– Все еще только начинается, – гортанно рассмеялась она, демонстративно тряхнув волосами. – Как видите, к сожалению, имеет место большой интерес со стороны нежелательных поклонниц.

Репортеры разразились смехом, энергично кивая.

Я. Я была поклонницей. Преследовательницей. Чудаковатой идиоткой, которая устроила публичный скандал, когда застукала их. От желания придушить Лану у меня горели кончики пальцев.

И все это из-за одной ошибки. Одного несчастного случая. Одной трагедии, которая навсегда связала нас с Ланой.

Я знала, что Хантера из клуба вывела охрана под присмотром Джунсу и что мой тренер поймет, почему я не могла остаться, а потому бросилась бежать. Я топала по асфальту, пока не набрала хороший темп. Мама хорошо бегала. Я унаследовала от нее гибкие, сильные ноги. Бег на относительно большие дистанции даже без подготовки не представлял для меня проблемы.

И только когда ветер ударил в лицо, я поняла, что плачу. От горячих слез, текущих по ледяным щекам, онемело лицо. Слезы срывались в воздух, пока я рассекала пространство, мчась все быстрее и быстрее в центр города. Я позвоню, как только уйду от фотографов. Сначала нужно сбросить их с хвоста.

Я рискнула обернуться, только когда пробежала пятнадцать кварталов от клуба. Папарацци нигде не было видно. Они уже получили то, что искали: скандал, который смогут раскрутить миллионом разных способов, и пикантные фотографии, которые дадут повод сплетням.

Я остановилась на светофоре, упершись руками в колени и тяжело дыша. Как только мне удалось выровнять дыхание, я достала телефон. Десять пропущенных звонков от Джунсу. Двенадцать от мамы. Два от папы. Еще четыре от Сэма, Эммабелль и Перси. Тридцать один от Хантера. Батарея садилась.

Я перезвонила маме.

– Привет, мам, можешь меня забрать? – Я старалась сохранять будничный тон, хотя понимала, что мама знает, что что-то случилось. Наверняка некоторые из фотографий уже попали на сайты, как только появились новости.

Я услышала только сопение в трубке, а потом она ответила:

– Уже еду.

Позже тем вечером сайты желтой прессы дополнили фотографии запутанной историей о том, как я выбежала из стрелкового клуба, а за мной мчался полуголый Хантер. Как я и подозревала, заголовки варьировались от «Жеребец бросает лучницу Сейлор Бреннан ради секс-бомбы Ланы Альдер» до «Сын миллиардера (да, тот самый, что с домашним порно!) уличен в измене олимпийской красотке».

В одной из версий даже утверждалось, будто, по заявлениям осведомленного лица, у нас с Хантером были договорные отношения, призванные уберечь его от неприятностей. У меня не было никаких сомнений в том, кто все это устроил: Лана. Как только она узнала, что мы живем вместе, она бросилась за ним и устроила весь этот кошмар. Единственное, чего я до сих пор не могла понять: как она узнала, с кем я живу? Кто дал ей эту информацию?

– Ну ведь тебя назвали красоткой. – Эммабелль передала мне ведерко с мороженым и выхватила телефон у меня из рук, чтобы я больше не могла читать слухи о наших с Хантером отношениях.

Белль, Перси и Эшлинг сидели в моей детской спальне на моей старой кровати, которую родители притащили обратно со склада, когда повсюду стали появляться новости о Хантере и Лане. Мама время от времени заходила в комнату, предлагая нам молочные коктейли, печенье и мороженое. Мало того, что у меня было разбито сердце, так теперь я, скорее всего, умру раньше времени от диабета второго типа.

– А еще отметили как олимпийскую спортсменку, – робко заметила Эшлинг, покусывая нижнюю губу.

Наверное, ей, как сестре моего обидчика, было странно здесь находиться, но она сохраняла невозмутимое выражение лица и не пыталась его защищать.

– Так ты расскажешь нам, в чем обвиняется Хантер? – Эммабелль ткнула меня в ребра. – Речь о том, что он нарушил условия контракта и обманул тебя на пару с отцом, что просто возмутительно, хотя исправимо, или… о чем-то еще?

Меня одарили сочувственными взглядами. Мои подруги, можно сказать, стали свидетельницами моих шалостей с Хантером, но я никогда не подтверждала, что у нас с ним были отношения, а они никогда не допытывались.

Чувствуя, как сжимается горло, я принялась выдергивать невидимую нитку из одеяла, лежавшего поверх моих скрещенных ног. Я чувствовала себя виноватой из-за того, что не доверилась им раньше. Я еще никогда прежде ничего не скрывала от подруг.

– Ты спрашиваешь, были ли мы вместе? – Я прокашлялась.

Ведерко с мороженым перешло в руки Перси, когда Белль поняла, что я к нему не притронусь.

– Мы спрашиваем, не влюбилась ли ты, – ласково сказала Перси, сжав мое бедро.

– А заодно о том, нужно ли нам поехать и на-драть ему зад. – Эммабелль напрягла свой несуществующий бицепс. – Не беспокойся, Эшлинг. Ты освобождаешься от этого задания.

– О, напротив, я буду целиться ему по причиндалам, чтобы показать, кому я предана. – Глаза Эшлинг вспыхнули.

Все рассмеялись. Даже я.

Эшлинг покачала головой и похлопала меня по ноге.

– Я никогда на забуду тот день, когда ты привела меня в вашу компанию.

– Я знаю, но кровь гуще воды, – прохрипела я.

– Возможно, но преданность гуще крови, – ответила Эшлинг. – Теперь мы команда. Стая. Красавицы Бостона.

В комнате воцарилась тишина. Новое прозвище благозвучно слетело с ее языка. Прозвучало правдиво и мило. Я улыбнулась снова, главным образом для того, чтобы мои подруги почувствовали, что их попытки утешить меня дали какой-то результат.

– Так что? – Эммабелль снова вернулась к разговору обо мне. – Ты влюблена в порнопринца с большим достоинством?

Это было так похоже на нее – найти его секс-видео и смотреть его на повторе.

– Да, – тихо ответила я, удивив даже саму себя. – Боже, да. Проклятье!

– Проклятье, – ответили они в унисон.

– Это точно, – добавила Белль.

Она накрыла меня своим телом, будто вторым одеялом. Перси обняла меня с одной стороны, так и не выпустив из рук ведерко с мороженым, которое теперь морозило мне затылок, а Эшлинг забралась на кровать и обняла с другой. Подруги окружили меня со всех сторон.

Я чувствовала себя любимой. Любимой так сильно, что невольно задумалась, как сейчас поживал мужчина, которого я ненавидела.

У Хантера здесь не было друзей.

Никакой группы поддержки.

«Хорошо, – подумала я. – Пусть горит в аду и ощущает тяжесть последствий собственных поступков».

Следующим утром я нанесла визит Джеральду Фитцпатрику в его домашнем офисе. Было уже очень позднее утро, но я хотела покончить со всем, прежде чем приступать к тренировке. К тому же ехать к нему на работу и рисковать столкнуться с Хантером в моем понимании – настоящий кошмар.

Вчера вечером папа забрал мою машину и вещи из квартиры Хантера. Я не стала спрашивать, видел ли он моего бывшего соседа, однако он упомянул о том, что Хантер несколько раз пытался до меня дозвониться. Несколько – это девяносто шесть, если говорить точно, и прислал череду сообщений, в которых пытался уговорить меня выслушать его. В какой-то момент Хантер написал, что стоит возле дома моих родителей. Судя по временным меткам в его сообщениях, он прождал меня четыре часа.

После этого я заблокировала его номер.

– Полагаю, ты пришла извиниться за свой грандиозный провал, – усмехнулся мистер Фитцпатрик, сидя за столом из темного дуба.

Его кабинет состоял из библиотеки, тянувшейся от стены до стены, от пола до потолка и до отказа набитой книгами, стола, трех кресел и мини-бара. На небольшом пространстве, не занятом книгами, висели дорогие картины Пикассо и Модильяни. На одни только налоги с их покупки можно было бы купить шесть домов в этом городе.