Она нехотя отступила, и Сергей, зайдя за спины девушек, положил руки им на плечи, и в следующую секунду все трое исчезли, будто их тут и не было.

Начался мелкий противный дождь, делая ночной город за окном сплошной размытой цветной кляксой.

Маша вся вжалась в сиденье, стараясь ни о чем не думать. До дома даже ночью на машине было ехать не меньше получаса. Это обещали быть самые долгие полчаса в ее жизни.

— Не холодно? — спросил Голицын.

— Нет, — не поворачиваясь ответила она.

— Мари, ну что вы переживаете? Ваши подруги наверняка уже дома. Память сотрут, вспомните только хорошие моменты сегодняшнего дня, — его голос звучал слишком буднично для сложившейся ситуации.

— То есть вы мало того, что кушаете мой страх, так ещё и отказываетесь консультировать по моей работе? — в этот раз она все-таки посмотрела на него.

Голицын усмехнулся. Снова что-то неуловимо изменилось. Теперь он был похож на хищника, сцапавшего вкусную добычу.

— Я не отказываюсь, Мари. И нет, сейчас я не кушаю. Я сыт.

— Отлично. Но вы сотрете мне память, и я уже не вспомню, что вы древнее мифическое существо.

— Не древние, мне всего-то тридцать пять. И не мифическое, вполне реальное. Но да, память сотру. Людям лучше не забивать голову такими вещами. Вы слишком любите культивировать в себе страхи, даже те, которых можно было избежать.

Она промолчала. Да, конечно, в чем-то он был прав, но… Узнать о существовании демонов и тут же забыть… Нелепость какая.

— Воронов назвал вас демоном, потому что вы демоны? — задала она ему вопрос просто чтобы не молчать.

— Нет, — засмеялся он, — то есть да. Нас называют демонами, но конкретно в моем случае — это просто прилепилось со времён службы в Седьмом отделе. Я — Демон, Иван — Ворон, Кирилл — Ищейка.

— Что за Седьмой отдел?

— Ну это как полиция у вас. Только мы расследовали преступления акуре против людей.

— А почему вы ушли? — Маша все больше утверждалась в том, что не хочет терять память, да и Голицын с обычными глазами уже не казался таким страшным.

— М-м-м, Мари, я больше не чувствую вашего страха, сплошное любопытство, — усмехнулся он.

— Что вам до моего страха? Вы же сыты, — огрызнулась она.

Он на это промолчал, и она уже подумала, что не заговорит, но он заговорил:

— Один из наших питался страхом и болью детей. Двенадцать изуродованных трупов за два месяца. Я решил, что мне нужен длительный бессрочный отпуск.

Она даже не сразу нашлась, что сказать на это.

— Но… Ведь это работа такая…

— Но ведь не каждый день детишек убивает твой родной дядя, — грустно улыбнулся он.

— Я… — и как можно об этом так спокойно говорить? — Я сожалею.

— А я нет. Я сломал ему шею, когда его под конвоем вели, чтобы проводить до тюрьмы. Конечно, лучше, чтобы он посидел, помучился, но… у нас иные законы и мразь могла выйти оттуда.

— Ну, у вас хоть есть законы и наказания, а могли бы плевать на детишек. Да? — все ещё находясь в шоке сказала Маша.

Почему-то хотелось поддержать его. Вряд ли говорить об этом было просто, даже если ты злой японский дух или демон.

— Да, — улыбнулся он и свернул на ее улицу.

— А вампиры существуют? — решила напоследок узнать она, увидев, что они уже возле ее дома.

— Да, но их даже меньше, чем нас. И да, они едят суп с чесноком.

— Зачем им суп, если они пьют кровь?

— Зачем я прихожу на пары с кофе, если пью страх? — парировал он, паркуясь возле подъезда и поворачиваясь к ней. — Вы ничего не знаете о таких как мы, потому что слишком боитесь всего, что отличается от вас хоть немного. А поскольку людей больше, чем других видов, то большинство решает, какой строить миропорядок, кого ассимилировать в общество, а кого нет. Мы сами ассимилировались, подстраиваясь под большинство, потому что хаос страшнее нас.

Он замолчал, и она поняла, что сейчас он будет стирать ей память.

— Это больно? — спросила она.

— Не очень.

Маша отпрянула, но Голицын заулыбался.

— Прости, не удержался. Это совсем не больно! Я просто дотронусь и все, — он протянул руку и коснулся холодными пальцами ее виска.

Маша зажмурилась на всякий случай, и ей показалось, что прикосновение длилось целую вечность.

— Уже всё? — не выдержала она.

Он прыснул от смеха и убрал руку.

— Прости, я рано начал. Надо было сначала подумать над установкой и позвонить.

Она непонимающе уставилась на него, а он уже прижимал телефону к уху.

— Они дома? Отлично, спасибо. Какая у них установка? — он с минуту слушал собеседника, потом кинул телефон на приборную панель и снова повернулся к ней. — Прости, Мари. Когда стираешь память группе людей, важно оставить одинаковые ложные воспоминания.

Они кивнула, понимая, о чем речь:

— Мы пили и без приключений доехали до дома?

— О, да вы из провидцев?

— А они тоже существуют? — искренне удивилась Маша.

— Не встречал. Мы вообще с другими необычными видами редко контактируем. Но знаю, что есть люди с невероятно развитой интуицией.

— Понятно, — угрюмо кивнула Маша.

— О боги! Мари, мне правда жаль, что я удовлетворил ваше любопытсво и вынужден стереть все, что рассказал.

— Вы бы мне пригодились в качестве консультанта для работы, знаете ли, — нервно усмехнулась она.

— Не думал, что вы такая меркантильная.

— Я⁈ — хотела было возмутиться Маша, но тут же стушевалась. — Ну если только немного.

— Хорошо. Я сделаю вам подарок, только никому про него говорите, — заговорщицки прошептал он.

— Оставите память? — уже обрадовалась она.

— Не совсем. Будете думать, что эта поездка в моей машине вам просто приснилась, — серьезно сказал он и коснулся ее виска.

Она не успела ответить — погрузилась в темноту.

Едва девушка скрылась в подъезде, зазвонил телефон. На экране светилось «Ищейка». Марк тяжело вздохнул. Видимо, придется подключаться.

Противная назойливая вибрация впивалась в мозг, требуя пробуждения. Кирилл отрыл глаза и глянул на электронные часы, стоявшие на тумбочке. Они показывали час ночи. Нащупав телефон, глянул на экран: «Лежаков». Лежаков сегодня дежурил.

Сердце пропустило удар. Он сел, спустив ноги на прикроватный коврик, и принял звонок:

— Кирилл, у нас еще один труп. Прыгай ко мне. Кого еще вызвать? — послышался в трубке встревоженный голос коллеги.

— Ваню зови, Эльнара. Ваня пусть своих ребят подключит. Ростова с Богдановым пока не трогай, у них вчера был тяжёлый день. Константинову звонил?

— Пока нет.

— И не звони, я потом сам. Буду через пять минут.

Он обернулся на заворочавшуюся во сне Лену. Тяжело вздохнул и поднялся. Взял из шкафа вещи и пошел одеваться на кухню. Пока одевался, кофемашина приготовила капучино в одноразовый стакан.

Кирилл открыл кран, ополоснул лицо и шею, пытаясь сбросить остатки сна, вытерся полотенцем и, взяв стакан, прыгнул к Лежакову.

В голову тут же ворвался ор. Кирилл опешил от неожиданности и завертел головой. Лежаков стоял за его спиной с видом человека, который сейчас сам будет убивать. У двери словно истуканы застыли Воронов, чьи глаза сейчас были красными от недосыпа, и его ребята. А у окна сидел на стуле Эльнар Гасанович, зажав между ногами чемоданчик.

Перед ним была кровать. На кровати лежало тело женщины в шелковой коротенькой ночнушке. Русые волосы полностью закрывали лицо. Перед ней на полу сидел мужчина. Он держал труп за руку, уткнувшись лицом в простыни. Слева у стены стояла детская кроватка, из которой и доносился дикий крик младенца.

Кирилл оглянулся на Лежакова, и тот, сделав шаг вперед, чтобы Кирилл его мог расслышать начал докладывать:

— Макарова Анфиса Николаевна, двадцать четыре года! Труп обнаружил муж Макаров Никита Сергеевич, вернувшийся домой полчаса назад!

— Где был⁈ — спросил Кирилл, пытаясь перекричать младенца.