— Есть фото машины? — осведомился Марк, оторвавшись от стены.

Женщина кивнула и начала листать галерею в телефоне. Найдя нужное фото, она повернула экран к Марку. Тот наклонился, пристально вглядываясь в фото черного кроссовера, и исчез, не сказав ни слова.

Он оказался в темном лесу. Небо только начинало сереть. Дождь закончился, но холодный ветер пробирал до костей, а с мокрых листьев на рубашку падали крупные капли.

Марк огляделся. Машина стояла на просеке. Фары выключены, двигатель заглушен. Двери и окна закрыты. Он медленно обошел кроссовер по кругу, но ни в самой машине, ни рядом никого не обнаружил.

Тогда Марк набрал Константинова, и уже через десять минут сам начальник и криминалисты были рядом. Пока эксперты вскрывали машину и осматривали окрестности, Марк с Константиновым решили прогуляться.

Вышли на асфальтированную дорогу, и Марк указал на восток:

— В той стороне, километров через пятнадцать, поселок, где живут Чернышовы. Судя по тому, как размыло следы от шин на просеке, машина тут стояла как минимум всю ночь.

— Хочешь сказать, скотина что-то почуяла, бросила машину, грохнула подельника и свалила в неизвестном направлении? — почесал затылок Константинов.

— Мы — дураки и не полицейские, мы действуем грубо. Он мог видеть нас в библиотеке или у Макаровых и все понять. Надо проследить его маршрут и пробить звонки на телефон.

— Согласен, — кивнул начальник. — Но по крайней мере, у нас уже что-то есть…

— Вы очень оптимистичны, Олег Дмитриевич, — задумчиво улыбнулся Марк. — Пока что у нас есть только шестой труп.

После последнего звонка Марка Маша была рада, что не будет ночевать одна в большом доме. Они с Лизой отлично провели время, но утром подруга решила, что раз Иван очень занят и больше не контролирует ее, то можно поехать домой.

Маша же пока вернуться домой не могла. Марк застрял на работе окончательно и бесповоротно, поэтому, оставшись одна, она не знала, куда себя деть: развлечений не хотелось, а книги все были прочитаны и перечитаны.

Так что она решила поискать информацию об острове Цусима и поселении Тоносё в Интернете. Но информации в русскоязычном сегменте было катастрофически мало, а общие сведения о природе и истории острова ее не устраивали.

Когда Маша уже хотела звонить Марку, пришло сообщение о входящем письме на почту. Писал профессор Крапивницкий.

Маша сама не поняла почему, но ее бросило в жар, а сердце пропустило удар. Открывая письмо, она не представляла, что ответил Крапивницкий. Не хотелось бы, чтобы профессор отказал во встрече, даже несмотря на то, что она могла привлечь к этому Марка. Марка привлекать не хотелось. Она же не маленькая девочка, чтобы не справиться с простой задачей? Хотелось быть полезной. Может и глупо, и наивно, но против чувств и ощущений нет универсального лекарства.

К ее облегчению, профессор в письме благодарил Машу за интерес к его работе, но принять ее мог только в этот день и только до трёх часов дня, поскольку вечером улетал в Китай на какой-то симпозиум с непроизносимым названием.

Маша, подпрыгнув от радости, написала, что уже едет, и вызвала такси, которое, к счастью, приехало буквально через несколько минут.

«Нет, так везти не может», — думала Маша по дороге в центр города. Ей ещё никогда так не везло. Но ее беспокоил один очень важный вопрос: Крапивницкий знает больше, чем написал к книге, или он ничего не сможет добавить к тому, что уже поведал читателям?

Всю дорогу она прокручивала в голове их диалог, продумывала вопросы, но наконец плюнула, посчитав, что даже если записать все мысли, все равно все пойдет наперекосяк. Поэтому решила импровизировать.

Здание музея Азии и Океании располагалось в небольшом уютном парке во дворце, который раньше принадлежал не то каким-то графьям, не то князьям. Фасад в стиле классицизма терялся среди аллей вековых лип. Скамейки на тенистых тропинках, покрытых белым гравием, облюбовали отдыхающие от городской суеты жители.

Интерьер прекрасно сохранился: и лепнина, и колонны, и мраморные лестницы с резными периллами. Это могло повергнуть в шок, потому что тематика музея совершенно не соответствовала интерьеру здания.

Так в холле Машу встречала золоченая скульптура огромного китайского дракона, а лепнину на стенах закрывали флаги стран Азии и Океании.

Маша решила как-нибудь наведаться в музей и подробнее изучить экспонаты, а покамест направилась прямиком на третий этаж, где, согласно письму Крапивницкого, располагалась администрация.

Секретарь, услышав цель ее визита, приветливо улыбнулась и указала на высокие двойные двери с золотой табличкой, на которой были выбиты имя и должность его владельца. Секретарь открыла дверь и жестом пригласила Машу войти.

Помещение слабо напоминало кабинет. Скорее библиотеку в старинных замках. Напротив дверей огромные окна, выходящие в парк, занавешены тяжёлыми темными портьерами, перед ними несколько столов с книгами, папками и документами, диковинными статуэтками. На одном из них с краю притулился монитор и стационарный телефон — будто лишние в этой старинной роскоши.

По другим стенам высились, уходя под потолок, стеллажи из темного, почти чёрного дерева, с переставными лесенками.

Маша замерла на пороге, рассматривая все это великолепие. Впечатление было точно такое же, когда она впервые вошла в библиотеку акудзин — полный всепоглощающий, заставляющий замирать сердце восторг.

— О! Вы должно быть Мария⁈ — раздался голос откуда-то сверху.

Маша вздрогнула и подняла глаза. С лестницы второго яруса на нее приветливо глядел пожилой невысокий мужчина в костюме-тройке.

Профессор Крапивницкий очень споро для своей комплекции спустился вниз и галантно поцеловал Маше руку. Маша была покорена. Мало того, что Крапивницкий был похож на любимого актера: такой же полноватый, невысокий, с лысиной, обрамленной пушистыми белыми волосами, и прямоугольными очками на круглом щекастом лице. Так ещё и манеры были, словно она оказалась в восемнадцатом веке и говорит лично с хозяином старинного дворца.

Профессор тем временем принялся хлопотать у одного из столов. Пододвинул Маше кресло, освободил кусочек стола и поставил на него две чашки с ароматным чаем, которые принесла секретарша.

При этом Крапивницкий все делал с улыбкой, милой улыбкой доброго дедушки. Маша сама невольно стала улыбаться, глядя на него.

— Итак, юная леди! — начал профессор, усаживаясь напротив Маши. — Вас заинтересовала моя работа! Та ее часть, где я говорю про акудзин. По правде говоря, я удивлён! Ведь среди мифических существ есть, хм, персонажи поинтереснее.

Он заговорщики подмигнул Маше, но она не растерялась и решила, что раз профессор решил поболтать, стоит пойти ему навстречу:

— Вот как⁈ И почему вы считаете акудзин не слишком интересными? Ведь они так загадочны!

— Ой, да что вы говорите? Обычные энергетические вампиры! Моя теща ещё им фору даст! Хе-хе! — он мягко засмеялся и, причмокнув пухлыми губами, сделал глоток чая.

— Я пишу работу по акудзинам. Мне очень понравилась ваша книга! В ней довольно много сведений, — продолжала Маша с милой улыбкой. — Но я так же нашла в библиотеке иллюстрации господина Левина. И меня кое-что смутило.

— Левина? Прохора Левина? — воодушевился Крапивницкий, услышав знакомое имя. — Мы были хорошо знакомы. Прекрасный был человек и художник с очень сложной судьбой! Что же вас смутило?

— Там написано, что иллюстрации выполнены по серии книг, в том числе и по вашей. Но изображение акудзина… — Маша замялась, подбирая слова. — Вы не описывали серую кожу в трещинах и рога…

— Ах, это! — добродушно засмеялся Крапивницкий. — Художники люди творческие. Что поделать? Невозможно остановить буйную фантазию фактами!

— Фактами? А какие они на самом деле? Какие акудзины?

— Вы, юная леди, не отличите акудзина от простого человека, пока он не начнет пить ваши эмоции.