– Многие?

– Ну почти все.

– Работать надо, – сказал я ворчливо. – Человек, как сказал Базаров, создан для работы. Природа не храм, а мастерская! И человек в ней работник.

Она сказала мягко, но с ощутимым упрёком:

– Хочешь пускать сюда только по воскресеньям, но не жить здесь? Но автоматизация высвобождает людей от тяжкого труда!

– Пусть переучиваются на нечто интеллектуальное, – ответил я. – Интеллект всегда востребован.

Она покачала головой.

– Хочешь, чтобы эти освободившиеся кассирши, таксисты и асфальтоукладчики продолжали чему-то обучаться и обучаться? Не позволяя людям вкусить счастья и счастливой жизни?

Я ответил с неохотой:

– Мы с тобой о разном. Делу – время, потехе – час. А сейчас везде наоборот, но и того им мало! Хотят, чтобы всё время только потехи и развлекухи. И так народ уже обабуинился.

В её чистых ясных глазах я прочёл нескрываемое осуждение.

– Люди так тяжко жили, – сказала она с упрёком. – Бесконечные войны с самой древности, неурожаи, засухи, вымирание народов, тяжёлый труд с рассвета и до рассвета, да и тогда не всегда удавалось прокормить семью… Неужели не заслужили наконец-то радости и счастливой жизни?

– Мало ли что заслужили, – огрызнулся я. – Награды редко находят своих героев!

– Но теперь-то должны?

– Теперь ещё не наступило, – ответил я. – Мы всё время апрельские! Май придёт, боюсь, уже не для нас, человеков.

Она отшатнулась.

– Ты что несёшь?

Я посмотрел с жалостью.

– Вселенная создала нас для некой срочной работы. А отдыхать будут те, что придут после нас. Хотя сомневаюсь… Вселенная развивается, а тут застой? Не-е-ет, покой нам только снится, сквозь кровь и пыль летит, летит степная кобылица и мнёт ковыль.

Она улыбнулась.

– Ты и стихи помнишь?

– Да мало ли что в детстве западало в дурную голову, – ответил я. – Стыдно вспомнить! Одна мысль утешает: то был не я. Сейчас я нечто иное, с тем придурком ничего общего, кроме паспорта.

– Тот был интереснее?

– Конечно, – сказал я убеждёно. – Поддатый хулиган и бабник куда живописнее скучного доктора наук, что большую часть жизни проводит за письменным столом.

Она расхохоталась.

– Ты интересный доктор наук. Побежали, вон там новая роща за ночь выросла. Не может быть, что там целый гектар одних только деревьев!

В офисе работа кипит, даже когда смотрю в другую сторону, мы как образец коммунистического труда, все сознательные, от каждого по способностям, каждому по потребностям.

Только Грандэ поглядывает на меня с некоторым сомнением, даже набирает в грудь воздуха, словно собирается выпалить нечто гневное и обличающее, но всякий раз грудь опадает до привычной впуклости, а пламенный взгляд трусливо уходит в сторону, дескать, нельзя говорить самодуру и тирану правду в глаза.

Я наконец сказал грубо:

– Ну что у тебя? Телись!

Он вздохнул, промямлил:

– Да ничего, это я так. Работаю, как пчёлка.

– Как пчёлка зимой?.. Что-то случилось?.. С тем компом, что начали строить боты?

Он вскинул голову, лицо странно дёрнулось, но голос чуть окреп.

– Шеф, ты, как всегда, прямо в корень. Я не могу вмешиваться, доступа вы лишили, но смотреть могу. В общем, всё равно строят. Заканчивают, можно сказать.

Я буркнул:

– И что получается?

– Как ни странно, – сообщил он чуть живее, – это не карго-культ, как мне кажется. Насколько понял, у них наш метод автоматической добавки кубитов.

Я поинтересовался:

– А если у них такие удачные моменты будут чаще наших?

Он сказал с некоторым вполне понятным злорадством:

– Их комп обгонит наш!.. Даже жаль, что ненастоящий.

Невдалый подошёл, молча прислушивался, поглядывал то на меня, то на него. Линзы очков Грандэ вроде бы стали ещё толще, но от лазерной коррекции зрения упорно отказывается, трусит, зато с виду посвежел, перестал горбиться, да и подошвами уже не шаркает так раздражающе.

Поймав мой взгляд, Невдалый сказал с философским достоинством:

– Это для нас ненастоящий, а для них… гм… И вообще, что есть настоящее или ненастоящее в нашем уже рассыпающемся мире?

– Нестабильном, – поправил Грандэ.

– И непонятном, – добавил Невдалый рокочущим голосом. – Уже никакие компьютеры не просчитают, куда прём, аки лоси. И в каком месте посыплемся.

– Куда нас несёт, – поправил Грандэ. – сейчас мы, скорее, лемминги. Хоть и толстые, как лоси, тут ты прав. Жрём много!

Я промолчал, Невдалый сказал медленно:

– Мир всегда был понятен только для дураков. Им вообще всё солнечно. А для нас, умников, сложнеет с каждым днём. Я вот вообще, как самый умный в коллективе, а то и в мире, лёг бы на диван и не двигался, настолько всё запутанно, а рёв водопада всё громче. Только коробку попкорна не забыть захватить побольше. Можно две.

Грандэ сказал упрямо:

– Пусть я дурак, но сейчас даже дураку непонятно. Хорошо было во времена, когда земля на трёх слонах, а те на черепахе… Простая и понятная любому конструкция!

– А может, и сейчас на слонах? – предположил Невдалый. – Вот шеф молчит, потому что догадывается. Что мы знаем о настоящем мире?.. О сколько нам открытий чудных готовит просвещенья век!

Я прервал:

– Все за работу. Быстро!.. И без мерехлюндий, для этого есть гуманитарии. Говорят, тоже нужны обществу…

– …хотя не знаю, – подхватил Грандэ глубокомысленно, – зачем.

Оба обменялись понимающими взглядами, здесь цепляются к каждой выпирающей из строя фразе, математики, у них всё должно быть красиво и выверенно, а у меня то и дело вылезает наследие деда, бывшего преподавателя литературы.

Вообще-то, когда бы ни вошёл в байму, по карте обычно ползёт точка оранжевого цвета, так у меня подсвечен Валентинов, наш самый въедливый тестировщик.

Похоже, из реала переходит в виртуал, но осторожничает, «переходит» слишком резкое для него слово, перетекает в свою цифровую копию как неторопливая гусеница, плавно и очень осторожно.

Я дивился, как он с неделю ухитрился жить в двух ипостасях, так жить не просто адски трудно, но на взгляд простого крестьянина, каким я являюсь в бытовых вопросах, вроде бы зачем?

Сегодня телепортнулся к нему, подивился, почти не изменил свой аватар, всё тот же древний старик с виду, хотя проще взять личину молодого атлета-красавца, их даже готовых вариантов сотни, остаётся только подправить брови, губы и прочие мелочи под свой образ.

– Здорово, – определил я. – Долго пришлось вытютюливать?.. Здравствуйте, дорогой друг!

Он ответил ворчливо:

– Долго. Я же сперва, как и все, подозреваю, взял было молодого, но как-то глупо себя чувствовал, взял постарше, потом ещё, наконец вот это… Неважно, насколько ты стар, со временем понимаешь, что главное в другом…

– Понимаю, – ответил я. – Я тоже начинал с молодого бодибилдера, хватило на полчаса. Вижу, вы тут с утра до поздней ночи?..

– А чем ещё заняться старому пенсионеру?

Я уточнил:

– Но и ночью, как я заметил, вы не покидаете байму?

Мне показалось, что несколько смешался, явно хотел было соврать, но в нашем возрасте уже редко врут и хитрят за ненадобностью, ответил со вздохом:

– Однажды вот здесь подумал о том, что остался в моей квартире… Ну, той тушке, что сидит в кресле и таращится в экран…

– Ну-ну? – спросил я с понятным интересом. – Решили его распылить на фиг?

Он поморщился.

– Такая мысля была, вы правы, но я осторожный и местами даже… очень осторожный, не ехидничайте. Подумываю не то чтобы заморозить, а просто гибернуться, сейчас это доступно. Так, на всякий случай. Лучше я здесь буду настоящим, а там моя белковая копия. Пусть лежит в кладовке, у меня места и в реальном мире хоть жопой ешь, такое вот в мире перенаселение.

Я в изумлении покрутил головой так, что хрустнули шейные позвонки.

– Здорово… Не думал, что вы такой… авантюрный.