Заставил себя вернуться к столу. Развалился в кресле и зажег свечу. В стихии огня я всегда находил покой, но не сегодня. Смотрел на пламя и вспоминал, как нечто похожее на одержимость женщиной я уже однажды испытывал. Боялся этого. Не должно повториться.

Добрее и ласковее девушки, чем Фрейя, я не встречал. Ее светлая улыбка очаровала меня с первого взгляда. Впервые я увидел ее в полевом госпитале, куда угодил после тяжелого боя. Ранение оказалось не серьезным, но я не спешил покидать шатер. Все это время северянка самоотверженно ухаживала за больными, а я глаз от нее отвести не мог, и был счастлив, когда Фрейя ответила взаимностью…

Едва не взвыл, когда образ Фрейи в огне померк, а на его месте возникло лицо дикарки с размазанной по бледным губам кровью.

– Твою ж бездну! – в очередной раз мысли завели меня в глухой тупик и впились иглами в грудь. Надо запретить себе думать, но Сиора как раз вышла из комнаты, звякнув цепью.

Ёрунд увел ее на кухню, и стало легче дышать. Я выпил и закрыл глаза. Избавляться надо от наваждения. Проникла девка своим ядом мне под кожу, гадюка. И травит одним своим присутствием. Бесит ее проникновенный, осуждающий взгляд. Выворачивает наизнанку и прокручивает в жерновах совести. Ее ненавистью можно до смерти напиться! Надо было выкинуть в лес, как предлагал Старкад. Бешеного пса не приручить, так и с ней. Но теперь уже опасно отпускать пленницу. Эта точно выдаст врагам наш штаб и тогда налет не за горами. Туманникам только дай повод снести голову генералу Ладрейну! Набегут целой тучей, не жалея своих жизней. Оставлю пока Сиору как есть, а потом найдется выход. Избавиться от глупой девицы не составит труда. Что она может? Слабое, безвольное существо!

Размял затекшую шею, потер затылок и закрыл глаза. Алкоголь расслабил и пришел долгожданный сон, в котором я всячески имел проклятую туманницу. Сходил с ума от жара тесной щелки, в которую вклинивался, растягивал и доводил по пульсации. Имел ее яростно, жестко, а она извивалась, стонала подо мной, ловила губами мое дыхание. Что-то шептала и целовала, целовала, целовала…

Проснулся с ощущением, что совсем свихнулся. Продрал глаза и отлепился от кресла, в котором провел остаток ночи. Взглянул на настенные часы и удивился. Не понял! А как же рассветные вопли птицы? Неужели сдохла паскудина?!

Так обрадовался, что подскочил с места и подошел к окну. А там она…

Сиора сидела под деревом и с руки кормила маленькую серую пташку. Поглаживала пернатую тварь кончиками пальцев и мило улыбалась. Увидев меня в распахнутом окне, озлобилась и напряглась.

– Подними руку вверх! – намотал я огненный шар на кулак. Сегодня точно попаду и навсегда избавлюсь от птицы!

Туманница сразу раскусила мою задумку. Накрыла пташку второй ладонью и прижала к груди.

– Не смей! – хлестанула ненавистным взглядом, поднялась на ноги и выпустила птицу в гущу листвы.

– Вот дрянь! – захлопнул я створку окна и зашторил его плотной портьерой, чтобы сдержаться и не свернуть кое-кому шею!

На удивление оказалось, что Ёрунд не злой. Мужчина спокойно провел меня по дому, показывая, где и что находится. А перед этим выдал заживляющую мазь и простое серое платье в пол. В нем я чувствовала себя комфортно. Но из головы не шел Ладрейн. Какого болотника он стоял за дверью и следил за мной? Зачем подглядывал? Я кожей ощущала его едкий взгляд. Так голодный зверь на кусок сочного мяса смотрит. Мурашки до мозга костей пробирают. Может, он хочет изощренно меня распять на потеху воякам? Или отыметь на глазах у всех, а потом в экстазе выпустить мне кишки? А что? Я и не таких историй наслушалась в обители от выживших пленниц. Волосы вставали дыбом, когда они рассказывали о жестокости ратанов. Даже сейчас я с содроганием вспоминала тот день, когда родных забрали на войну, а меня погрузили в повозку и увезли в пансион. Никто не спрашивал, хочу я покидать родимый дом или нет. От нашего села до изумрудных рудников рукой подать. Я слышала, что там до сих пор идут ожесточенные бои. Тела свозились в долину Скорби нескончаемым потоком, а вместе с ними и плакальщицы прибывали. Поначалу я рыдала всякий раз, когда ворота распахивались, впуская на территорию обители эшелон с мертвецами. Смотрела на тела и боялась увидеть среди них знакомые лица. Но главрея жестоко выбивала из меня истинную скорбь, чтобы заменить ее на театральную постановку у могил. У нее плохо получалось. Чувства переполняли меня настолько, что физическая боль не пугала. Но однажды в долину Скорби привезли отца. Окровавленный и переломанный, он лежал в куче других погибших. Я плохо помню, что было после того, как бросилась к телам, но крик, который вырвался из моих уст, до сих пор звенел ужасом в ушах. Он пробирался в мои сны, оглушал и душил. Меня заставили лично омывать тело, и тогда я нашла в сжатом кулаке отца изумруд в прямоугольной огранке. Темно-зеленый, переливающийся четкими гранями на солнце он стоил целое состояние. Даже в последние минуты жизни папа думал обо мне. Он знал, что его тело привезут в пансион, и сделал мне прощальный подарок. Горькие слезы капали на проклятый камень, омывая его нестерпимым горем. Это из-за никчемных безделушек я стала сиротой. Это из-за них наш мир сошел с ума! Как же я ненавидела их! Кровавые камни! Я вернула изумруд отцу. С ним и закопали. С тех пор я к изумрудам не прикасалась и больше никогда в жизни не прикоснусь!

– А тут кухня. Проходи, не бойся, – Ёрунд пригласил меня жестом в просторное, но грязное помещение. Я обвела пространство взглядом, отмечая, что здесь есть все для комфортной готовки. Большая печь, кастрюли, котелки и сковороды. Много другой кухонной утвари и посуды. Длинный деревянный стол для разделки, а рядом с ним круглый для посиделок. Вот и сейчас за ним сидел черноволосый поджарый Старкад с пузатой кружкой в руках, а напротив него воин, которого я видела впервые. Их взгляды устремились на меня и заставили смутиться, но вида я не подала. Чему быть, того не миновать. Не собиралась в страхе забиваться в угол от похотливых мужских взглядов и дрожать затравленным зверьком. Поэтому, не обращая внимания на вновь перестроившуюся цепь, смело прошла по кухне и остановилась напротив заляпанного серванта с посудой.

– Запустили вы здесь все, ребята. У нас в пансионе в хлеву чище было, – повернулась к ратанам лицом и сложила руки на груди.

Вояка удивленно приоткрыл рот, а Старкад ухмыльнулся и поднялся с места. Отставил чашку в сторону и пригвоздил меня пронзительным взглядом.

– Так уберись, раз такая чистюля! – злобно рыкнул и специально столкнул чашку со стола. Фарфор со звоном разлетелся на мелкие осколки, и остатки коричневой жидкости испачкали светлый пол. Я смотрела, как лужа расползается и впитывается в щели на стыках деревянного покрытия.

– Тебе на сегодня хватит, Старкад, – схватился за веник Ёрунд, и указал ратану на выход. – Сколько можно пить?! – возмутился, сметая осколки в кучку.

– Тебя забыл спросить! – огрызнулся Старкад и подошел ко мне так близко, что в лицо пахнуло мощным хмельным амбре. От одного запаха можно было опьянеть! В его соловьиных глазах плескалась неподдельная злоба. – Приступай, ингха! – выплюнул с ненавистью название моей расы.

О! Эта ненависть взаимна, грязный ратан!

– Мне нужно большое ведро с водой, тряпка и чистящий порошок, – даже на долю секунды не опустила взгляд. С вызовом смотрела в его затуманенные глаза.

Тебе меня не запугать, скотина! Только тронь! Заору так, что перепонки полопаются!

Часто задышала, до боли сомкнула челюсти и стиснула кулаки.

– Идем, Старк! Уже рассвет. Спать охота, – отвлек на себя внимание соратника вояка.

– Ладно, – махнул на меня рукой Старкад, пошатнулся, икнул и ушел вслед за другом.

Мы остались с Ёрундом наедине, а я так и не отмерла. Продолжала стоять ровно, будто кто стрелу в позвонок воткнул.