Мне и страшно от того, что происходит, и любопытно. Исполин срывается, не выдерживает моих несмелых ласк. Напирает. Стаскивает с меня футболку, а вместе с ней и бюстгальтер. Языком в рот врывается, а сам уже за пуговицу на штанах дергает.

Сама не понимаю, как во мне срабатывают какие-то предохранители. Сначала замираю, а потом громко и шумно дышать начинаю. Кислорода в легких не хватает. Горит все внутри. Паника накрывает с головой. Еще на потоке эмоций продолжаю по инерции двигаться, позволяя с себя штаны вместе бельем стащить.

В темноте, разбавленной лишь светом, проникающим с улицы, Глеб не замечает моего состояния. Он выпрямляется и скидывает остатки одежды с себя. Молиться начинаю, чтобы не отключиться, когда он губами проходится по моей коже и сжимает грудь своей широкой ладонью.

— Глеб, — сквозь губы с трудом проталкиваю, только звучит это как-то излишне, с придыханием. И Юсупов воспринимает свое имя как ласку.

Он опускает голову к груди, и рука сменяется горячими губами. Глеб тянет зубами за сосок. В рот его втягивает. Только вот паника уже весь здравый смысл перекрывает. Удовольствие как волной смывает. Сердце в груди, словно маховик, скорость набирает и по грудной клетке бухает в желании ее пробить.

— Ей, у тебя чего так сердце бьется? — через плотный шум в ушах слышу удивленный голос парня. — Яся?

Наконец, считав мое состояние, он вскакивает с дивана и быстро включает подсветку над барной стойкой.

А я лежу распластанная, абсолютно голая и пытаюсь протолкнуть воздух через губы.

— Яська, ты чего? — хрипит Глеб и резко на задницу меня сажает.

У меня губа дрожать начинает и я жалобно стону:

— Прости, я… думала, что смогу… а я… я боюсь, — и руками себя закрываю, будто спрятаться хочу.

Глеб выпрямляется во весть свой рост, громко выдыхает через нос и упирает руки в бока. Вид, я вам скажу, впечатляющий. Длинное мощное тело во всей красе и на сто процентов возбужденный член, который совершенно не понимает, почему вдруг все прекратилось.

— Кого боишься? Меня? — сипит Глеб, явно пытаясь разобраться в ситуации.

— Его, — и пальцем аккуратно показываю в сторону грозного, пышущего возбуждением члена.

Юсупов вдруг ржать начинает. Глаза на него поднимаю, а он с какой-то щемящей нежностью на меня смотрит, а потом спрашивает:

— Продышалась?

Тихонько головой киваю, а он движение это повторяет и вдруг ко мне наклоняется.

— Не бойся, — шепчет он и на руки меня подхватывает. — Он сам тебя боится.

За шею его обнимаю, а он разворачивается и начинает по лестнице на второй этаж подниматься. Зачем? Может, не понял? Может, мне прояснить ситуацию надо?

— Просто я никогда еще… — краснею всем телом, как свекла, и прячу лицо на его груди. — Прости…

— Да понял я уже, — грубо перебивает Глеб и сильно сдавливает меня руками. — Вот только за это точно извиняться не надо. Ясно?

Пока я что-то неуверенно блею у него в районе шеи, Юсупов заносит меня в свою спальню и осторожно опускает на кровать.

— Не бойся, Яська. Сейчас я вас с ним знакомить буду!

К ней, как к святыне прикасаюсь!

©Глеб Юсупов

До сих пор не верю, что она настоящая. В девятнадцать лет девственница, да еще не целованная. Как такое вообще возможно?

Но все, что Яся говорит, как реагирует на мои касания, как зажимается и удивленно распахивает глаза, говорит о том, что это правда. Офигеваю! Да так, что накидываюсь на нее, как неандерталец, честное слово. Словно девок до этого не видел. Но Ясинья не очередная девчонка в моем многочисленном списке побед. Она особенной! Только моя!

Как только Яся начинает дышать, как паровоз, сразу понимаю, что перегибаю. Где-то еще на задворках сознания теплится надежда, что выгорит, но облом. В общем-то, не страшно. После ее робкого признания мне вообще никуда торопиться не хочется. Понимаю ведь, что она ждет чего-то особенного.

Да и заслуживает она! Как я после всего этого могу предложить ей быстрый секс на диване в гостиной? Несмотря на то, что член ломит от невозможности разрядиться, понимаю, что сдохну, но сделаю все как надо. Потом эти ее хрипящие вздохи мне совсем не нравятся.

Если мать права, и это психосоматика, то при любом нервном напряжении девчонка начнет задыхаться. А то, что я накидываюсь на нее, словно озабоченный маньяк, явно заставляет ее нервничать.

Подхватываю ее на руки и в очередной раз поражаюсь, какая она невесомая. Яся высокая, а весит как ребенок. Это очередной пинок под мой голый зад. Нельзя с ней торопиться.

Нужно как-то… Чееерт!

Хрен знает как, но надо взять яйца в руки и подождать, пока не привезут ее лекарства. Она сама говорила, что после их принятия вела вполне себе здоровую жизнь.

Подумаешь, две недели!

Сука! Твою мать!

Ясинья трогательно ко мне прижимается и стыдливо прячет красные щеки, засунув нос в изгиб моей шеи. Ты, конечно, Глебыч, молодец! Девчонка ни разу в жизни член настоящий не видала, а ты ее таскаешь по лестнице, как гребаный Адам в Райском саду.

Да, блин! Как это вообще возможно?

Уже давно в чистоту и добродетель женскую не верю. А тут из Дрездена последняя девственница на планете прикатила. И сразу в мои объятия. Уму непостижимо! Руками ее сильнее к себе прижимаю, когда она блеть и просить прощения начинает за то, что такая невинная ко мне пришла.

Совсем рехнулась!

Сразу решаю: раз она такая паникерша, постепенно буду ее с прелестями секса знакомить. А через пару недель, к тому времени, как приедут ее лекарства, глядишь она осмелеет уже. И я буду ждать этого момента с особым предвкушением.

Да маза фака, твою мать! Как это пережить-то⁈

На кровать ее тихонько укладываю и включаю слабую подсветку, вмонтированную в плинтус. Света мало, глаза не слепит, но друг друга хорошо видно. Этакий интимный полумрак. Яся смущается и начинает руками прикрываться, а я ей в наглую заявляю:

— Не бойся, Яська. Сейчас я вас с ним знакомить буду!

Она своими глазищами хлопает и сглатывает нервно. Потом и вовсе судорожно выдыхает через губы свои потрясающе-сладкие и несмело произносит:

— Лааадно.

Ну ладно, значит, ладно. Раз сопротивление не планирует оказывать, уже есть надежда, что мы из этой ситуации живыми выберемся.

Осторожно наступать начинаю. Упираюсь руками в кровать по обе стороны от ее головы и сверху укладываюсь. Яся дрожит, как щенок потерянный, только что зубами не стучит и дышит шумно.

— Не бойся, — тихонько в лицо ей дую, когда вижу, как глаза слезами наполняются. — Не буду я тебя вскрывать. Не сегодня.

Она носом хлюпает и снова с дрожью выдает:

— Ладно.

Ой, уж эти ее «ладно». Было бы ладно, не тряслась бы, как кролик испуганный.

— Можно я тебя поцелую?

Не, Глебыч, ты точно идиот! Лежишь голый, придавив девчонку членом, и про поцелуи спрашиваешь! Но Яська мужественно головой кивает, и я тут же к ней присасываюсь. Ее губы спелые своими раздвигаю и лениво язык в рот толкаю. Она через нос шумно выдыхает и робко отвечать начинает. В висках вены пульсируют, мозг разрывая. Кровь в ушах шумит, слуховые галлюцинации вызывая.

А слышится мне, как девочка моя стонет и несмело руками меня обнимает. Чуть наглеть начинаю. Рукой по ее ноге веду, под коленку беру и осторожно в сторону отвожу. Она ерзает подо мной и вторую сама мне на спину закидывает. Когда между ног разведенных оказываюсь и чувствую, как член во влажное лоно упирается, чуть не ошизеваю. Зверюга во мне зубами дыру наружу прогрызать начинает и плоти вожделенной требовать. Только я ему сегодня потакать не собираюсь.

Мне важнее ее удовольствие, чем свое.

— Тихо… тихо… — шепчу, когда Яся чувствует мое одичалое возбуждение своим лоном и дергается. — Дыши, Яся. Он не укусит.

В этот момент мне заржать в голосину хочется. Дожил! Уговариваю девушку не бояться моего члена.

Яська замирает, в глаза мне доверчиво смотрит. Какая же она красивая. Словно всю жизнь одну ее искал. Мой остров. Мой причал. Моя награда.