Весь вечер я провел, изнемогая от страха и ужаса. Фоном проносились негодующие мысли о Робе и его вероломной сестрице, в которую я почти втрескался. Хорошо еще, что не успел! Какой же я наивный и доверчивый дурак! Как можно было повестись на их игру?

Мне никогда не понять, как такие, как они, потом живут с подобным. Хорошо, наверное, живут. Я бы вряд ли смог. Впрочем… живу же я с осознанием того, что мог предотвратить взрыв в пещерах, мог спасти Маха и Магрит… но не сделал этого. Не успел, не смог… но это мало меня утешает.

Лес накрыла глубокая, темная ночь. Это добавило еще больше жути к зловещей атмосфере, царившей вокруг.

Тьма принесла с собой врага. Я увидел его, потому что зверь шел со стороны, на которую я вынужденно все время глядел. Желтые глаза блестели, становясь все ближе к моей беспомощной тушке. Волк остановился в нескольких шагах от меня и утробно зарычал.

Волосы на мне встали дыбом, наверное, от происходящего, только я этого не ощутил. Паника металлом сдавила сердце. Было страшно умирать такой чудовищной смертью.

Внезапно сбоку раздалось другое рычание — мощнее и громче. Я не мог повернуть головы, чтобы взглянуть, кого еще ночь принесла ко мне. А вот волк рывком развернулся к гостю и повторил рык, хищно скаля страшные зубы.

Звери стали кружить, соревнуясь в громкости и мощи рыка. Когда противник волчары оказался в поле моего зрения, я похолодел. Металл паники сдавил сердце так, что стало трудно дышать. Напротив волка стоял огромный алоуш. Он был больше в размерах, чем тот, с которым мне пришлось биться. Волк рядом с ним казался мелкой собачонкой — мелкой, но храброй.

Звери набросились друг на друга. И я впервые в жизни наблюдал схватку двух ужасных, чудовищных созданий — схватку не на жизнь, а на смерть.

Волк вонзал зубы в своего врага, но тот был больше и сильнее в разы — и вскоре волк с разорванной глоткой валялся на земле. Лунный свет освещал его издыхающую тушу — и зрелище это было полно жути и первобытного ужаса.

Видимо, я для алоуша представлял куда больший гастрономический интерес, чем убитый зверь, потому что помесь мишки и пантеры повернулся ко мне, демонстрируя свой великолепно-ужасный оскал.

Проводник говорил, что смерть в этом мире станет окончательной и бесповоротной. Как печально, а я ведь только начал влюбляться в собственную жизнь, захотел прожить ее по-настоящему. Но если гибели не миновать — значит, таков конец моего земного пути. Что ж, да будет так.

Лишь бы с Агнаром все было в порядке, лишь бы Робу не взбрело в голову сотворить ему зло.

Алоуш медленно двинулся ко мне. Предвкушает пир, мразь шерстяная. Ну, давай, топай скорее, разорви меня на части — и покончим с этим спектаклем под названием жизнь.

Зверь приблизился почти вплотную. Я заставлял себя храбриться, чтобы уйти достойно, но душа предательски завопила от страха. Умирать страшно — действительно страшно, если ты не оставляешь позади себя то, что достойно этого мира.

Алоуш остановился рядом со мной, и разинутая пасть его двинулась навстречу моему горлу. Нет, она, конечно, не так медленно двинулась, как я это расписываю, все происходило стремительно, рывками, но моя память услужливо замедлила все действо, будто я желал смаковать детали собственной кончины.

Пасть зверя была, наверное, в сантиметре от моего горла, когда я, не имея смелости глядеть в лицо победившей меня смерти, закрыл глаза.

Ничего не происходит? Или я просто из-за паралича не чувствую, как мою плоть рвут на куски? Что за звуки? Где-то в нескольких метрах от меня раздался приглушенный яростный рык.

Я удивленно распахнул веки. Что за…?

Я был внутри хижины. Первым делом проверил взглядом дверь — заперта на засов. Стены темные, покрытые плесенью. Освещение создает множество свеч на обшарпанном столе. Кто их зажег?

Я лежал на деревянном грязном полу.

— Здравствуй, крошка!

— Ты! — обрадованно вскричал я. — Ох, Пальчик, никогда бы не подумал, что буду до смерти рад тебе — причем фраза эта не просто метафора.

— Будешь меня так называть — верну обратно к зверю! — возмущенно сказал знакомый голос невидимой обладательницы.

— Все, все, перестал обзываться. Прости, Перст Указующий, я же с лаской и любовью.

— Ты словами о любви-то не разбрасывайся. И кстати… — она замешкалась на секунду, — зови меня Руна.

— Это твое имя?

— Да.

— Рад наконец узнать его, Руна, — искренне сказал я. — Ты как здесь очутилась?

— Потом поболтаем. Меня там дожидается с пару десятков человек в мире, в души которых необходимо разлить дары магии. Ночка предстоит, полная трудов, так что давай ты пока полежи тут, а я вернусь утром.

— Эй, что значит полежи? Может, уберешь этот паралич?

Но Руна не ответила. Упорхнула уже? Вот засада! До рассвета валяться бревном — зашибись просто.

За стенами хижины послышался знакомый рык, от которого в дрожь бросало душу. Надеюсь, эти стены и дверь надежны и защитят меня.

***

Ночь прошла благополучно — я выжил. Рычания и прочих шумов за пределами хижины более не слышалось. Надеюсь, мишка-пантера убрался прочь.

Лучики света пробивались внутрь хижины сквозь щели и высокое крохотное оконце почти под самим потолком.

Я все еще был в параличе, но мне казалось, что кончики пальцев на ногах стали обретать чувствительность.

Я стал вслух отсчитывать минуты. Одна… две… пять…

О, пальцы на ногах действительно обрели чувствительность! Пошло дело!

Еще минут через десять я почувствовал, что могу двигать пальцами рук. Секунды и минуты текли и текли — и тело мое постепенно возвращалось к жизни. По моим подсчетам прошло около пары часов, когда паралич прошел целиком.

Вместе с двигательной способностью тела ко мне вернулись и малоприятные ощущения — затекший бок ныл, желудок сводило от голода, ужасно хотелось в туалет.

Кряхтя, я стал подниматься, но удалось мне это простое действие не сразу. Минут пять я боролся с собственными конечностями, которые по инерции не желали повиноваться. Наконец я сумел подняться. Пошатывало немного.

Ах, как отлить хочется, невтерпеж просто!

Разумеется, отхожее место здесь оборудовать никому в голову не пришло. Выйти за дверь? Ага — и рискнуть напороться на взъяренного алоуша. Мне неведомо, безопасно ли там сейчас. И копье осталось снаружи валяться. Но дожидаться появления Руны, чтобы сходить в туалет? Это уж перебор. Давай, трусливая душа, топай на улицу. А если кто захочет сожрать — мигом обратно заскочу.

Я отпер дверь и с колотящимся сердцем приоткрыл ее. Вроде чисто. Вышел, быстро осмотрелся — не видать никого. Отлил прямо возле двери, и уже хотел было ринуться обратно внутрь, но взгляд зацепился за копье и заплечный мешок. В пару прыжков преодолел расстояние до своего добра и забрал его в хижину. Отлично, пригодятся.

Я запер дверь, проверил, надежно ли, и уселся за стол дожидаться появления Руны. Вот ведь козявка такая: могла наверняка паралич убрать, а оставила мучиться всю ночь.

На самом деле я, конечно, на девушку не злился, я был ей всем сердцем благодарен. Она в третий раз спасла мою задницу. В третий раз вырвала меня прямо из рук старухи с косой.

— Ты хочешь сказать мне «спасибо»?

Я вздрогнул от неожиданности.

— О, вернулась! Слушай, а ты не могла бы так резко не возникать рядом со мной? А то не по себе как-то.

— И как прикажешь быть? Ты ж меня не видишь.

— И то верно. Спасибо, что спасла меня, Руна!

— В очередной раз. Ты начинаешь мне надоедать, крошка.

— Так сама же явилась, — обиделся я.

— Явилась, конечно, когда почувствовала, что возле хижины кто-то ошивается и пробуждения дара ожидает. А это ты оказался, олух такой. И что тебе неймется?

— Причем тут я? Меня бросили умирать!

— Ты просто магнит для смерти, — вздохнула Руна. — Рассказывай давай.

Я поведал ей свой путь, начиная с того момента, как в последний раз общался с девушкой, и заканчивая гнусностью Роба.