— Тогда поехали. Помнишь дорогу, Панк?

— Да, не забыл, — недовольно ответил тот.

Пока мы ехали к точке, я проверял автомат, патроны, чтоб ничто нигде не вывалилось и не мешало. Мы не будем учувствовать в штурме, но будем оборонять, что тоже немаловажно. Поэтому, чтоб потом не было эксцессов, стоило подготовиться.

— Кстати, парни, вот вам новость, не знаю, интересно вам или нет.

— Какая? — спросил Француз. — По заданию?

— Не, так, просто. Стелла блюёт дальше, чем видит.

— И чо, нам обосраться от радости надо, что она блюёт? — не понял Панк.

А вот я всё прекрасно понял, как и Гильза с Французом. Не понял ещё Пуля.

— Ну вы и дубы… — выдохнула она в рацию.

— Панк, ладно Пуля, но ты-то мог догадаться, — пожурил его Француз.

— Какое мне дело, что она блюёт? Может сожрала не то.

— Господи, — уже не выдержал Бурый. — Ладно молодняк, но ты-то казался мне умным парнем!

— Беременна Стелла, — открыл я им правду. — Вот её и тошнит постоянно.

— А-а-а… — протянул Панк. — Ну ты, конечно, нашёл место об этом сообщить.

— Ну а когда ещё?

— Ну не перед заданием же. Я, по-твоему, чо, машина просчёта вариантов или медицинский справочник?

— А вот Пуля поздравил меня, — упрекнул его Бурый.

— И я поздравила!

— И Гильза поздравила.

— С будущим ребёнком, — спокойно произнёс я в трубку.

— С новой пышкой тебя, Бурый, — куда более радостно, чем я, сказал Француз.

— Все поздравили, кроме тебя.

— Ну ладно, с ребёнком новым тебя. Доволен? — заворчал он.

— Сказал неискренно, должен будешь, — и отключился.

— Да чтоб тебя… Если девка блюёт, это обязательно беременная? Может у неё несварение вообще, — пробурчал он.

— Обычно такие вещи проверяют до того, как сказать, — заметил я.

— Самый умный? — тут же ощетинился он.

— Да.

Забавно, что на это он ничего так и не ответил.

Тем временем мы уже проезжали Верхний город. Совершенно не изменившийся за те две недели, что меня здесь не было. Всё такие же потоки людей в костюмах, всё те же пробки, светофоры, гудки автомобилей и какая-то суета. В этом отношении Нижний город куда более спокоен. Да, есть пробки и бывает много людей на улицах, но не в таких количествах.

Доехав до одного из перекрёстков, мы свернули на главную дорогу, которую отличало большее количество полос и более широкая дорога. Она шла практически от центра до окраин города, где начинались дорогие пригороды. Я видел те места, пусть никогда бывать мне там и не приходилось. Богатые дома и даже дворцы, возведённые на холмах, с которых открывался отличный вид как на Верхний город, так и на Нижний. Поселиться там — это нужно не два-три миллиона и даже не десять. Там проживали старейшие дома, если они не жили в центре Сильверсайда, естественно. А это Великие рода и множество приближённых к нему родов, которые тоже не хухры-мухры. Песочных домов там вообще не встретишь.

Вообще, в этом плане Сильверсайд был впереди планеты всей — благодаря тому, что город как бы позиционирует себя свободным, то и заиметь здесь владения может любой дом. Разница будет лишь в том, что дома других стран не будут иметь здесь столько сил, как исконные, если только не вложатся в Сильверсайд хорошенько и не получат право быть чем-то типа посольства дома.

Но дом Соломона располагался не там. Никто бы не дал селиться бандиту с большой дороги рядом с такими благочестивыми господами. Его дом располагался вообще за границей города. Просто самой короткой дорогой были богатые пригороды. Там, насколько я знаю, были территории, едва ли не кварталы, принадлежащие домам, но они не затрагивали главные дороги, через которые мы поедем.

— Когда-то и мы будем здесь жить, — мечтательно пробормотала Гильза в рацию.

— Только если ноги раздвинешь перед местным богатеем, — грубо отозвался Панк.

— Эй, слышь, тише будь, Панк, — уже вмешался Пуля.

— Скажешь, что я не прав?

— Скажу, чтоб ты такую хуйню своим подружкам говорил, Панк, — сказал с угрозой Пуля.

— Или что? Застрелишь меня? — с вызовом отозвался тот.

— Я тебе…

— Заткнитесь, а? — грубо попросил Бурый. — Ещё я хуйню такую не выслушивал перед заданием. Вы вообще берега попутали.

Ни один, ни второй ему не ответили. И в этом плане я был согласен с Бурым. Нашли они время собачиться, прямо перед заданием, когда каждый из нас должен будет прикрывать спину другому, а не вспоминать, кто кого там обидел.

Тем временем мы проезжали по дороге между высокими заборами, которые будто говорили, что там, за ними, земля не для простых смертных людей. Камеры на столбах, которые не пропускали ни единого сантиметра, казалось, следят за нами, и я уже представлял, как там суетится охрана, пытаясь понять, что за два джипа проезжают мимо их владений.

Проехав насквозь этого поля камер и детекторов, мы оказались по другую сторону холма, где располагались дома, но уже куда более скромные по сравнению с теми, что были там. Скорее всего обычные и песочные, что располагались у самого подножья. Мы спустились вдоль этих участков, после чего вновь поднялись на второй холм и вновь спустились, но уже в лес.

— Так, Панк, сейчас налево, ты помнишь?

— Ага, помню, куда денусь.

— Свернёшь не туда.

Здесь мы выехали на не самую хорошую, но асфальтированную дорогу. Видимо, Соломон не сильно утруждал себя тем, чтоб сделать нормальный подъезд к дому. То ли пожадничал, то ли это была такая мера, чтоб незадачливые нападающие переломали себе колёса.

— Сука… дорога как из жопы… — пробормотал в рацию Пуля. Никто не утруждал себя говорить «приём» или «конец связи».

— Да нормальная вроде, — ответил Француз. — Не вкусная, конечно, но и не гадость.

— Гадость — не гадость, а меня укачивает, — пожаловался он.

Я был с ним в этом плане солидарен, так как меня самого от этих бросаний вверх-вниз начало мутить, и казалось, что вся еда, что во мне была, сейчас постучится и попросится наружу. Но мучиться, как оказалось, оставалось недолго. За ближайшим поворотом у обочины показались грузовики.

— Вот мы и приехали, ребята. Пора за работу, — подытожил Бурый, останавливаясь.

Мы вылезли из машин на свежий воздух. Было тихо, единственными звуками были лишь шелест листвы да урчание двигателя с нашими голосами. Ещё тёплые дни давали о себе знать, и воздух был наполнен ароматами леса, чистого и приветливого — не сравнить с задымлённым городом. Хотелось, чтоб объём лёгких был куда больше, чем есть на самом деле, так как надышаться лесной свежестью я не мог. И пусть лес уже вовсю окрашивался в жёлтый, зелёный цвет всё равно сохранял своё преимущество надо остальными оттенками.

А ещё у меня тряслись пальцы. Совсем чуть-чуть, но я чувствовал, как тело потихоньку пробирает озноб. Кожа чесалась, будто её присыпали и натёрли солью. Сознание становилось немного дёрганным, резким, перескакивающим с одного на другое. Появлялась раздражительность, будто каждая деталь этого мира раздражала.

Так у меня проявлялась ломка.

Я взглянул на собственные руки, которые чуть-чуть потряхивало. Было немного тяжело сконцентрироваться, однако…

— Чёрт…

— Ломка? — хмуро заметил проходящий мимо Панк, посмотрев на мои руки.

— Да, есть немного. Кажется, я подсел, когда от боли кололся.

— Тогда самое время отказаться от этой хуйни. Запомни главное правило — не использовать свой товар.

Это был дельный совет. Будь он к месту. А так Панк просто сотряс воздух и довольный собственным непревзойдённым умом ушёл. А мои мысли возвращались к тому самому, последнему разу. Ещё разок принять, чтоб в ответственный момент всё прошло гладко и меня не терзали ни обрывки сознания, ни повышенная активность, ни нервозность, будто я не могу понять, за что хвататься первым.

А ещё этот жуткий насморк…

Дьявол… я подсел.

Вообще, я не мог сказать, что наркотики мне были не нужны. Порез на спине заживал с трудом, и помимо наркоты мне пришлось некоторое время обкалываться антибиотиками. В начале мне казалось, будто мышцы на спине рвутся, однако в последнее время я ничего такого не чувствовал просто потому, что глушил боль наркотиками. А ещё пальцы: на указательном минус две фаланги и одна на среднем. И это я не говорю об порванном ухе и изрезанной заново руке. Про ногу тоже не вспоминаю, так как хромота пропала где-то через трое суток после ранения.