол, и она смущенно повела плечами, тонкими пальчиками спуская белье по стройным ногам.

Совершенство.

Пьяно напомнив себе о том, чтобы купить ей новых вещей, он покачнулся, останавливая себя от того, чтобы наброситься на женское тело. Но Улва сама сделала первый шаг, неторопливый и робкий.

— Аксар…

— Да?

— Я не уверена, но…

— Что? Что такое?

Она прикусила губу, и опустила вспыхнувшие щеки вниз, пряча от него глаза с расширенными зрачками-блюдцами. Аксар ощутил волну любопытства и смущения, но дал ей время ответить.

— Я могу связать тебя?

— Что? Связать? — он усмехнулся, не веря в то, что слышит.

— Да. Ты нетерпелив, а я…

— Хочешь рассмотреть меня получше, — девушка только кивнула. — В обмен на что-нибудь, я с радостью соглашусь.

— На что? — Улва вскинула голову, замирая в ожидании, и задышала глубже, заметив, как член Аксара откликается твердостью на ее голое тело в такой досягаемости.

— На желание.

— Это много!

— Нет, не много. Одно мое желание, и можешь хоть полностью заковать меня в цепи. Идет, волчица? Или струсишь?

Девушка поджала сладкие губы, и нахмурилась, размышляя, стоит ли соглашаться на такой опрометчивый шаг.

— Мне будет больно? — он отрицательно покачал головой. — Стыдно?

— Разве что немного. Но ты быстро об этом забудешь, — рот сам собой расплывался в улыбке, и взыгравший азарт делал этот спор еще ярче.

Да или нет. Да или нет?

— Хорошо. Одно желание! — она подняла в воздух указательный палец, акцентируя на этом внимание, и мужская грудь завибрировала от рыка.

Согласилась. Его сладкая пташка согласилась.

— Сперва ванна, — и, наконец, схватив свою добычу за руку, потащил в горячую воду.

Он вымыл ее. До скрипа, до блеска. Черный Зверь наслаждался своей работой, влажной люфой натирая розовые пятки, и поглядывая на то, как смущенно она сводит ноги, пряча от него влажную тесноту. Улва продолжала смущаться, время от времени руками прикрывая грудь, но не заставляя ее насильно открываться, он ловчил, сразу же бросаясь к ним, чтобы помыть, и вынудить девушку самой открыть мягкие вершинки груди.

Истекая слюной, он нес ее в кровать. Влажную, чистую, голую, и только опустив свою женщину на постель, потянулся к балдахину, снимая со столбов жгуты, державшие ткань. Скрутив пару таких в удобные петли, встал коленями на кровать и протянул сложенные в замок ладони к своей женщине.

— Вяжи крепче. Я сильнее, чем кажусь.

— Ты совсем не кажется слабым, — тихо ответила она, и нерешительно потянулась за жгутами, все еще сомневаясь в правильности того, что делает.

Аксар ждал. Ему нравилось портить ее невинные мысли, демонстрируя свою податливость и послушность, и только когда она затянула первый жгут на его руках, мужчина вытянулся, упав на кровать спиной, и подсунул руки под прикроватную спинку.