— И чем же мое поведение показалось им неподобающим? — дрожащим голосом спрашиваю человека, который все эти годы даже не старался быть мне хорошим отцом. И теперь вдруг решает проявить участие в моей жизни.

— В том, что ты целовалась с этим парнем на глазах у всего квартала! — снова вопит он.

— Ух ты! — выдыхаю, а потом вдруг смеяться начинаю. — Вот это преступление.

— Это поведение продажной шлюхи! — закипает он все больше и переходит на оскорбления.

Раньше он такого в мою сторону не позволял. Колоть мать нелестными эпитетами — это, пожалуйста. Но я всю свою жизнь была для него невидимкой. Что же сейчас изменилось?

Вскакиваю с дивана и молча выхожу из комнаты.

— Я с тобой еще не закончил, дрянь! — бушует Бруно и бежит за мной.

Не обращаю на него никакого внимания. Сую ноги в ботинки и хватаю куртку.

— Куда ты уходишь? К нему?

Бруно хватает меня за руку и замахивается. Головы в сторону не отвожу, да и не защищаюсь. Он замирает на мгновение, а потом сжимает руку в кулак и выставляет указательный палец, тряся им перед моим носом:

— Так и знай: уйдешь — можешь не возвращаться.

Слезы обиды застилают глаза, но я упрямо их смахиваю. Этот человек перешел все границы, когда опустился до оскорблений.

Очень надеюсь, что он не отыграется на маме за мой побег. Решаю ей позвонить позже. Хватаю рюкзак и выбегаю в темноту.

Тут понимаю, что если не скажу ей правду,

себя уважать перестану.

©Глеб Юсупов

Отвожу Ясинью домой и еду в клуб. К себе возвращаться не хочу. Удивительно, но за такое короткое время Яся поселилась не только в душе, но и во всех остальных уголках моей жизни. Как представил, что вернусь в пустую квартиру, так на душу сразу стало тоскливо.

Набрал Кира. Он сказал, что все зависают в «Демоницах» и я поехал туда. Вся компания в сборе. Вокруг Водянова уже привычно вьются две девчонки, сражаясь за его внимание. Левин, развалившись на диване, лениво рассматривает девушек, призывно извивающихся на шестах на сцене. Царев курит кальян и развлекает девиц тем, что выдувает кольца.

— Опа, Глебыч! — радостно вопит Кир и подрывается на ноги, чтобы поздороваться.

Девчонки встают вместе с ним, и одна сразу же меняет приоритеты. Она призывно прижимается к моему плечу еле прикрытой какой-то полоской ткани силиконовой грудью. Я, конечно, не святой, но после Яси не то что касаться, смотреть на других девчонок брезгую. А уж трогать подавно не хочу. Меня даже дрожью неприятия прошивает, когда она своим резиновым выменем мне в локоть тычет. Взгляд на нее тяжелый вскидываю, отчего девчонка сразу тушуется, но до конца ситуацию не просекает.

— Воу-воу-воу! — ржет Водянов и сам девчонку от меня в сторону отодвигает. — Прости, милая, но у этого парня на яйцах пояс верности висит.

— А может, мы его снимем? — мурлычет вторая, явно не оценив ситуацию, и тоже делает попытку подойти ко мне.

— Не может! — высекаю чересчур весомо и плюхаюсь на диван между Царевичем и Левшой, тем самым не оставляя места для маневра ни одной жаждущей моего внимания девице.

— М-да, Князь, кажется, эта малышка плотно взяла тебя в оборот, — продолжает стебаться Кир, а я предупреждающе смотрю на него.

Мой бро сразу просекает, что тема не для шуток, и кивает головой, давая понять, что уяснил.

— Глеб, ты слышал, что там наш маньячина еще придумал? — возмущенно высекает Царевич.

Поворачиваю голову в его сторону и просто смотрю. Понятно, что вопрос риторический и особо моего ответа не требует. Лишь внимания.

— Он заявил, что в июне мы всей дружной толпой едем в горы сплавляться на байдарках или… каноэ. Хрен знает. Короче, на какой-то херне, — он это с такой неприязнью говорит, словно ему навоз в деревне предлагают из-под коров выгребать.

— Ну, он же каждый год вроде что-то придумывает, — пожимаю плечами.

— Да, Князь, пойми, это же полная антисанитария. Мошки, отсутствие горячей воды и срать под кустом придется! — чуть ли не слюной брызжет Царевич.

Последняя реплика вызывает гомерический хохот, и мы все дружно ржем. Представляю я, как Царевич с собой рюкзак антисептика берет и обрабатывает им десять квадратных метров территории, чтобы задницу туда пристроить.

— Ты, главное, свои кроссы белые за триста баксов не надевай, и норм будет, — с невозмутимым лицом выдает Левша и снова на танцовщиц смотрит.

— И в чем же прикажешь туда ехать? Может, мне еще на рынок за галошами меховым сгонять? — он это на таком серьезе выдает, что мы опять ржать начинаем.

В этом весь Царевич. Брендовый шмот и стерильность — вот его стихии. Все остальное вызывает просто панические атаки. Да тяжело ему в жизни придется!

Закрываю тему с летними приключениями, обвожу всех взглядом и спрашиваю:

— Как подготовка к олимпиаде?

— Продвигается, — басит Левин, и я вижу, как недовольно заостряются его скулы. Так всегда происходит, когда его что-то беспокоит. Неужели терки с ректорской дочкой?

Головой киваю и на Кира смотрю. Тот рожу кривит и раздраженно высекает:

— Мне, конечно, не так повезло, как тебе и Левше, но Григорьева меня хвалит, — а потом передергивает плечами и добавляет, — ну, страшная, твою мать, слов нет!

После его слов Макар Царев вообще фыркает и громко заявляет:

— Страшная? А давай на Конева махнемся. Этот прыщавый очкастый дрищ из меня вообще скоро импотента сделает.

— Чё, Царевич, не стоит на него? — в притворном ужасе с явным подколом спрашивает Водянов.

— Что ты, Кирюша, — не теряется Макар. — Верен тебе одному.

— Сука! — рычит Кир и кидает в того подушкой.

На этом свой долг, как капитана команды считаю исполненным и закрываю тему.

Посидев еще полчаса, понимаю, что мне тут совсем не по кайфу. Парни с девчонками обжимаются, а мне своя нужна. Моя Яся! Встаю с дивана, жму руки и иду на выход. Парни разочарованно гудят и подкалывают, а я им выставляю средний палец и пилю домой.

Лучше один побуду или Яське позвоню. Черт! Превращаюсь в подкаблучника. Но вроде не смертельно. Мне по кайфу, что у меня Ясная девочка есть. Ни за что не поменяю ни на одну яркую телку из прошлой жизни. Все исчезли для меня. Остался только мой Сверчок. Только мой!

С этими мыслями еду домой и поднимаюсь в квартиру. Иду не спеша, периодически заглядывая в телефон в ожидании сообщения от Яси. Только она все не пишет, и это уже начинает напрягать.

Когда выхожу из лифта, чуть на задницу не плюхаюсь. Под моими дверями сидит та, о которой я мысли весь вечер гоняю. Она сидит на полу, обхватив согнутые колени руками и уткнувшись в них лицом.

— Яся? — осторожно за плечо ее трогаю, понимая, что она, кажется, уснула.

Девчонка вскидывает голову и моргает заспанными и зареванными глазами. Какого хрена?

— Яся, что случилось? — приседаю рядом на корточки, а она сразу овивает мою шею руками и хлюпает носом. — Тебя обидел кто-то? Что ты молчишь?

Сердце в такой панике заходится от ее слез. А она, словно продолжая мою агонию, только всхлипывает мне в шею и слезами заливает. На руки ее поднимаю и открываю дверь ключом. Заношу девчонку сразу в комнату и начинаю руками ощупывать. Ну вот чего она молчит!

— Яся? — рычу от беспомощности.

Она судорожно выдыхает и вытирает нос рукавом кофты, словно маленький ребенок. Обнять ее хочется после такого, но я держусь, понимая, что она тогда снова заплачет.

— Кажется, твое желание исполнилось, — судорожно шепчет она и даже смеяться пытается.

— Какое? — ни хрена не понимаю, но честно пытаюсь.

— Я теперь бездомная. Бруно выгнал меня из дома, потому что ему соседи рассказали, что видели, как мы целуемся.

Ноги подкашиваются и я рядом с диваном прямо на пол сажусь.

— И все? — шепчу потрясенно. — Ты из-за этого, что ли, так плачешь?

Она на меня глаза свои мокрые вскидывает и удивленно спрашивает: