Таким же — твердым, непоколебимым, но и резким, неуравновешенным — Вознесенского запомнил Я. Е. Чадаев, занимавший пост управляющего делами Совета министров: «Николай Алексеевич работал с исключительной энергией, быстро и эффективно решал возникавшие проблемы. Но не умел скрывать своего настроения, был слишком вспыльчив. Причем плохое настроение проявлялось крайней раздражительностью, высокомерием и заносчивостью. Но когда Вознесенский был в хорошем настроении, он был остроумен, жизнерадостен, весел, любезен. В его манере держать себя, в беседах проявлялись его образованность, начитанность, высокая культура. Но такие мгновения были довольно редки. Они проскальзывали как искры, а затем Вознесенский опять становился мрачным, несдержанным и колючим. Идя к нему на прием, никто из сотрудников не был уверен, что все пройдет гладко, что вдруг он внезапно не вскипит, не обрушит на собеседника едкого сарказма, издевательской реплики».

Николай Алексеевич Вознесенский. 1930-е. РГАСПИ

Эту характеристику подтверждает и А. И. Микоян: «Как человек Вознесенский имел заметные недостатки. Например, амбициозность, высокомерие. В тесном кругу узкого Политбюро это было заметно всем».

Судьбу тех, кто попал под каток «Ленинградского дела», Байбаков даже в своем ближнем кругу остерегался обсуждать. «Лишние» разговоры дорого обходились. В конце жизни он скажет: «Я работал с тремя гениями — Вознесенским, Косыгиным и Сталиным».

Николай Вознесенский был арестован 27 октября 1949 года и 30 сентября 1950-го расстрелян. Значит, Байбаков работал с ним никак не меньше десяти лет, с того момента, как в 1939-м стал заместителем наркома нефтяной промышленности. Причем действительно работал! Был тесно связан делами, часто бывал у него в кабинете, едва ли не ежедневно говорил с ним по телефону, ценил его и уважал и, видимо, сам был им ценим и уважаем — вполне достаточно, чтобы быть зачисленным в «подручные», «приспешники» и «сообщники» со всеми вытекающими отсюда последствиями. И тогда вместо «гения» был бы «долгое время маскировавшийся враг», а вместо горделивой причастности к выдающемуся советскому экономисту — слезное раскаяние и мольба о пощаде.

Через пять лет после расстрела Вознесенского Байбаков займет его кресло — возглавит Госплан.

С завершением «Ленинградского дела» начались перестановки в Политбюро и стал формироваться новый баланс сил. После расправы с «ленинградцами» заметно усилились Л. П. Берия и Г. М. Маленков. Последний спустя годы, в июне 1957-го, на пленуме ЦК КПСС станет взволнованно отвергать обвинения Хрущева в его, Маленкова, причастности к «Ленинградскому делу»: «Никогда организатором “Ленинградского дела” я не был, это легко установить, да и здесь достаточно товарищей, которые могут сказать, что все это делалось по личному указанию тов. Сталина». На том же настаивает и Андрей Маленков в книге об отце: «Многие обстоятельства “Ленинградского дела” до сих пор не прояснены. Но вот что мне удалось выяснить из уже обнародованных источников и рассказов отца. Прежде всего: Маленков был единственным членом Политбюро, который голосовал против осуждения А. А. Кузнецова и председателя Госплана Н. А. Вознесенского (он, кстати, проходил не по “Ленинградскому делу”, как принято считать, а по делу “работников Госплана”). <…> У меня же в памяти другое свидетельство отца, отличающееся от официальной версии. Однажды, по словам Георгия Максимилиановича, Сталин спросил его: “Вознесенский отправлен на Урал? Позаботьтесь, чтобы ему дали хорошую работу”. Тогда же отец сообщил Сталину, что Вознесенского отправили на Урал в холодном вагоне без зимней одежды, и он замерз в пути. Явилось ли это новостью для Сталина, или в его “заботе” о Вознесенском была игра? Отец считал, что правдоподобней первое предположение. Очевидно, Сталина намеренно дезинформировали о судьбе Вознесенского, которого он очень ценил как специалиста».

Теперь уже документально установлено, что не Маленков и Берия были инициаторами «Ленинградского дела», а лично Сталин. Но именно Маленков и Берия больше, чем кто-либо в Политбюро, выиграли от этого. В противовес им Сталин вернул в Москву Хрущева: тот был освобожден от обязанностей первого секретаря ЦК КП(б) Украины и избран первым секретарем Московского горкома партии. Примерно тогда же Сталин стал выдвигать на ведущие роли Н. А. Булганина. И тогда же в Совете министров СССР был создан своего рода ареопаг, состоящий из заместителей Сталина.

Николай Александрович Булганин. 1940-е. [РГАСПИ]

Сталин стал выдвигать на ведущие роли Н. А. Булганина. И тогда же в Совете министров СССР был создан своего рода ареопаг, состоящий из заместителей Сталина.

Постановлением Совета министров от 30 июля 1949 года Бюро Совета министров было преобразовано в Президиум Совета министров в составе председателя Совета министров, его заместителей, министров финансов и государственного контроля. Постановлением Политбюро от 1 сентября 1949-го председательствование на заседаниях Президиума Совмина возлагалось поочередно на заместителей председателя Совмина Берию, Булганина, Маленкова, Кагановича и Сабурова. Однако в следующем году этот порядок был изменен. 7 апреля 1950 года, через несколько месяцев после того, как в Москву был переведен Хрущев, Политбюро приняло следующее предложение Сталина: назначить Булганина первым заместителем председателя Совета министров; образовать Бюро Президиума Совета министров, поручив ему рассмотрение срочных вопросов текущего характера, а также секретных вопросов; утвердить Бюро в составе: Сталин, Булганин, Берия, Каганович, Микоян, Молотов; заседания Бюро Президиума проводить два раза в неделю, а заседания Президиума — один раз в десять дней; председательствование на заседаниях Бюро и Президиума в случае отсутствия Сталина осуществлять его первому заместителю Булганину.

Подготовкой этого важного постановления занимался сам Булганин. Именно он представил Сталину 6 апреля проект постановления, сообщив в сопроводительной записке, что Молотов, Берия, Каганович и Микоян «замечаний по проекту не имеют». В итоге Булганин оказался одним из высших советских руководителей, обойдя в аппаратной иерархии Кагановича, Берию, Молотова. Как заместитель председателя Совмина, Булганин ведал блоком военных и военно-промышленных министерств. Однако вскоре Сталин решил резко повысить его статус. В мемуарах Хрущева читаем: «Помню, как Сталин при нас рассуждал на этот счет: “Кого после меня назначим Председателем Совета министров СССР? Берию? Нет, он не русский, а грузин. Хрущева? Нет, он рабочий, нужно кого-нибудь поинтеллигентнее. Маленкова? Нет, он умеет только ходить на чужом поводке. Кагановича? Нет, он не русский, а еврей. Молотова? Нет, уже устарел, не потянет. Ворошилова? Нет, по масштабу слаб. Сабуров? Первухин? Эти годятся на вторые роли. Остается один Булганин”».

А что же Байбаков? Какое место отвели ему в этом новом раскладе? Он ничего не приобрел и не потерял. Его положение не изменилось. Он оставался министром нефтяной промышленности. С окончанием войны эта должность перестала быть ключевой. К тому же она не была политической. Занимавший ее Байбаков не являлся членом Политбюро, не был членом ЦК и не входил в ближний сталинский круг. Вот совокупность причин, объясняющих, почему тогдашний обладатель этой должности не был включен в состав Президиума Совета министров СССР. Но уже в 1952 году Байбаков приобретет важный статус — станет членом ЦК КПСС.

Сталин был недоволен: добытые в последний год войны 11,5 миллиона тонн нефти — мало! Куда смотрит нарком?! Чем он вообще занимается?!