Мы так мало знаем друг о друге. Мы практически посторонние, чужие друг другу. Странно думать так о том, кто заставил мое тело взрываться от наслаждения. Я никого не подпускала к себе так близко, никому не позволяла забраться мне под кожу и сниться ночами.

Я хочу быть с этим гадом. Хочу узнать его всего и разделить с ним множество вещей, о которых мечтала. Для начала, хотела бы заснуть с ним в одной постели. Каково это, спать с мужчиной, обнимать его во сне, чувствовать его объятия и, открыв глаза, увидеть рядом?

Вот ведь, я успела потерять жениха, забеременеть от незнакомца, выйти замуж за мерзавца, но не испытала самых банальных радостей. Я не пила утренний кофе после страстной ночи, не смеялась над шутками во время совместной готовки завтраков, не встречала своего мужчину в развратной одежде, и никто не гладил меня по животу, с благоговением, которое испытывала я сама.

Сама не заметила, как разревелась. Неужто, гормоны дают о себе знать? Не замечала за собой раньше повышенной слезливости. Запрокинув голову, подставила лицо под струи прохладной воды. Стекая вниз, она грелась об пылающую огнём кожу. Меня знобило, но выходить наружу я не спешила. Хотелось подольше оставаться в коробке душевой кабины в предполагаемой безопасности и собственных иллюзиях. Именно здесь и сейчас я была одна. Было легко представить, что за пределами кафельных стен меня не ждёт Саталов, и его угрозы недействительны.

— Извращенец, — выплюнула я с горечью.

* * * * *

Была глубокая ночь. Не могу точно сказать, что меня разбудило, но я вдруг подскочила с хрипом и замахала руками, наткнувшись на кого-то в темноте.

— Тихо, — прохрипел визитёр и для надёжности зажал мне рот ладонью. — Уйти хочешь?

Отодвинувшись к спинке кровати, я кивнула и, вспомнив, что меня не видно, ответила:

— Да.

— Одевайся и выходи из дома.

— Док? Куда…

— Жду на парковке.

Мужчина уже вышел, скользнув в зазор между дверью и косяком. Неловко шаря на полках шкафа, нашла джинсы, хлопковую рубашку и, подхватив за шнурки кеды, на цыпочках направилась в коридор. Было непривычно темно. Обычная подсветка не работала, и снаружи была непроглядная тьма.

Оказавшись на веранде, я застыла и прислушалась, ожидая какого-либо знака от телохранителя. У стоянки послышался шум, и я пошла на него. В груди шевельнулось тревожное предчувствие. Самой стало от него смешно. Что ещё может со мной случиться? Саталов затащит меня обратно в дом? Ну, вернёт он меня, большое дело. Но подставить Дока было страшно. В этом гнезде безумия он — единственный, кому было не всё равно, что со мной происходит. Пытаясь помочь мне, он рискует вызвать гнев своего начальника. В этот момент я остановилась посреди дорожки и даже попятилась назад. О Доке я практически ничего не знала. Стокгольмский синдром в чистом виде. С чего бы мне доверять своему охраннику? Ведь он зарплату получает от Саталова и выполняет его приказы. С чего Док меня ночью тащит в неизвестность? Только если муж не затеял утром отправить меня куда-нибудь, в помещение с мягкими стенами. От этой мысли меня тряхануло, и я поняла, что выбора-то у меня всё равно нет.

Впереди я заметила движение и, слегка пригнувшись, побежала к машинам. Одна из них с потухшими фарами глухо урчала. Запрыгнув на заднее сиденье, я хлопнула водителя по плечу.

— Поехали.

— Не так быстро…

Только из-за темноты я не заметила рядом с собой ещё одного человека. Он навалился на меня, прижимая к лицу резко пахнущую тряпку. Запаниковав, я задергалась и попыталась закричать. Напавший не был сильнее меня, но моё сознание словно поплыло в тумане. В памяти опять вспыхнуло видение того, как меня режут. Это было последнее, что отпечаталось в мозгу перед тем, как всё окончательно померкло. Я снова оказалась в чужой власти.

Голова гудела. Мне с трудом удалось открыть глаза. Окружающая обстановка подрагивала в мутной дымке, но я поняла, что комната мне не знакома. Покачивающийся потолок был слишком высок. Простонав, попыталась подняться и, едва оторвав голову от горизонтальной поверхности, упала обратно.

— Кто здесь? — мой собственный скрежещущий голос показался чужим.

— Ты в порядке, детка?

От этого обращения меня перекосило. Видимо, отвращение отразилось на моём лице, так как женщина приторно запричитала:

— Деточка, пить хочешь? Голова кружится?

— Лариса? — мне не верилось, что передо мной на неудобном дизайнерском стуле сидела именно она.

— А кто же ещё, милая? — она лучезарно улыбнулась. — Я спасла тебя!

— Спа… спасибо, — смогла выдавить, боясь вывести женщину из себя.

В том, что это могло произойти в любой момент, я не сомневалась ни грамм. Ее пальцы мелко подрагивали, воздух был густо пропитан запахом алкоголя, и даже аромат изысканных духов не смог замаскировать это. Обычно холёная, сегодня моя несостоявшаяся свекровь выглядела весьма неряшливо. Подводка на глазах потекла, помада собралась в морщинках губ, а волосы сбились так, словно их не отмыли от лака перед сном.

— Я так рада, что смогла тебя забрать у этого урода, — Лариса хлопнула себя по коленям и поднялась на ноги. — Ты же понимаешь, что это было необходимо? Тебе ведь было плохо с ним!

— Конечно, — подтвердила я, и в прищуренных глазах Саталовой увидела самодовольное удовлетворение. — Я уже не ждала помощи… Мне бы воды.

— Ах, ты пить хочешь, сейчас.

Я едва сдержала крик ужаса, поняв, что не могу подняться с постели, на которой лежала. Оказалось, что мои запястья и лодыжки были крепко привязаны к столбикам кровати. Подёргавшись, убедилась, что путы надёжны. Вернувшаяся со стаканом женщина удручённо покачала головой.

— Пришлось тебя привязать.

— Понимаю.

— Действительно? — подозрительно поджав губы, спросила хозяйка моей новой тюрьмы.

— Я могла бы проснуться и испугаться.

— Верно, — медленно протянула она, садясь на край матраса.

— Могла упасть.

— Точно, — моих губ коснулся стакан, и я с жадностью принялась пить воду. — Бедняжка. Ты потеряла Сержа, а этот гад тут же занял его место…

Поперхнувшись, я закашлялась и тут же лишилась источника влаги.

— Он не занял…

— Знаю! — взвизгнула она, вскакивая. — Он не может заменить Сержа! И никто никогда не сможет.

Хоть я и имела в виду иное, исправлять взбудораженную мамашу своего погибшего жениха не стала. Полагаю, моей искренности она бы не оценила. Глядя на мечущуюся по комнате Ларису, я понимала, что спорить с ней не стоит. Тут нужно уходить. Осторожно и по стеночке. Саталова продолжала рассказывать о несправедливости судьбы, предательстве бывшего мужа, тяжёлой жизни. Привлекать её внимание я не решалась, хотя верёвки врезались в кожу, и спина нещадно затекла. Ко всему прочему, невероятно сильно зудел нос. Хотелось почесать его кончик ногтем.

— Он не мог сделать большей мерзости, чем затащить тебя в койку. Он осквернил память о собственном сыне. Даже сорок дней после его смерти не подождал… — женщина влажно всхлипнула и отвернулась к окну.

И вдруг я увидела Ларису настоящей. Сломленная, жалкая. Она потеряла самое ценное в жизни и обрела в моём лице единственное, что могло стать для неё опорой. По крайней мере, так она сама считала. Ведь она с сыном носилась, как с писаной торбой, не могла нарадоваться любому его успеху и старательно не замечала ни одного промаха.

Однажды, мы с Сержем приехали в их дом за городом. Парень был недоволен, я снова показалась ему недостаточно хорошо одетой. Он оставил меня в машине и ушёл, вероятно, чтобы запереться в своей комнате. Очень долго я не решалась войти в чужое жилище. Такая нелепая, глупая, обессмысленная таблетками, я сидела на сиденье в остывшем салоне и грела руки в карманах тонкой куртки. Может, кому-то это показалось бы глупым, но я никогда не была наглой и просто представить себе не могла, что могу ввалиться в дом, в который меня не позвали. Если бы меня не заметил вышедший покурить охранник, просидела бы в машине до утра. Саталов старший тогда на Сержа жутко ругался, усадив меня в кресле и укрыв пледом. А вот Лариса нашла оправдание сыну и отчитала меня.