Лицо как у фотомодели, красивые крупные глаза, ярко-синие с золотыми искорками, что и понятно, долго двигала ползунки, подстраивая внешность под сегодняшние идеалы, ноги едва ли не от челюсти, осиная талия, сиськи третий размер, одежда в стиле женщины – охотника на демонов.

– Привет, – сказал я с некоторой насторожённостью. – Красиво бегаешь.

– Стараюсь, – ответила она красивым музыкальным голосом, от которого сладко защемило сердце, – ты из разработчиков?

– Да, – ответил я, – а как ты сюда пролезла?

– Связи, – ответила она скромно и опустив глазки, но тут же вскинула ресницы, открывая в самом деле огромные глазищи, расхохоталась, на щеках появились умильные ямочки. – Да не парься, наша фирма поставляет вам чипы, я отвечаю за упаковку. Знаю, что делаете новую байму, вот упросила одного из ваших пустить побегать, захотелось понять, что же это за?

– Нужно отыскать того, – сказал я строго, – кто пустил, в нарушение регламента, и расстрелять на скотном дворе. Ладно, как тебе здесь?

– Только вошла, – сообщила она. – А так, похоже, здесь красиво. Хотя что-то знакомое.

– Лес везде одинаков, – ответил я уязвлённо. – А вон там вход в данж, видишь?.. Уж там неожиданности точно!..

– Пойдём? – предложила она. – Женщины не любят быть в сингловости.

– А ты в самом деле женщина? – спросил я с подозрением. – А то вдруг небритый мужик с пивным брюхом… Хотя нет, всё-таки женщина.

– Почему так решил?

Я демонстративно оглядел её с головы до ног.

– Никто из мужчин не станет вытютюливать так внешность.

Она расхохоталась, красиво закидывая голову и открывая нежное горло без кадыка, а грудь призывно приподнялась.

– Правда?

– Нам главное сиськи и жопа, – сообщил я. – Остальное в памяти не остаётся.

Она сказала тем же музыкальным голосом:

– Поймал!.. Говоришь, данж?

Вход в данж замаскирован кустами, наткнуться можно только случайно, на карте тоже не отмечен, обычно их отводим под высокие левлы, там и лут побогаче, и боссы помощнее.

Раньше не любил их, теперь мерещится что-то старинное, родное сельское, что радовало в молодости, хотя я вообще-то дитя асфальта, даже в детстве не ездил в деревню к бабушке, как Маяковский в Киев.

Она остановилась перед входом, нужно пригнуться и войти почти на четвереньках, но дальше, как знаю, всегда просторный тоннель, сперва грубый, с плохо отёсанными стенами, а потом пойдут просторные залы, оформленные в меру фантазии разработчика.

– Меня зовут Жанетта, – сказала она. – Там темно и страшно.

– Я Жабяк, – назвался я. – Ничего, потом будет светлее и просторнее. Входи.

– Смотри, – пригрозила она, – если там в темноте что-то прыгнет, я тебя застрелю!

– Не прыгнет, – заверил я.

– Почему? Ручная?

– Живность заселим позже, – пояснил я.

Она пригнулась, выставив в мою сторону красиво оттопыренный зад, шагнула и слишком беззвучно исчезла в тёмном проходе, нужно добавить шороха и лёгкого хруста рассыпающихся под подошвами косточек мелких зверьков и сухих веток.

Тёмный и узкий проход быстро расширился, под ногами появилась рельефная плитка, стены, уже идеально гладкие, устремились ввысь, обзавелись барельефами, ушли одна от другой, и мы вступили в большой и просторный зал, потолка не видно, а свод уходит в темноту.

– Ого, – сказала она с восторгом, – таинственно и страшно…

– Раньше не играла?

Она вздохнула.

– Да всё как-то не. Это вы, самцы, свободные, а у нас домашних дел, готовка, дети, родня, рынок, уборка… Сейчас просто подвернулось, вот и воспользовалась.

– Не останавливайся, – сказал я, – пойдём в тот угол. Там должен быть проход исчо глыбже в неведомую даль земной коры вплоть до Ада, царства Харона и прочих потусторонних миров разных народов и Какорда Просветителя.

– Уже там был?

– Нет, – сообщил я, – но не все люди братья. Вот и воруют друг у друга землю, небо и даже подземные миры.

Она светло улыбнулась через плечо, пошла впереди, хотя женщина должна топать на два шага позади, как велел Мухаммад, а то и вовсе прятаться за широкой мужской спиной, как в старых добрых фильмах.

«А чего бояться, – подумал я кисло, – если точно чувствует, что сидит перед монитором в уютном кресле, а здесь просто пиксели. Бояться начнут, когда введём полную виртуальность и тактильные ощущения».

Хотя, конечно, и сейчас, сидя в кресле, инстинктивно отстраняешься в сторону, когда мчит с экрана разъярённый бык, и пригибаешь голову, если на коне проносишься под низкой аркой ворот.

– Как прекрасен этот мир, – сказала она с чувством, – посмотри!

– Мы с тобою вместе встретим день рождения, – ответил я, – хочешь сказать, мы сделали мир прекраснее, чем сам Господь Бог?

Она улыбнулась.

– По крайней мере, с виду. А вдруг тут совсем нет зла?

– Как нет, – сказал я уверенно, – мы же здесь?.. Будет!

Она вздохнула.

– Да, конечно. Как без этого жить? Но этот мир делал человек, так что здесь всё создано для мира, красоты, любви…

– И секса, – сказал я отрезвляющим голосом.

Она посмотрела с сомнением, в её возрасте уверены, что коньюгировать мужчины перестают сразу после выхода на пенсию, а то и в этот торжественно-грустный день, так что открытия ещё впереди, если, конечно, встретит самцов, ещё не потерявших интереса к такому всё более затратному делу.

– Вот и хорошо, – сказал я бодро, – продолжим охоту?

Она подумала, кивнула.

– Продолжим.

Во взгляде, устремлённом на меня, медленно угасало сожаление, что так быстро отказалась, интересно, насколько такое осуществимо в виртуальном мире, хотя вообще-то есть же на свете онанисты, а это в чём-то сродни, хотя и непохоже.

Мне, как старому баймеру, а потом ещё и создателю игр, в любых локациях чудится знакомое, истоптанное и обмацанное. Всё-таки даже достигшие высот баймы устроились на плечах предшественников, узнаю знакомые ландшафты, приёмы перехода и сшивок, классы, даже маунты и системы боя будут привычные, про крафт вообще молчу.

Судя по её восторгам, ещё новичок в играх, хотя уже играла раньше, чувствуется, но наша байма пока что такая же, как и остальные ААА-класса, её уникальность раскрывается в процессе вживания в мир, а это ещё впереди.

– Устала? – спросил я заботливо, мужчина должен заботиться о женщине, даже если только что увидел её впервые. Тем более, мы в мире, ещё очень далёком от равноправия. – Можем отдохнуть.

Она энергично мотнула головой.

– Нет-нет, я как электрический веник, везде готова бегать и на все горы лазить!

– Тут есть и неприступные горы, – сообщил я.

– А зачем?

– Чтоб у человека было нечто недоступное, – пояснил я.

Она посмотрела с сомнением.

– Это нужно?

– Нужно, – ответил я. – Человек стал человеком из тоски по недоступным звёздам, которых в небе, как костров в ночной степи.

Она посмотрела на меня с лёгкой иронией во взгляде.

– Да вы мечтатель.

– Все люди мечтатели, – напомнил я. – Да и ты наверняка о чём-то мечтаешь. Наверное, о непристойностях?

Она тряхнула головой, огненно-рыжие волосы взлетели, образовав пламенный ореол вокруг головы, и красиво легли на плечи.

– Давай добежим вон до реки, – предложила она, – а то у меня обед заканчивается.

В курилке пусто, но в комнате Грандэ двое гигантов Лысенко и Невдалый нависают над ним, как слоны над кроликом, всматриваются в экран, где плывут строчки замысловатого кода, а Грандэ торопливо скроллит, озадаченный и недовольный, хотя Невдалый то и дело довольно хрюкает, а Лысенко так и вовсе сияет.

– Что-то случилось? – спросил я с порога.

Лысенко обернулся, довольный и радостный.

– Напротив, шеф!..

– А что это? – спросил я. – Похоже, это не перетрассировка, которую я ещё вчера велел…

– Одной левой, – заверил он самоуверенно, заодно намекая, что он левша, а в прессе снова всплыла инфа, что среди гениев и великих полководцев почти все левшаки или амбидекстеры. – Всё сумеем, всех смогём! В нашей крови солёная вода океана.