Первое — нужны люди. По моим подсчётам, нужно около ста человек, чтоб сделать задуманное. Придётся искать тех, что купятся на мелькающие перед носом деньги. Таких в Нижнем городе будет не так уж и сложно достать, но хотелось бы, чтоб они были после армии. Но если без изысков, то как повезёт, хоть обычную шпану с улицы, главное, чтоб автоматы в руках удержала.

Дальше шли, собственно, деньги. С этим проблем будет побольше. Всё-таки лучше сразу оплатить работу парням, а это без малого может выйти около полумиллиона долларов. Таких денег, естественно, у меня нет, но есть в складах. Не деньги, но наркотики, что сейчас в дефиците у банд, которые заплатят хорошие деньги за них.

Обычно у оптового дилера, — того, кто покупает и принимает весь товар от перевозчиков на этой территории, — Бабочки покупали товар за двадцать штук. Но сейчас, при таком диком дефиците, чистый кокаин можно было вполне продать за двадцать пять — тридцать тысяч. Двадцать килограмм кокаина, и у меня будет полмиллиона долларов.

Ещё один важный момент — оружие. Мне нужна была поддержка, и это должны быть люди с автоматами. Не просто какие-то парни, что носят в трусах дамский револьвер, а грозные парни с настоящим оружием, с которым можно воевать. Вряд ли нам придётся, но это добавит веса и убедительности моей поддержке.

Дальше… поддержка. Причём не кого-то, а именно властей. Что бы ни говорили кланы и картели, что бы они из себя ни строили, всё держат официальные власти. С их позволения создаются такие структуры и с их желания такие структуры душатся. Поэтому без поддержки можно быстро сгинуть в неизвестность на ровном месте, а с ней пережить даже самую тёмную ночь. В нашем случае эту роль поддержки играет полиция. Я слышал, что все картели платят начальнику, главе департамента полиции Сильверсайда.

Честно говоря, я даже не очень представляю, как поможет мне эта поддержка, но в будущем она станет ключевой.

Ключевой, если я решу перехватить картель. А я до сих пор не решил, чего хочу, когда всё закончится. С одной стороны, это мысль, что надо жить честно, зарабатывать своим трудом и так далее. С другой стороны, понимание, что это всё — навязанное мнение. Я никому ничего давно не должен и совсем не тот, кто будет воротить нос от грязных денег. Так почему же я сразу не выберу выгоду?

Это мой идеал, к которому я стремился. И предать его значит полностью порвать с собой прошлым. Уже не просто сменить фамилию и внешность, а полностью стать другим человеком с другими принципами и идеалами. Эта глупая на сторонний взгляд дилемма не даёт мне спокойно принять то или иное решение.

Тот самый момент, когда фраза «всё сложно» полностью передаёт суть моих внутренних метаний. Но когда я решу для себя, что же выбрать, то окончательно закрою за собой двери для другого варианта.

Однако все мои мысли, как хорошие, так и негативные, вылетели из головы, когда я пришёл домой. Вот здесь меня ждал действительно сюрприз.

— Я вернулась, — слегка устало улыбнулась покрасневшая Саки с красными глазами. Сидела на табуретке у кухонного стола и держала в руках конверт из одеяла. — И кое-что принесла.

— Подозреваю, что это не продукты, — пробормотал я, подходя ближе.

— Нет. Если только ты не каннибал. Но тогда нам придётся подраться, так как это мой ребёнок и отдавать тебе его я не собираюсь. Мой ребёнок… — промурлыкала она, с любовью и промелькнувшим страхом заглядывая в свёрток.

Я подошёл ближе и заглянул в небольшое окошко одеяла, откуда виднелось маленькое слегка сморщенное личико новорожденного ребёнка.

— Красивый, — отметил я, хотя даже не представлял, как маленький ребёнок может быть красивым или некрасивым, когда они все на одно лицо.

— Спасибо, — улыбнулась Саки.

— Мальчик или девочка?

— Девочка. Теперь у меня есть дочь.

— Мои поздравления, — кивнул я, идя к холодильнику. — А как насчёт… здоровья?

— Она чистая, — кивнула Саки. — Вроде ничего не нашли, но неизвестно, как скажутся мои бурные похождения на её здоровье. И… какой она вырастет… Но я хорошая мать, я смогу всё сделать правильно.

— Ты не можешь этого сказать точно, — заметил я, забрав мой несчастный холодный ужин и сев за стол. — Это станет видно только после того, как ты дорастишь её до лет четырнадцати или… шестнадцати… я даже не знаю.

— Ты так говоришь, будто это невозможно, — возмутилась она тихо.

— Я лишь говорю, что это станет известно после. Говорить, что ты хорошая мать, будет ребёнок, который вырастет. Из твоих уст это лишь пустой звук. Буду хорошей, буду плохой… проходит время, и люди теряют интерес к вещи, которую они приобрели.

— Но это не вещь! И я родила её!

— Ну родила. А сколько отказников сейчас переполняют детдома? Спорим, что половина думала точно так же, но потом поняли, что не потянут это. И им надоело. И ребёнок стал временным увлечением, которое они отбросили в сторону.

— Но они не я, — глухо ответила Саки.

— В принципе, да. Просто я говорю, что время покажет, Саки, хорошая ты мать или нет, — ответил я, садясь за стол.

Сегодня меня ждал холодный ужин, который мне было лень разогревать. Хотелось просто покушать и поспать, словно разговор с Французом высосал из меня все силы. А ещё, я подозреваю, скоро будет вечно плакать ребёнок Саки и даст мне жару. Да, предстояло весёлое время, которое мне бы очень хотелось пережить.

Но я боюсь. Боюсь, что слишком молод, ведь мне всего шестнадцать. Что слишком слаб во всех смыслах. Что у меня ничего не получится. Да, я волнуюсь насчёт этого, словно перед грандиозным событием, которое сотрясёт мир.

Хотя мир не сотрясёт, но вот город точно, это как пить дать.

И пока я погружался в свои проблемы, так же волнуясь и боясь будущего, помноженного на неизвестность, услышал тихое шмыганье носом. Обернулся и увидел, как Саки склонилась над свёртком, пряча лицо.

— Саки, ты чего? — позвал я её.

Ответом мне был глухой голос:

— Ничего.

— Прямо-таки ничего? Что произошло, Саки?

Я на мгновение перенёсся на несколько минут назад, когда вошёл в квартиру. С покрасневшим лицом, с красными глазами. Другими словами, до моего прихода она плакала, причём пустила не две-три слезы, раз глаза уже сухие, а признаки не прошли.

Пришлось отложить ужин во имя новоиспечённой глупой матери, которую будет успокаивать такой же не очень умный парень, который сам из себя ничего не представляет. Две беды нашли друг друга, называется.

— Саки, что случилось? Тебе кто-то что-то сделал плохое? — тихо, но мягко спросил я, насколько это было возможно с моим хриплым голосом.

— Если да, то что ты сделаешь? Застрелишь их? — пробормотала она.

— Ну, до радикализма мы опускаться не будем пока. Просто хочу узнать, что стряслось.

— Тебе разве не наплевать? — проскочили в её голосе гневные нотки.

— Нет, — покачал я головой. — Было бы наплевать, не пустил бы тебя сюда.

Саки промолчала, прижав к себе свёрток, и, тихо плача, роняла слёзы на одеяло.

— Мне сказали, что лучше бы такая, как я, сделала аборт, — пробормотала она наконец. — Что не мучила бы ни себя, ни ребёнка, не плодила бездомных, которые никому не нужны. Они смотрели на меня, как… как смотрели на меня клиенты, только без вожделения. С презрением. Просто… может они и правы? Как прав и ты?

— Прав насчёт чего?

— Насчёт того, что я буду плохой матерью, — ответила Саки.

— Ладно тебе, — подсел я рядом и приобнял её за плечи. — Я не говорил тебе, что ты плохая мать. Просто сказал, что всё зависит от тебя. Так что это всё ерунда. Пусть они говорят что угодно, но ни один из них не знает тебя. Не знает, что ты пережила и прошла.

— Наркотики, беспорядочный секс за деньги и гулянки. Это не то, чем гордятся, Томми.

— Ты отказалась от наркотиков.

— Деньги кончились.

— И ты выбрала не золотую дозу, а продолжить жить, — приобнял я её.

Вот в чём проблема была. Вот почему она плакала перед тем, как я пришёл. Ещё не начала, но уже никчёмная мать — такое может подкосить, особенно таких слабохарактерных, как Саки. И я ещё сказал много чего, что лишь усугубило ситуацию. Да, я не имел ввиду того, что она подумала, но от этого легче не станет. Это равносильно тому, что новичок в деле начнёт что-то делать, а ему сразу скажут, что у него ничего не получится.