– Я медведя поймал.

– Так тащи его сюда.

– Он меня не пускает.

Подслушав эту мою мысль, Сонька прошла вдоль борта галеона, всадив чугунную гранату прямиком в закрытый пушечный порт нижнего ряда. Пробитие с внутренним взрывом убедили упрямцев, что есть у нас на них управа. Буксирный конец подали. И на берег съехали, не кочевряжась, волнение в месте, куда мы их затащили, было слабым. Только после этого досмотровая партия обыскала покинутое судно, обнаружив там полтора десятка раненых. Ими занялись наши юнга и кок, владеющие испанским и знающие правила оказания первой помощи – щедро полился спирт, заработали извлекающие щепки пинцеты, запахло дегтем, пропитывающим повязки. Ни осколочных, ни пулевых проникающих ранений не было. Повреждения от обломков рангоута. Еще нам оставили полдюжины трупов – некоторым прилетело в голову. Или конечность отшибло – кровью истекли. Над покойными правоверная Мэри прочитала молитву, после чего их опустили в море с ядром, привязанным к ногам.

Занимавшиеся врачеванием девочки позвали на консилиум старых опытных матросов, которые мигом вынесли вердикт – цинга. Ведь галеон только что пересек Атлантику, так что с питанием на нем обстановка была далеко не безоблачной. Юнга пулей слетала за бутылкой хвойного отвара, запечатанной еще горячей – я на всякий случай приготовил, вспомнив, что это помогает от цинги. Точной технологии никто не знал, так что для верности мы и спиртового настоя сделали. Как раз отличный случай испытать на тех, кого не очень жалко. Эту гадостную горечь страждущие вкусили с христианским смирением – семеро один вариант и семеро второй. Пятнадцатый же стал упрямиться и его оставили в качестве контрольного экземпляра. Уж если ставишь опыт, то нужно проводить его корректно.

Четырнадцать раненых вскоре поправились, а пятнадцатый помер. Может, и не прямо от цинги, а вследствие общей слабости организма, но наш хвойный озверин доказал свою эффективность, потому что признаки заболевания достаточно быстро исчезли.

Сонька с восторгом изучала свой первый личный трофей. Ее поразила роскошь убранства капитанской каюты, где находилось множество красивых вещиц. Сундук с роскошной одеждой, расшитой златом и серебром, богато инкрустированное оружие. Посуда из подлинного китайского фарфора и богемского стекла. Шкатулка с музыкой и книги в солидных переплетах.

После этого невыносимая вонь, стоящая в матросском кубрике, вернула мою хозяюшку на землю и отправила осматривать крюйт-камеру.

Разумеется, судовую кассу и личные сбережения экипаж галеона на корабле не оставил, но одних только пушек из отличной испанской бронзы нам досталось более чем достаточно. Порох и ядра тоже пригодятся, а остальное можно продавать. Ведь мы даже шкурку столь объемистого приза, считай, не попортили. Рангоут тоже на месте остался слегка помятый, но весь на местах.

И вот теперь мы волочем за собой эту махину в сторону бухты Гонав, чтобы остановиться на Гаити в удобной естественной гавани, принадлежащей французам, а то у англичан с испанцами нынче как бы мир, и может получиться неудобно, если в английский порт прибудет отбитый у Испании корабль. Тут с галеона пишут флажковым семафором, что в трюме приза есть груз. Этого монстра не так-то быстро весь осмотришь, уж больно он громаден. Ага! Пишут: Оружие. Амуниция. Ткани.

Сонька теперь не просто богата, а богата до неприличия. Ведь треть добычи достанется ей, да еще и четверная доля.

А с французами у нашего нынешнего короля-католика тоже мир, дружба, жвачка.

Тропические ночи очень темные, если нет луны. Это даже несмотря на то, что звезды здесь ярче, чем в наших широтах. Двое вахтенных, расположившихся в обоих кокпитах – управления и артиллерийском – обмениваются короткими фразами через переговорную трубу, чтобы не заснуть. Нынешний предрассветный час выпал нам с Софочкой и Джеку-боцману.

– Кто гребет? – слышу голос напарника. И вижу, как в область, освещенную находящимся у фок-мачты фонарем, бесшумно вплывает лодка, набитая людьми.

– Эй! – на чистейшем английском и дальше непонятно по-французски донесся с воды требовательный оклик.

– Джек! Стреляй, – воскликнула Софи, выхватила из кобуры револьвер и открыла пальбу по сидящим в лодке мужчинам. Впрочем, уже не сидящим.

За прошедшую с окрика пару секунд пассажиры успели схватиться на наш борт и теперь всей оравой лезли на палубу. Я подпер нашей одной на двоих правой рукой левую – тяжеловат для девочки шестиствольный револьвер. От фок-мачты зазвучали выстрелы боцмана, клубы дыма перекрыли обзор, послышался всплеск от упавшего за борт тела и брань вперемешку с криками и стонами. Теперь палил я с правой руки, потому что Сонька с левой уже выпустила все заряды. Стрелял по смутным силуэтам, едва те проявлялись. Снизу, видимая в свете фонаря, поднялась Мэри с незаплетенной косой, но с двумя… пардон – двенадцатью стволами в обеих руках. Однако все уже стихло. То есть стрельба прекратилась, а стоны и иноземная брань – нет. В разрыве среди рассеивающегося дыма неуверенно обозначилась удаляющаяся шлюпка. Кажется, с единственным гребцом.

– А что будем делать, если парни действительно заблудились? – неуверенно спросил Джек.

– Извинимся, – буркнула Сонька. – Заблудились они! – подхватил я недосказанную фразу. – Уключина не скрипнет, весло не всплеснет и ни слова между собой. Над тихой-то водой голос распространяется далеко, а мы их заметили, только когда эти заблудшие в свет фонаря попали. Метров семь до них оставалось.

– Восемь ярдов, – понятливо кивнул парень.

Питер-плотник и Арчи-механик уже вылетели наверх, а вслед за ними и Консуэллка выбралась из своего камбуза – ей было дальше всех. Но скоротечность схватки позволила ребятам лишь созерцать кровавые результаты короткого эпизода. По палубе затопали башмаки матросов с «Агаты», примчавшихся на шум от причаленного рядом галеона, а там и группа солдат подтянулась.

– Что тут произошло? – командир-француз хоть и выглядел заспанным, сразу принялся разбираться, благо по-английски он объяснялся внятно.

– На нас напали с воды. Из лодки, – четко доложила Софочка. – Злоумышленники забыли представиться и, встретив отпор, отступили, оставив убитых и раненых, – вот словно для отчета диктует.

– Забирайте, – скомандовал подчиненным офицер, махнув рукой в сторону пяти тел. Двух бездыханных и трех подающих признаки жизни. Потом осмотрел воду за бортом, заставив светить себе фонарем. – Мисс! – обратился он к Софи. – Некоторые заключали пари насчет того, сколь скоро отберут у вас эту шхуну, – ничего более не добавив, он увел своих людей в сторону отдельных хижин, где расквартирован его отряд.

– Вы-то как? Не ранены? – подоспевший в числе первых отец уже пересчитал нас и убедился, что все на ногах.

– Это вы их из тех коротышек, которые нужно по часу заряжать? – спросил неопознанный мной матрос.

Вкруг загалдели, выспрашивая подробности. Как я уже выяснил, папин экипаж знает мою хозяйку с пеленок и многие ее искренне любят. Она в некотором роде их талисман. Но эти ребята не слишком болтливы – чересчур разговорчивых капитан не привечает. Отсюда и заметная сдержанность. Да и побаиваться ее начинают – чересчур она необычная. Оба перехода участием Софи прошли при идеальной погоде и благоприятном ветре – суеверные моряки примечают такие детали. А обе попытки напасть на судно, где она находится, переходом корабля-агрессора в руки предполагаемой жертвы. Нет, легенд про нее не сложат, эти парни если только внукам расскажут о подобных чудесах, но заздравные молитвы вознесут обязательно.

– Раз уж мы такой толпой тут собрались, господа матросы, давайте проведем дегустацию консервированного компота из ананасов, – предложила Консуэллка.

– Даже интересно, что ты смогла сделать из этих едких шишек, – произнес парень из ипсвичских.

– Если кусочек небольшой, то и не разъест твою глотку, – откликнулся кто-то из старших, покосился на Софочку и прошел к рукомойнику, закрепленному на длинном конце под бегин-реем у самого бакборта. Мыло лежало в подвешенной рядом корзинке – стояночный вариант умывального места, на время перехода переносившийся в передний кокпит к шпигату.