— Ищейка, просыпайся! Эта тварь почти очухалась! Тебе допрос вести! — рявкнул Константинов на вновь задремавшего Кирилла.

От его голоса подскочила и Маша. Все тут же заинтересовано уставились на нее.

— А к вам, дорогая, у нас тоже есть вопросы, — хищно улыбнулся Константинов.

Марк оскалился в сторону начальства и положил руку Маше на плечи, словно защищая.

В этот момент в кабинете появилась Прохорова. Она окинула всех взглядом и остановила его на Маше:

— Аху…

— Жанна Игоревна! — воскликнул Константинов.

— Да-да, и вам не хворать, — бросила она через плечо и, подойдя к Маше, начала внимательно изучать ее. — Да тут даже больше десятки, я даже не могу определить точно, но… Я такой силы ещё не видела.

— Она не моя, — всхлипнула Маша.

— Уже твоя, — возразил Голицын-старший. — Носителей уже нет, так что теперь твоя.

— Но как? — выдохнула Прохорова, словно перед ней сидела не девушка, а диковинная зверушка.

— Я это и хотел выяснить, — подхватил Константинов. — Как, твою мать, ты, Мария, это сделала?

Маша не ответила, а уткнулась в плечо Марка. Тот бросил злой взгляд на начальство и предостерегающе покачал головой.

— Маша, — подал голос, молчавший до этого Кирилл. — Я должен его допросить, но без твоей помощи я не смогу восстановить всю картину. Помоги, пожалуйста.

— Если я скажу… или он скажет, — отвечала Маша, не глядя ни на кого. — Вы можете получить оружие против друг друга. Этим могут воспользоваться те, кто жаждет силы и власти. Но вы не правы. Сущность не в оболочке, не в сосуде. Она и есть сосуд. А я слышу их. Слышу их и хочу забрать.

Она всхлипнула, и Марк прижал ее к себе, а в следующий миг они исчезли.

— Ну приехали! — выплюнул Константинов.

— Ничего. Девочке нужно подкрепиться. Мы не знаем, что с ней, и как это произошло, но она никуда не денется, — добродушно отвечал Гессен-Штатский. — А вот над ее словами нам стоит подумать. Так ли нам нужно знать об этом? Она в чем-то права.

— Я бы на ее месте послала бы всех к черту, — высказалась Софья Эдуардовна, затягиваясь тонкой дамской сигаретой. — Она абсолютно права. Это оружие, и оружие сильное. И чем позже об этом узнает общественность, тем лучше.

— Согласен, — поддержал жену Юрий Алексеевич. — Но нам все равно надо выяснить, как она это сделала, чтобы понять, чего опасаться.

— То есть мы можем отобрать у нее эту силу? — почесал затылок Константинов. — Она же не акудзин!

— Уже акудзин. Только попробуйте к ней прикоснуться — убью, — заявила Софья Эдуардовна.

— Госпожа Голицына, к чему такие заявления? — подозрительно сощурился Константинов.

— К тому, что сила моей семьи при помощи этой девушки останется прежней. И не говорите, что это для акудзин неважно. Что происходит с теми, кто, имея силу, не думает о том, что ее следует сохранять в семье, вы все сегодня видели. Это удар, и удар для всех, — она нервно затушила окурок и с вызовом посмотрела на всех по очереди. — Девушка под защитой семьи Голицыных. Не захочет говорить — не будет.

Константинов не стал ничего отвечать. Перевел взгляд на Гессен-Штатского. Тот задумался и повернулся к чете Голицыных с добродушной улыбкой:

— Дело будет засекречено. Акудзин много. То, что Марк нашел себе сильную партию ни у кого не вызовет вопросов. Но лучше бы довести ее до десятки. Ее нынешняя сила может вызвать вопросы, если она столкнется с медиком.

— Я готова подписать все что угодно, лишь бы увидеть это, — проговорила Прохорова, все ещё находясь под впечатлением.

— Вот и прекрасно. Все, кто был свидетелями этого, знают правду, остальным она ни к чему. А как объяснить общественности? Да никак. У Седьмого отдела есть особые полномочия. Главное, что маньяк пойман и понесет самое суровое наказание, — председатель посмотрел на каждого присутствующего, словно закрепляя незримый договор.

С ним согласились. По-другому быть не могло. Только не сейчас.

Марк учил. Сидя на крыше хосписа, он учил ее пить боль и страх людей, не причиняя им больших страданий. Маша пила эмоции через силу, будто с отвращением к самой себе, но вскоре успокоилась и послушно выполняла все указания Марка. Не сразу, но получилось насытиться.

Это был другой уровень голода. Марк был прав: невозможно описать, можно лишь почувствовать.

Там же, на крыше, она рассказала ему и про Крапивницкого, и про кофуку, и про то, откуда взялся ужасный запах у него дома. И про то, что она, выпив отвар, стала видеть то, что раньше приняла бы за галлюцинации.

Марк все же уверил Машу, что стоит рассказать это остальным. Никто из них не будет использовать отвар так, как это делал убийца. А от прочих это можно и скрыть.

Маша после долгих сомнений наконец согласилась с ним, и они перенеслись в особняк Голицыных, чтобы забрать ещё одну, последнюю пробирку с отваром, и вернулись в Седьмой отдел.

Уже близилось время обеда, но никто не торопился есть. У всех кусок бы в горло не пролез. Выслушав Машин рассказ, все испытали шок. Но успокоили Машу, убедив в том, что дело засекретят.

Единственной проблемой оставалось то, что у Маши, по заверениям Жанны, силы было больше, чем у присутствовавших здесь сильнейших акудзин страны: Юрия и Марка Голицыных и Гессен-Штатского.

— Надо подумать, надо подумать… — ходила по переговорной Жанна, стуча каблучками. — Точно никому больше не отдашь?

— Только Марку, — ответила Маша на вопрос.

— Хорошо, а ты точно больше не видишь наши сущности?

— Нет.

— Значит зелье действует около двенадцати часов, — Жанна задумчиво приложила палец к губам. — Хорошо, Марк, пей. Остановишься, когда скажу.

Марк отвинтил крышку с пробирки и сморщится от запаха.

— Я точно не отравлюсь? — спросил он Машу.

Та молча протянула ему полный стакан воды.

— Ясно, — обречённо вздохнул тот и залпом осушил пробирку.

Вода понадобилась. Правда, одного стакана оказалось мало. Когда Марк продышался, замер на месте и начал смотреть на всех по очереди.

— Видишь? — спросила Жанна.

— Вижу, — прошептал он, пораженный действием отвара.

— Хорошо. Встаньте рядом, и, Марк, попробуй что-то сделать.

Марк подошёл к Маше и взял ее руки в свои, сосредоточился и дотянулся до сущности, сидящей внутри девушки. Притянул к себе тонкий ручеёк и тот, повинуясь воле Марка, стал перетекать к нему.

— Стоп! — в какой-то момент воскликнула Жанна, и Марк оборвал связь.

Прохорова придирчиво посмотрела на Марка и Машу, сощурила один глаз, второй и удовлетворённо кивнула:

— Да. То, что надо. Визуально поровну и за пределы десяток вы не выходите… Просто очень сильные десятки.

Марк улыбнулся, крепко обнял дрожащую Машу и прошептал:

— Не бойся. Ты же сама говорила, что страх всего лишь иллюзия, — а затем он повернулся к Кириллу. — Теперь дело за тобой.

Калинин кивнул, взял со стола папку и направился к двери. Квартиру маньяка обыскали, родственников привезли в отдел. Пора было приступать к допросу.

В допросной висела тяжёлая, звенящая тишина. Лежаков с Богдановым стояли за маньяком как два Цербера. Излишние предосторожности. Обессиленный, голодный убийца не смог бы прыгнуть не то что из Седьмого отдела, но даже из этой комнатушки в соседнюю.

Миша Ростов включил камеру, а Кирилл сел напротив маньяка, открыл папку с документами и тяжело вздохнул.

— Я буду говорить, Кирилл, не волнуйтесь, — устало улыбнулся маньяк.

Калинин кивнул, пробежался взглядом по документам и посмотрел в глаза, казалось бы, неуловимому преступнику.

— Морозов… Морозов Илья Алексеевич, — начал читать Кирилл, но не сдержался — нервно захлопнул папку и бросил злой взгляд на Илью. — Откуда тебе известно про кофуку?

Илья вскинул брови. Видимо, не ожидал этого вопроса. Задумчиво почесал бровь и улыбнулся:

— Очень интересный вопрос. Я отвечу на него, как и обещал. Но мне очень интересно, откуда она узнала о кофуку? — Кирилл промолчал, тогда Илья продолжил. — Мы ведь древние японские демоны. Я изучал историю и начал учить японский. Особых успехов не добился, но могу немного изъясняться и понимаю собеседника. Есть форумы, где люди, изучающие языки, могут общаться друг с другом для тренировки. Там я познакомился с Мацуко. Студентом из Токио.