Ясинья сжимает член рукой и проводит по нему вверх и вниз. Капля предэякулята появляется на кончике головки и мой юный исследователь зачарованно смотрит на нее. Потом вдруг наклоняется и слизывает языком.

Стону протяжно и на заднице ерзаю. Сил терпеть нет, а она, словно желая продолжить мою агонию, выдавливает себе еще. Охренеть просто!

— Малыш, сейчас сдохну, — хриплю и рукой по ее щеке глажу, будто уговариваю начать.

Яська моей плаксивой рожей проникается, осторожно склоняется над членом и заглатывает головку. Щеки надуваю и с таким громким звуком воздух из себя выдуваю, что занавески на окнах шевелятся. Стону, как подстреленный, когда моя девочка, осмелев от своего успеха, обводит головку члена языком, исследуя все его выступы и впадинки, и тихонько заглатывает.

Вот тут даже я напрягаюсь. Дышать перестаю в ожидании ее реакции. Мысленно уже в голове кручу, где ингалятор лежит, и стартовать готовлюсь. Но бежать никуда не приходится, Яська снова член заглатывает и начинает медленно его сосать. Она, видимо, воспринимает его как гребаное эскимо. Потому что то зубами пройдется, то языком, то всосет в себя.

Уж не знаю, что меня так прет от ее этих несмелых, неопытных, лишенных какого-то бы ни было пошлого подтекста движений, только скулю, как пацан неопытный. Мне жуть как хочется за волосы ее взять и натянуть пониже, чтобы заглотила до основания, но этого себе не позволяю. Пускай моя девочка развлекается.

Последней каплей становится то, что она ерзать начинает и ноги сжимать, словно и ей и самой невтерпеж. Потом и вовсе поднимает на меня свой затуманенный возбуждением взгляд и вдоль члена языком проходится.

Не выдерживаю, за волосы ее беру и к пухлым губам присасываюсь. Она возмущенно мычит, словно я у нее игрушку любимую отнял, но мне не до фигни. На руки ее подхватываю и на диван рядом укладываю. Она даже понять ничего не успевает, как я по ногам трусики мокрые стягиваю и ныряю между ее ног. Яська замирает на мгновение, а потом только ноги шире разводит.

Уж я отрываюсь от души. Тихонько пальцем ее растягиваю и языком вылизывать начинаю. Она за волосы меня тянет, только не понятно куда. То ли оттолкнуть хочет, то ли обратно притянуть. У ее ноги ходуном ходить начинают. Она уже сама бедрами подмахивает, приближаясь к финальной точке. Сверху на нее ложусь и член между половых губ пристраиваю.

— Глеб, — сжимается Ясинья и глаза большие делает.

— Не бойся, — сквозь зубы выдаю.

Вот то ли заржать, то ли заплакать? Только что смелая была, а как до дела дошло, сразу сдувается. Тихонько по клитору членом елозить начинаю. Раскачиваюсь. Она в глаза мои не отрываясь смотрит, а потом пальцами мне в плечи вцепляется и начинает кончать. Она так сладко это делает, что не выдерживаю и тоже с громким стоном изливаюсь на ее живот. Обильно и горячо. Яська расфокусировано смотрит на свою испачканную грудь, а потом макает палец в сперму и не спеша облизывает его. В глазах темнеет, и я снова присасываюсь к ней в поцелуе.

Предать его сродни предательству самой себя.

©Ясинья Сверчкова

— Не хочу, чтобы ты отсюда уходила, — бормочет Глеб и прижимается к моей шее губами.

Наши сумасшедшие каникулы подошли к концу. Сегодня возвращаются предки, и я должна буду тоже вернуться домой. За эти дни я заходила туда только за тем, чтобы взять вещи и полить цветы. Все остальное время мы проводили на учебе или в объятиях друг друга. Хотя больше, конечно, последнее.

Кто бы мог подумать, что когда Роднин ставил нас в пару, наши отношения выйдут за рамки учебных. Когда в первый день в универе Глеб наехал на меня, он мне вообще не понравился. А сейчас… Сейчас я без него забывала дышать. Он стал моим ингалятором. Моим учителем и проводником. Впервые в жизни я влюбилась.

Удивительно, но рядом с ним даже мои приступы прекратились. Я была так счастлива, что напрочь забыла про свои лекарства. Более того, даже мой организм, кажется, договорился с мозгом, и я стала позволять себе есть чуть больше, чем в прежней жизни. Апельсины я, конечно, не трескала, но вот яичница неожиданно во мне прижилась. Просто в один из дней я подцепила вилкой из тарелки Глеба кусок его завтрака и быстро прожевала. Думала, Юсупова инфаркт хватит, но все прошло без последствий, и теперь мы потихоньку пробуем разные продукты.

— Глеб, моя мама сойдет с ума, когда узнает, что я все это время провела у парня, — бубню в ответ и целую его в плечо.

Последние часы, перед тем, как отвезти меня домой, мы проводим в постели. Отношения у нас развиваются стремительно, и мне кажется, что я уже готова перейти к финальной точке. Сексу с проникновением. Но на удивление, теперь психует и нервничает Глеб. Он так счастлив, что мои приступы прекратились, что не хочет ничего портить. Он все время просит меня потерпеть и постоянно говорит, что нужно еще немного подождать. Правда, чего ждать, я не знаю, да и он не говорит.

— Давай я с ней поговорю. Представлюсь и скажу, что решил тебя забрать себе, — в который раз шутит он и опускается к моей груди дорожкой из поцелуев.

Мысли путаются, и я прикрываю глаза от удовольствия. Мы голые. Практически все время. Юсупов так увлекся, знакомя меня со своим членом и придумывая все новые способы, что я могу определить его в темноте на ощупь. На днях об этом предположении заявила Глебу и сразу же получила по заднице ладошкой.

Уже заметила, что он очень ревнив. Любая шутка в этой плоскости вызывает у него гнев. Глеб не просто обижается. Он готов крушить все и всех вокруг. Зная его странную реакцию на это, шутки в подобной плоскости я сразу же прекратила. Я люблю его и не хочу огорчать. Предать его сродни предательству самой себя. Поэтому мы закрыли эту тему раз и навсегда.

— Юсупов, это очень серьезное заявление. Уверен, что это не последствия твоего последнего оргазма? — пытаюсь острить, но тут же громко выдыхаю, когда Глеб опускает голову между моих ног.

Дальше слова бессмысленны. Мы зависает еще на час в постели, после которого приходится в темпе собираться и ехать домой.

— До завтра, моя Ясная девочка, — шепчет мне в губы Глеб и сладко целует.

— До завтра, мой сэнсэй, — целую его в ответ, а потом быстро выскакиваю из машины.

До дома иду, улыбаясь от уха до уха. Чувствую себя такой счастливой, что хочется озарить собою весь мир. В коридоре скидываю куртку и обувь. В доме тишина и лишь из гостиной проникает свет.

— Мам, я дома, — кричу в пустоту и начинаю продвигаться на этот самый свет.

В гостиной, развалившись на кресле, сидит лишь Бруно и напряженно смотрит на меня. Мамы рядом нет, и это вызывает у меня легкое беспокойство.

— Бруно, а где мама? — спрашиваю, с осторожностью глядя на него.

— Проходи, Ясинья, — вместо ответа говорит отчим и как-то пристально осматривает меня с головы до ног. — Маргарита устала после поездки и сейчас отдыхает.

Меня раздражает, как он все время полностью произносит наши имена. Никогда ласково или сокращенно. Всегда четкое: Ясинья и Маргарита.

— Тогда я тоже, наверное, пойду, — уже поворачиваюсь, чтобы выйти, когда Бруно вдруг рявкает:

— Я сказал, садись!

Вздрагиваю и недоуменно смотрю на него. Какая муха укусила этого человека? Он никогда голос на меня не повышал.

Чтобы избежать явно назревающий конфликт, присаживаюсь на диван и вопросительно смотрю на отчима. Его взгляд холодный и колкий. Этот человек растил меня с шестилетнего возраста, но всегда смотрел как на пустое место. Сейчас же в его взгляде я вижу явную злость и… разочарование.

— Так получилось, — начинает он, — что наши новые соседи — мои хорошие друзья. Представь мое удивление, когда сегодня по приезду домой они встретили меня и сказали, что ты всю эту неделю не ночевала дома. Более того, ты приезжала с каким-то парнем на машине и вела себя неподобающе, — жестко высекает он последнюю фразу.

У меня перехватывает дыхание от этого обвинения. Всю свою жизнь я была домашним ребенком. Не ходила на тусовки, не пила спиртное и не встречалась с парнями. Ни где не хулиганила, ни напивалась до зеленых соплей и даже не получила ни одного замечания в школе. Ни разу себя ничем не дискредитировала. Мне девятнадцать лет и впервые я позволила себе отношения. И что получаю взамен?