Знаешь же, смерти нет для меня, но отныне я не проживу и дня.

Мне бы обнять тебя, да только вместо рук, два жёстких крыла.

Мне бы взглянуть в твои озорные глаза, да только они мертвы.

Мне бы быть рядом с тобой, да только ты тайной ушёл тропой.

А знаешь, ты иди, я буду сторожить твой священный покой.

Спи, моя жизнь, и я засыпаю, я иду в вечный сон, за тобой.

За тобой. За тобой…

Каменные замшелые стены и потолок, затянутый чёрной от копоти паутиной. Окна не было, тьму разгоняла только толстая свеча на стене. Деревянная, тяжёлая, обитая железом дверь, за которой была ещё одна, решётчатая, запиралась на два засова и замок. Пол был из утоптанного песка и грязи, что впитала в себя кровь, потемнела от неё и даже запах приобрела тяжёлый, тошнотворный и затхлый. Но Офелия знала, что и под толщей утрамбованной земли лежат каменные плиты.

Цепи, на которых уже несколько часов висела девушка, время от времени позвякивали, и это был единственный звук в камере, не считая тяжёлого, хриплого дыхания пленницы. Офелия старалась не шевелиться. Уж лучше терпеть оглушающую тишину и недвижимость, от которой ломит тело, чем ощущать, как даже из-за малых движений кандалы глубже врезаются в её израненные запястья.

С плеч девушки спадали спутанные, выпачканные светло-серые длинные волосы, которые некогда блестели на солнце и идеально-прямыми прядями развевались на ветру. Побледневшие, потрескавшиеся тонкие губы были чуть разомкнуты, из них вырывались клубочки пара от прерывистого дыхания, а с уголка рта до круглого, аккуратного подбородка тянулся засохший ручеёк крови. Большие, светлые, матово-серые глаза с поволокой смотрели вниз. Офелия рассматривала свои босые ноги, их окровавленные, посиневшие от пыток пальцы едва доставали до пола. Из-за того, что девушка висела на цепях, в спине у неё что-то защемило и дышать стало труднее. Грязные серые тряпки в бурых тёмных пятнах, едва прикрывали истерзанное, избитое тело пленницы, которое больше не было безупречным: из-под побледневшей, изрезанной, изуродованной шрамами и свежими рубцами кожи выпирали рёбра. Офелия истощена, ослаблена, кровоподтёки стали ей привычным одеянием.

Она попала сюда давно, и потеряла бы счёт дней, проведённых здесь, если бы не её палач, который, в перерывах между пытками, делился с ней новостями из города.

Вот, в который раз, с протяжным скрипом отворилась крепкая дверь камеры. Офелия болезненно поморщилась от режущего слух звука.

Затуманенный взгляд пленницы устремился на вошедшего человека в мешкообразной красной одежде. Это был лекарь, что скрывал своё лицо за деревянной, пропитанной отварами пахучих трав, маской. Его Офелия ненавидела не меньше своего мучителя, а может и больше. Леча её раны, приводя после пыток девушку в чувства, следя за тем, чтобы она не умерла, он подготавливал для палача почву для новых пыток. Зачастую он назначал для них дни, решив, что Офелия уже достаточно окрепла, но и всё ещё слаба, из-за чего перенесёт истязания с большими страданиями.

Лекарь осмотрел её, заставил выпить что-то приторно сладкое и вышел из камеры. Офелия знала, что сейчас к ней зайдёт другой человек, и долго ждать его не пришлось.

— Не виделись целых пять дней, — отрывисто поприветствовала она вошедшего, высокого, темноволосого небритого мужчину, лицо которого пересекал рваный белый шрам. Офелия за несколько недель не сказала ему ни слова, но палач не удивился, услышав теперь её голос.

— Не думаю, что ты скучала, — он положил на принесённый с собой раскладной столик, свёрток красной ткани, развернул его, и стал перебирать инструменты пыток, размышляя, с чего начать на этот раз.

— Нет, что ты, — говорить ей было трудно, но голос всё равно сочился ядом и ироничной учтивостью, — добро пожаловать в мою камеру, тёмную обитель боли и страданий. Что нового в мире? — поспешила она задать вопрос, когда палач, держа тонкий маленький ножик, подошёл к ней.

— Да ничего особенного, кроме того, что скоро Онар вернётся к отцу и уже у него во дворце отпразднует свою помолвку и день рождения. Два великих рода объединяться, слава богам! Это будет замечательный союз.

— Всё равно это не поможет вам стать сильней моего господина…

— Ты до сих пор надеешься, что он сровняет наш город с землёй? — его синие глаза недобро сузились, отчего в уголках образовались мелкие морщинки. — Вэриат не пойдёт на нас войной, поймёт, что тогда мы убьём тебя. А на побег и спасение не рассчитывай, охраняешься хорошо, сама знаешь.

— Пусть вы защищаетесь мной, пусть я стала вашим щитом, но я не буду предательницей. Вам меня не сделать оружием против моего господина!

Палач медленно вонзил лезвие ножа ей под кожу. С раненой руки тут же потекла горячая густая кровь, и Офелия стиснула зубы, терпя боль от срезаемой, как с яблока кожуру, кожи.

— Посмотрим, три года ты сражаешься, может, теперь сдашься? Назови имена тех, кто служат Вэриату. Расскажи, как можно незамеченными пройти в Нижний мир, открой, какие слабости у твоего господина, чем легче всего победить его в бою? — он задавал эти привычные вопросы между её криками, разукрашивая порезами руки и живот Офелии. Потом у её ног палач поставил тиски. Он заново спросил её о Вэриате, но она лишь плюнула в мучителя, за что получила пощёчину, после чего из лопнувшей губы опять потекла кровь.

— Это не честно! — сквозь ненавистные ей слёзы выкрикнула она. — Вы сковали меня, чтобы себя обезопасить, вот, пожалуйста, нет войны, Вэриат живёт в своём замке, почему же вам так хочется уничтожить его?!

— Тебе ли о честности говорить, ведьма? — зажимая сильнее тиски, спросил палач. — Его слуги время от времени появляются у нас и изводят людей! Да твой господин только и ждёт момента, чтобы захватить власть! Он уничтожит наш мир, обратит его в пепел, разве не понимаешь? Ты служишь монстру.

— Не смей! — рванулась Офелия, и чуть не потеряла сознание от боли. — Не смей, — уже тихо, практически шёпотом сказала она, — так называть его.

Палач отошёл к столику и взял длинные металлические щипцы.

— Девочка, мне уже давно, совсем не хочется мучить тебя, просто ответь на вопросы и закончим с этим.

— Девочка? — её тонкие светлые брови метнулись вверх. — Джек, я хоть и выгляжу на двадцать семь, что уже не так мало, но я вдвое старше тебя… Выказывай хоть немного уважения к своей пленной ведьме.

Палач ухмыльнулся и продолжил работу. В подземелье ещё долго слышались громкие крики Офелии, которые со временем становились всё тише и, наконец, перешли в хрип.

Так и не добившись своего, Джек помыл руки в деревянном ведре с водой, что стояло у двери, завернул в красную ткань инструменты, сложил столик и собрался уходить.

— Ты дорога ему, — сказал палач, — и Вэриат, рано или поздно, пострадает из-за этого. Тебе было бы проще сразу помочь нам его победить, чем ждать, когда он допустит ошибку, стараясь тебя спасти. А может Вэриат и вовсе оставит эту затею, зачем ты ему сейчас нужна?

— Это было бы хорошо, вы меня из-за ненадобности казнили б за магию, и конец мучениям… — выдохнула она.

— Офелия, — подошёл к ней палач, — Вэриат питается людской болью, когда он видит страдания, то становится сильнее. Твой повелитель жаждет силы и власти. Почему ты верна ему и до сих пор не положила конец своим мукам?

Офелия прикрыла глаза и улыбнулась. О, какая это была улыбка! Настоящая, ведьменская усмешка, от которой даже сердце палача на миг охватил страх. После этой улыбки Джек уже не ждал каких-либо слов от пленницы, но когда дверь за ним закрылась, Офелия сама себе прошептала:

— Потому что я не предательница… Вэриат меня не оставит. Я верю в него… — а затем, глядя как на пол капают крупные капли крови, Офелия печально улыбнулась: — Бедные-бедные людишки. Я не хочу, чтобы вы погибли от рук моего короля, но вы сами идёте к этому… Жаль.

В камере царил полумрак. На стене тускло горела свеча, чей язычок пламени вдруг погас. И пусть теперь Офелии было трудно рассмотреть даже дверь, но всё же, в дальнем углу, она заметила какое-то движение. Пленница, насколько могла, повернула туда голову и увидела, как у стены сгустилась темнота. Казалось, там кто-то стоял, и от этого гостя тянуло кладбищенским холодом. Офелия вздохнула и опустила взгляд, к своему незримому посетителю она привыкла. Не было смысла заговаривать с ним, всё равно ответа не последует. Эта странная тьма навещала ведьму не первый день, поэтому Офелия уже почти никак не реагировала на неё, тем более, странный гость исчезал через пару мгновений после своего появления. Быть может, это и вовсе сон, если же нет, то кто посещает Офелию, а главное — зачем?