— Таня, прошу. Я пришёл только поговорить, — на газоне в нескольких шагах передо мной стоял Саталов.
— Не подходи, — просипела я, нащупывая за спиной дверную ручку. Провернув её, я с ужасом поняла, что замок автоматически защёлкнулся. — Сейчас придёт Игорь. Он тебя убьёт.
— Дай мне всего пару минут.
Я ещё раз дернула ручку и испуганно уставилась на мужа. Он не выглядел угрожающим, но разве это мешало ему быть выродком.
— Что тебе нужно?
— Выслушай меня, — что-то новое в его голосе заставило меня кивнуть. Мужчина качнулся, было, в мою сторону, но, заметив мой затравленный взгляд, остановился. — Как ты? Как твой малыш?
— Нормально, — я отметила, что Саталов сказал "твой", а не "мой" или "наш".
— Ты никогда меня не простишь, — неожиданно сев на ступеньку, Михаил оказался ко мне спиной.
Может, он хотел, чтобы я расслабилась. Оглянувшись, я убедилась, что поблизости нет никаких подельников Саталова, что не сильно-то меня успокоило.
— Зачем ты здесь?
— Знаешь, когда ты родилась, Вольский пропадал в больнице целыми днями. Ты родилась раньше на три месяца и лежала в кювезе. Однажды я приехал за твоим отцом и увидел тебя через стекло. Такая крохотная, худенькая. В чём только душа держалась. Все врачи говорили, что рождённые в шесть месяцев обычно выживают лучше семимесячных, но ты едва выкарабкалась. Диана буквально на глазах постарела. Спала рядом с тобой на кушетке и не уходила, несмотря на указания докторов.
— Папа рассказывал, — подала я голос, осторожно обходя Михаила и садясь на ступеньку, но ближе к противоположному от него краю.
— Твоя мать тоже едва выжила и после произошедшего не могла больше иметь детей.
— Знаю, — я всё еще не понимала, к чему этот разговор, и надеялась, что Игорь проснётся, услышав наши голоса.
— Вольский любил тебя, и поэтому я даже не сомневался, — пробормотал Михаил и согнулся, обхватил лицо ладонями. — Он ведь не вернулся ни к бывшей, ни к сыну, и я ни на секунду не заподозрил…
— Нет, — я поднялась на ноги и, пятясь, сделала несколько шагов прочь от мужчины. — Нет!
— Диана была со мной. Встретив Вольского, она ушла и даже не оглянулась. Просто, в один день — сегодня она готовила нам ужин, а завтра — я не нашёл ее в своём доме.
— Нет!
— Надо было пойти следом. Стать для неё достойным и перестать быть эгоистичным ублюдком. Но собственное гипер эго не позволило мне попросить её вернуться. Я был уверен, что она приползёт обратно. Не сможет без меня, а потом… Я хотел доказать сам себе, что смогу жить без неё, что она не так важна…
— Прошу, замолчи, — взмолилась я, упираясь спиной в ствол яблони. Сумерки сгустились, и зажегся фонарь над крыльцом, освещая окрашенную в белое веранду и высвечивая силуэт Саталова, оставляя его лицо в тени.
— Я должен был понять, ощутить…
— Не может этого быть, — слабо отозвалась я, сползая на землю и обнимая себя за колени. — Не смей мне врать.
— Ты всегда была моей. И мне понадобилось увидеть наши с Булатным анализы, чтобы понять… Они настоящие. Подлога нет. И ты носишь моего наследника…
— Ну, зачем… — всхлипывала я почти отчаянно.
— Я едва не погубил тебя… Я ведь мог… — Саталов, казалось, стал ещё меньше. — Ты не простишь меня.
— Уходи, — прошипела, почти беззвучно, но он услышал. Встал на ноги и шагнул ко мне.
— Я всегда любил её. Однажды увидел куклу, так похожую на неё, и подарил, не подписав, от кого презент. И с тобой, как с куклой… Забыл все свои ошибки и вновь повторил каждую. Сначала с Дианой, теперь с тобой. Решил, что с тобой получится. Что это — мой шанс начать все сначала и стать, наконец, цельным…
— Не хочу, — прохрипела обессиленно и выставила перед собой ладонь. — Не хочу… Ничего не хочу от тебя.
Он уходил ссутуленным стариком, еле волоча ноги и не поднимая головы. Я смотрела на сгорбленную спину своего опекуна, мужа, мучителя… отца. Зажмурившись, замотала головой и застонала от накатившей боли. Мой отец — Вольский — не мог не знать, чья во мне кровь. Мама никогда не лгала ему, а значит, он любил меня искренне и нежно, при этом всегда понимая, что я — часть прошлого его женщины. Вот она — истинная любовь.
В свой последний день отец решил сам отогнать машину в ремонт. Вызывать эвакуатор он не захотел. После одной такой транспортировки на кузове появилась внушительная вмятина. Папа обещал, вернувшись, посмотреть мой проект и обсудить стажировку у самого Булатного. Я предвкушала, как он оценит мою работу. Он всегда гордился моими успехами. А мне хотелось радовать его. После ухода матери, мы остались вдвоём и справлялись с потерей вместе. Мы оставались родными. Сидели у камина за шахматами, говорили о будущем, с теплотой вспоминали о былом. Мы продолжали жить, и были тем, чего у Саталова не было никогда. Семьёй.
Игорь нашёл меня затемно. Сгрёб в охапку, озябшую и заплаканную, занёс в дом. Прижимаясь к его груди, я никак не могла выговорить ни слова. Он засунул меня в душевую и прижимал к стене, пока стаскивал одежду. Я и не думала сопротивляться, только едва стояла на затекших от долгого сидения ногах. Булатный вошёл следом и удерживал меня под горячими струями воды, пока я не перестала трястись.
— Да, что с тобой, глупая? Зачем ты там сидела? Что не так?
— Милый, — я обхватила его, прильнув к тёплой коже. — Всё так. Именно так, как надо. Нам больше нечего опасаться.
— О чём ты, Лучик?
— Он даст развод и больше не появится в нашей жизни.
Мужчина сжал меня так сильно, что дыхание перехватило. Но это было не страшно… он просто не хотел меня отпускать.
Эпилог
Я никак не решалась отправить сообщение. В который раз набирала его и снова стирала.
Наверное, мне давно уже пора превратиться в уверенную и сильную женщину. У меня скоро свадьба. Настоящая. Без дурацких торжеств, вспышек камер, торта, который никто не ест, и дешёвых фальшивых улыбок. Мы уехали на берег моря, который обещал мне Игорь, и я купила хлопковое белое платье на тонких бретелях. Мы будем стоять босые на песчаном пляже, рядом будет наша семья — братья и, возможно, даже сестра Игоря. Странно, но, кажется, что больше нас всех её ждёт Данил. Уж не знаю, что там у них случилось в прошлом, но мой брат с такой надеждой и затаённым страхом оглядывается на каждый хлопок двери в снятом нами доме, что я подозреваю самое страшное. Он явно совершил что-то непростительное, и остаётся только надеяться, что у него выйдет всё исправить. Мы же с Игорем смогли.
Виктор тоже куда-то запропастился. На звонки не отвечает, иногда пишет короткие сообщения, и Игорь утверждает, что старший брат делает это с явным раздражением.
Я сложила все слагаемые и пришла к выводу, что у всех Булатных назревает возможность обзавестись парами. Мой жених на это предположение скептически фыркнул, а потом серьёзно задумался. Мне удалось уговорить его не пытаться прибить только что обретенного родственника.
— Он может стать отцом твоих племянников! — после этой фразы Игорь вышел из дома, что-то бормоча, и долго сидел на веранде. Мне пришлось подкупать его бокалом вина и запечённой рыбой.
Готовить я пока не научилась и заказывала еду на вынос. Игорь не возражал, но я уверена, что у меня большой потенциал.
Потом мы долго сидели, наблюдая закат. Мужчина рассеянно перебирал мои волосы, задевая кожу шеи, отчего я блаженно щурилась.
А я пыталась заставить себя отправить сообщение.
— Что строчишь? — Игорь бесцеремонно заглянул в экран и помрачнел. — Он нашёл твой номер и написал? — мужчина в защитном жесте накрыл своей ладонью мой живот.
— Поблагодарил за деньги.
Мы всё же направили средства из моего фонда Саталову. Это было моё решение, которое я не стала ни с кем обсуждать. Пусть, в прошлом у нас было много боли и ошибок, но я не могу гарантировать, что однажды мои обиды не обернутся против меня. Я оставила Саталову дверь. Пока закрытую. Может, она останется такой навсегда. Не знаю. Но только каждый имеет право на счастье. Даже тот человек, который не смог удержать любимую, а потом стать опорой для собственной дочери. Он потерял шанс воспитывать внуков, обрести мир и укротить собственных демонов. Чем я буду отличаться от Михаила, если поступлю так же? Отвернусь и навсегда оборву все нити, став мрачной копией его самого. Ведь однажды моё прошлое может стать ядом. Не хочу терять свет в душе. Он всегда там оставался. Даже в самые темные ночи у меня были воспоминания о прошлом и мечты о будущем. Нельзя отнимать у человека надежду.