Как говорилось в записке, ведомственные барьеры между предприятиями различных министерств мешали им развивать совместную деятельность:

«Мы много говорим, и правильно говорим, что путь к совершенствованию производства лежит через кооперирование и специализацию промышленности, на этом концентрировалось внимание и в отчетном докладе, и в решениях XX съезда партии. Здесь, безусловно, заложены огромные резервы увеличения выпуска промышленной продукции, улучшения качества и снижения ее себестоимости, при этом легче осуществить поточность производства, внедрить автоматизацию. Все выгоды тут налицо. Казалось бы, мы сделали в этом смысле уже немало: выработали и приняли хорошие резолюции, не раз серьезно говорили по этому поводу с министрами, которые, кстати говоря, сами голосовали за эти резолюции, предупреждали их, но ведь дело-то в части межведомственного кооперирования и специализации промышленности и посл: е съезда вперед практически почти не продвинулось».

Хрущев приводил и конкретные примеры ведомственности, мешающей работе:

«Взять, к примеру, просчеты, которые допустил Госплан, — тут Хрущев бросил камень в огород Байбакова, — в определении необходимого количества сельскохозяйственных машин для проведения уборки урожая в 1955 и в 1956 годах. Из-за этого просчета, а точнее, из-за недооценки Госпланом возможности увеличения уборочных площадей за счет освоения целинных земель пришлось в начале хозяйственного года размещать заказы на дополнительное изготовление этих машин. Все мы хорошо знаем, знают об этом и министры, что машиностроительная промышленность у нас не полностью загружена. Но с каким трудом, с каким сопротивлением со стороны министерств пришлось размещать эти заказы; все министры приводили доводы, что осуществить это невозможно. Мы все же добились не только размещения дополнительного производства сельхозмашин, но и того, что принятое решение о дополнительном производстве необходимых сельхозмашин было выполнено. Разве это сделано через министерства? Сделали мы это через аппарат Центрального Комитета, через обкомы партии, непосредственно через заводы, опираясь на партийные и профсоюзные организации, в результате конкретного изучения положения дела на каждом заводе, благодаря договоренности с директорами заводов и начальниками цехов. В ходе подготовки проекта решения по этому вопросу были выявлены большие резервы производственных мощностей на заводах, использование которых впоследствии позволило выполнить не только дополнительные задания, но и ранее принятую производственную программу».

Судя по записке, Хрущев видел и недостатки своего плана: «Имеются ли недостатки, слабые стороны в новой структуре управления? Да, имеются, и их следует предвидеть. При такой реорганизации не исключено возникновение тенденций к автаркии, к известной обособленности отдельных промышленных районов, стремлению строить замкнутое хозяйство. Это вреднейшая вещь. Все должно быть подчинено строгим расчетам, экономической целесообразности и технической направленности».

Что предложенная им реформа будет иметь политические последствия, Хрущев предвидел и рассматривал ее именно как политическую. Потому что сразу стало понятно, кто выиграет от этой реформы, а кто проиграет. Выиграют местные партийные руководители, получив в свои руки всю экономическую власть и безраздельные хозяйственные полномочия. А проиграют отраслевые министры и сотрудники расформированных министерств. Что станет с ними? Что станет с ведомственным жильем и коммунальными службами? «Я экономист, — рассказывал после Дмитрий Шепилов, в ту пору министр иностранных дел СССР, — и мне было ясно, что децентрализация необходима. Но здесь все надо было тщательно продумать». Шепилов вспоминал, как Фурцева, в ту пору секретарь ЦК КПСС, восклицала: «Что же делать? В эти советы назначают людей, о которых мы даже никогда не слышали. Все сгоряча, все непродуманно!»

Против этого плана возражали также Молотов и Каганович. Молотов утверждал, что преобразование «не подготовлено». «Хрущев испортил неплохую идею, — писал позже Каганович. — При правильной организации она могла бы принести пользу, если бы не стремление Хрущева открывать свою “эврику” в мировом масштабе».

В разгар тогдашних дискуссий Хрущев спросил Байбакова: «Как вы, председатель Госплана, смотрите на создание совнархозов и ликвидацию министерств?» Байбаков ответил, что к этой идее относится отрицательно. Нельзя, сказал он, ликвидировать министерства оборонной промышленности, топливно-энергетические, сырьевые и машиностроительные. А если необходимо проверить целесообразность организации совнархозов, то лучше начать с тех отраслей, что связаны с непосредственным обеспечением населения товарами и продовольствием, то есть передать в ведение совнархозов местную промышленность, предприятия легкой и пищевой промышленности. В ответ Хрущев заметил, что ради этого не следует создавать совнархозы. «Но если мы ликвидируем министерства, то потеряем бразды правления экономикой, — возразил Байбаков. — Не будет управления отраслями, обеспечения единой технической политики — развалим все хозяйство. Ведь межотраслевые пропорции — главное в устойчивости экономики». «Вы ведомственник и привыкли руководить через министерства, не считаясь с мнением республик, областей. А им виднее», — сказал Хрущев. В ответ Байбаков заметил, что если сегодня господствует ведомственность, то при организации совнархозов возобладает местничество, и неизвестно, будет ли лучше.

Впоследствии, вспоминая эту беседу, Байбаков скажет: «У “первого”, как стали называть в руководстве Хрущева, не было желания выслушивать мои доводы, и, хотя возражения он воспринимал довольно спокойно, по всему было видно, что диалог не состоялся».

На заседании Президиума ЦК против предложений Хрущева выступил председатель Государственной экономической комиссии СССР М. Г. Первухин. Он заявил, что является сторонником крупных министерств. «Что такое министерства? Это — крупные фирмы. Преимущества есть — в концентрации, и централизации, и специализации. Этот плюс мы теряем при территориальном управлении. Есть отрасли хозяйства, которые не могут быть разъединены».

Секретарь ЦК КПСС Михаил Андреевич Суслов. Февраль 1948. [ТАСС]

Идеи Первухина разделял Молотов. Решительно осудил предложения Хрущева и Ворошилов, заявивший: «У нас единое государство. В раздроблении видеть спасение — неправильно». «Изучить хорошенько, иначе рискуем», — призвал он. «Не спешить», — предложил Сабуров. Зато предложения Хрущева поддержали Булганин, Брежнев, Беляев, Суслов, Фурцева, Шверник. Энергично поддержал Хрущева и Аристов: «Мы даже не представляем, какие выгоды принесет эта перестройка!» Защищая свои предложения, Хрущев говорил: «В реорганизации я вижу не спад, а прилив крови».

В феврале 1957-го вопрос о создании совнархозов был вынесен на пленум ЦК КПСС. Американский советолог Джерри Хаф задавался вопросом: «Почему Хрущев решил бросить вызов своим оппонентам в феврале, но не захотел делать этого в декабре? Хотя наверняка ответить нельзя, но некоторые соображения кажутся уместными. К февралю волнения в странах-сателлитах были прекращены и перестали создавать опасную ситуацию. Обильный урожай на целине служил оправданием сельскохозяйственной программы Хрущева. Возможно, что решимость Хрущева действовать объяснялась его уверенностью в том, что теперь он придумал программу, которая может сплотить Центральный комитет вокруг него. В составе ЦК было всего 19 промышленных администраторов. В то же время членами ЦК были 70 республиканских государственных и партийных руководителей, а также секретарей областных комитетов — то есть 53 процента из лиц, имевших право решающего голоса. Эти люди непосредственно выиграли бы от реорганизации системы управления».

Байбаков участвовал в этом пленуме и потом вспоминал: «Хрущев <…> оправдывал введение совнархозов как возврат к экономической политике, проводимой Лениным. Когда же началось обсуждение доклада, я выступил с предложением об организации Высшего Совета Народного Хозяйства (ВСНХ). Я понимал, что вопрос о совнархозах решен, возражать против ликвидации министерств бесполезно, и предложил вместо областных и краевых совнархозов создать региональные, укрупненные, способные решать многие проблемы самостоятельно. Однако мои соображения не были учтены».