— А ты попробуй, — все так же ровно парирую, а сам руки ей на талию отпускаю.

Вроде и учить ее надо, а мне вся эта возня так по кайфу, что отпускать ее от себя не хочется. Но тут громким басом в голове проносится угроза Роднина о том, что он отчислит девчонку, и я сразу перестаю ловить блажь и сосредотачиваюсь на результате.

— Когда я была маленькая, у меня была пищевая аллергия. То есть я не могла есть определенные продукты. Но с годами эта проблема переросла в астму, которая время от времени пытается меня убить.

— И что нет никаких лекарств? — вот не верю, что в двадцать первом веке нет возможностей побороть эту ерунду.

Яся мнется какое-то время. Но потом нехотя отвечает:

— Лекарства, которые облегчают мне жизнь, позволяя жить практически как здоровый человек, есть. Только они дорогостоящие и в России не производятся. В Дрездене я подходила под специальную социальную программу, благодаря которой получала эти препараты. Но здесь их нет, и за три месяца я откатилась снова к рецидивам.

— Ты хочешь сказать, что твоя семья, рискуя твоим здоровьем, все равно переехала сюда, несмотря на то, что ты теряла эту свою социальную программу?

Яся вдруг так нервничать начинает, что отпускает руки с моей шеи в воду, совершенно не обращая на это внимание. Если бы я не держал ее в воде, она бы точняком пошла ко дну. Но девчонка так переживает, что, ничего не замечая, опускает ресницы и судорожно выдыхает:

— Мама, конечно же, не хотела уезжать, но Бруно… мой отчим, был непреклонен. Ему здесь предложили хорошую должность, и он просто не оставил нам выбора.

— Ясно, — хотя ни хрена мне не ясно.

Когда Ясинья произносит имя своего отчима, там явно сквозит неприятие, и мое желание узнать о ней как можно больше только возрастает. Потом, решив рискнуть, я тихонько разжимаю руки и Яся, как торпеда, выпущенная с подводной лодки, улькает вниз.

Вот как ее учить? Когда она даже элементарно на воде держаться не может!

Тут же вытаскиваю. Отплевывается. Снова в шею мне вцепляется и ногами овивает. Это так волнительно, мне кажется, что реально начинаю рассматривать возможность оставаться в бассейне вечно. Но здравый смысл и народ, который тихонько подтягивается на тренировку, спутывают мне все карты.

— Ладно, — командую я и занимаю одну дорожку, чтобы не мешать другим заниматься. — Будем пробовать учиться держаться на воде.

— Лучше сразу утопи меня, чтобы не мучиться, — как обиженный ребенок, сопит Яся и шмыгает носом.

— Не раскисай, боец, — со смехом выдыхаю, уж больно уморительно она выглядит в своих стенаниях. — Будем учиться по методе моего деда…

— Ой, нет. Если это сразу закинуть меня на глубину и смыться, то это точно не мой вариант, — тут же голосит Яся и снова ползет мне на голову.

— Успокойся! — гаркаю весьма решительно и, дождавшись ее полной концентрации, спокойно продолжаю, — такое тоже дед практиковал, но мы так делать не будем. Смотри, до бортика примерно четыре метра. Ты ложишься на спину. Ровно только! И смотришь на потолок. Зуб даю, что не утонешь, если не будешь по сторонам смотреть.

— А ты? — в панике сразу тарабанит Ясинья.

— А я, Сверчкова, — буду тебя снизу страховать.

После того, как по фамилии ее называю, она даже успокаивается и головой кивает. Надо запомнить будет.

Яся на спину переворачивается, а сама меня так за руку держит, того и гляди, кость переломит. Отдираю с трудом ее пальцы и под нее подныриваю. Ну, твою мать, один в один: выдра и ее детеныш.

— Не бойся, ложись, — командую, а сам аккурат под ней, в воде, только голова на поверхности.

Ясно, что сразу, как ложится, задницу по инерции вниз тянет. Осторожно ее ногой под попу поддеваю и наверх толкаю.

— Ровно держись. В потолок смотри. Молодец. А теперь аккуратно ступнями, как ластами подгребай. Умница!

Четкие команды даю. Она все выполняет. Старается. С грехом пополам даже до бортика доплываем. Там, чтобы она головой об стену не приложилась, аккуратно придерживаю и сам ноги ее в воду опускаю, потому что она от страха не в состоянии самостоятельно это сделать.

— Получилось! — радостно визжит Яся и от счастья мне на шею кидается.

Мне и самому вдруг так все по кайфу становится, словно я олимпийскую медаль выиграл. Подхватываю ее под попу и черт его знает, как это получается, только за затылок девчонку прихватываю и к ее влажным губам прижимаюсь.

Это второй поцелуй, украденный им у меня.

И второй раз я теряюсь настолько,

что перестаю соображать.

©Ясинья Сверчкова

Когда губы Глеба накрывают мои, я даже дышать перестаю. И тут дело даже не в моей астме, а в тех ощущениях, которые рождают у меня эти касания. Он целует меня по-настоящему. Без языка, но глубоко и страстно. Это не простой радостный чмок. Его губы раскрываются и накрывают мои в чувственном порочном прикосновении.

Отреагировать или ответить просто не в состоянии. Замираю в его руках, словно глыба льда, и даже глаза закрыть не получается. Я настолько захвачена этими новыми эмоциями, что боюсь пропустить хоть малейший незначительный миг.

Головой понимаю, что Глеб это от эмоций делает и, возможно, сейчас одумается и оттолкнет меня. Но какие же сладкие его касания. Это второй поцелуй, украденный им у меня. И второй раз я теряюсь настолько, что перестаю соображать. А самое главное, я не отталкиваю его, а принимаю и запоминаю эти эмоции.

Вдруг над нашими головами раздается зычный бас Роднина, после которого я сразу же становлюсь цвета спелой помидорины.

— Смотрю, тренировка полным ходом проходит. Да, Юсупов? — хохмит этот несносный человек, с какой-то довольной улыбкой рассматривая нас. — Молодцы! Продолжайте!

А дальше ржет, как конь и отходит в сторону.

Глеб почему-то тоже весело хмыкает, но ничего не комментирует. Мне же от стыда провалиться хочется. Только вчера нас в пару поставили, а сегодня мы уже в бассейне целуемся. Что дальше? Секс на заднем сиденье его машины?

— Думаю, что на сегодня хватит, — отодвигаюсь от Глеба по возможности как можно дальше, цепляясь рукой за бортик.

Юсупов смотрит на меня, как на второе пришествие, а после молча кивает головой. Он без объявления легко подхватывает меня под задницу и сажает на бортик. Пока думаю, как бы ему тактично намекнуть, чтобы перестал меня лапать за пятую точку, он срывается в воду и начинает грести плавными размеренными гребками по дорожке.

Иду в раздевалку. Принимаю душ, переодеваюсь и сушу волосы. Может, я излишне драматизирую? Ну, поцеловал! Так это он от радости. Я сама же первая к нему на шею прыгнула. Ну, за задницу постоянно хватает. С другой стороны, лучше за задницу, чем за волосы. Видела я, как Водянов девчонок по бассейну таскал.

Когда выхожу из раздевалки, Глеб уже стоит полностью одетый и ждет меня. Он выглядит настолько невозмутимым, что тут же принимаю решение тоже не придавать значение этому инциденту. Подумаешь, поцелуй!

Юсупов все так же невозмутимо оглядывает меня с ног до головы и указывает головой на дверь. Молча выходим из универа и под струями проливного холодного дождя бежим к его машине. В машине прохладно, и я тут же начинаю стучать зубами. Глеб включает печку и пока она прогревает салон, поворачивается ко мне.

— Ты уже придумала желание? — спрашивает он, а я понять не могу, что еще за желание.

— Ты о чем? — туплю, конечно, потому что все мысли поцелуем заняты.

— Ну, Ясь, соберись. Мы с тобой договорились исполнить желание друг друга, если выполним задание. Ты проплыла четыре метра. Какое у тебя желание? Что ты хочешь, чтобы я сделал?

Ух! Про это я, если честно, забыла. Но как только Глеб начинает говорить, мне тут же хочется выкрикнуть: поцелуй меня снова. Так хочется почувствовать его губы на своих, что я невольно обращаю взгляд на предмет своих мечтаний. Юсупов тут же весело улыбается, словно мысли мои читает. Сразу чувствую, как сбивается дыхание, и тут же испытываю нестерпимую потребность воспользоваться ингалятором.