После её ухода ощутил, что с трудом удерживаюсь от острого желания спуститься в нижний зал и пообщаться с «Алкомой». Это не человек, с нею можно общаться из любого уголка планеты, разницы для неё нет, это громадный и мощный калькулятор, тупо выполняет то, что закладываем, а не что-то тёмное и пугающее, что вот-вот восстанет и начнёт нас убивать.

Хотя всё-таки нечто тёмное и пугающее. Вообще нас пугает всё, что сильнее нас или быстрее, иначе бы не выжили. Потому нужно понимать суть древних инстинктов и не поддаваться им, хотя они чаще всего правы.

Оптимизация работ в «Алкоме» заложена по дефолту, а ещё и сами то и дело поправляем и направляем, так что да, лишь выполняет то, что требуем.

Просто оказалось, что может больше, чем ожидали. После того, как Грандэ скормил ей все данные Минздрава, в том числе и медицинские карты населения, «Алкома» усвоила их, рассортировала, особо выделив тех, кто её обслуживает, и начала менять рекомендации наших врачей, дабы исключить так называемый человеческий фактор, когда даже лучший врач может зевнуть, ошибиться, просто недопонять проблему, назначить менее эффективное лечение, что бывает сплошь и рядом.

Я вообще орёл, здоровье моё лучшеет день ото дня, так это выглядит, но другим оздоровительный эффект не так заметен, хотя Минчин перестал горбиться, Грандэ уже не шаркает ногами, а ходит вприпрыжку, бодрый и весёлый, Невдалый перестал кашлять и, что удивительнее, уже неделю не вижу его с сигарой. К счастью, все так поглощены работой, что на эти перемены в себе не обращают внимания, дескать, стали лучше себя чувствовать, ну и ладно.

Сегодня Лысенко доложил, что разместил на первой освоенной локации деревушку с крестьянами, крестьянками и разнообразным скотом, а дальше «Алкома» начала строить такие же и в других местах, рандомно меняя людям имена, внешность и привычки.

– Не расположит на вершинах гор, – спросил я с недоверием, – или в озёрах?

Он помотал головой.

– Шеф! Во-первых, я указал, где, что и как, во‐вторых, всё хватает на лету и чаще всего делает до того, как открою рот!.. Чётко считывает наши мысли, если оформлены и уже готовы сложиться в слова.

– Это и страшновато, – буркнул я. – Я же знаю, какие у тебя бывают мысли!

– Те глубоко, – заверил он. – Она считывает только те, что я уже чётко оформил и готов выговорить. А она знает только работу!

«И тех, – напомнил я себе, – кто её обслуживает. Это хорошо, но и напрягает».

За следующие две недели удалось карту расширить вдвое в сравнении с тем, что уже было. Мир стал огромнее, как хвастливо сообщил Лысенко, чем у самой населённой баймы «Архейж‐3».

Я остановил энтузиастов, велев не гнаться за размерами, движок позволяет масштабировать и расширяться в процессе самой игры, это оставлено на усмотрение самих игроков, будут открывать постепенно и только тогда придут в настоящий восторг, экстаз и всё прочее бросание чепчиков.

– Все народы должны соответствовать реалиям, – напомнил я строго. – Историческим. Не прикидывайтесь, это ничуть не скучно, только делайте всё правильно.

– Шеф, – заверил Мухортов, – двенадцать рас, да?

– Наций, – поправил я. – Вполне достаточно. Но, думаю, можно вообще без них, человечество уже почти едино, хоть и не понимает такой простой вещи. Главное, побольше реалистичности. Во всём. Мощность «Алкомы» позволяет вытютюливать то, что раньше никогда и никто.

Минчин проговорил застенчиво:

– Да, мощность нашей девочки уже просто… не выговорить и не вышептать.

– За работу! – велел я. – Мы творим будущее!

– А то сотворят его другие, – договорил Грандэ желчно.

– Но хуже того, – добавил Невдалый загадочно, – если сотворится само.

Сердце моё сжалось, всё сильнее ощущение, что будущее в самом деле само по себе, а нас просто несёт в него, как сухие листья, подхваченные осенним ветром.

Теперь каждый день хоть на полчасика с трепетом входил в игру, дух захватывает от прорисовки по всему сеттингу, но ликование смешивается с тревогой. Уж слишком сотворили нечто опасное, как атомная энергия, что может дать самое дешёвое электричество, но может всех уничтожить легко и просто.

Больше поражают сами энпээсы, от реальных людей не отличить, пока, конечно, не раскроют рты, но над этим работаем усердно, а так анимация животных настолько реалистична, что, когда убиваешь, скажем, оленя, он падает, хрипит, старается подняться, а потом такими умоляющими глазами смотрит, когда подбегаешь с обнажённым ножом в руке, надо же перерезать горло, слить кровь, снять шкуру и нарезать мяса.

Минчин и Лысенко тоже тестируют свои работы, но даже они стараются поскорее миновать неизбежный этап охоты и перейти к осёдлости, когда этих же оленей разводишь в больших загонах. Там не нужно ни убивать, ни снимать шкур: все появляется в отдельных ящичках, в одних мясо, в других шкуры и рога, из них прочные скифские луки.

Ну, как сейчас для большинства нет никакого массового убийства животных, говядина и телятина вот так сразу возникают на полках магазинов. Самые продвинутые знают, что в магазины привозят со складов, где «есть усё».

Ко мне оба подошли с виноватым видом, я выслушал с неохотой, поинтересовался едко:

– Вы программисты или простые игруны?.. Это же пиксели на экране, а не олени или крестьяне!.. Думайте о том, как это смотрится, а не что вам самим чувствуется!..

– Но, шеф, – возразил Лысенко, – нужно же и глазами пользователя…

Я напомнил:

– Если кто-то всплакнёт над убитым олешком, это же хорошо для нас!.. Байма должна воздействовать, как добротное произведение искусства на сдвинутых.

– Ох, – сказал Минчин умоляюще, – может, вообще убрать этот временной отрезок? Слезли с деревьев и сразу в сельское хозяйство…

– Нельзя, – отрезал я. – А там ещё магию запросишь? Период охоты и собирательства был очень долгим. Мы и так сократили до некуда.

Из своей каморки вышел Невдалый, потный, отдувающийся, похожий на бегемота на пляже, отёр тыльной стороной ладони пот с карломарксового лба.

– Жара замучила зверяк, – заявил он трубным голосом, – на пляж поедем враскоряк!.. Или поскоряк? А у вас тут прохладнее. Чувствуется, не полыхаете синим огнём на службе нашего гуманного общества. Не понимаю, как ещё ходите нерасстрелянно. Шеф перетекает в либерала?

– У нас шеф айсберг, – напомнил Лысенко нервно. – Цельная Антарктида!.. Даже нейроны замерзают, все мы немножко мутанты. А у тебя что за беда?

Невдалый обиженно вскинулся, как конь, которому к морде поднесли торбу с некачественным овсом.

– Почему беда? Никакой беды! Почему вдруг?

– У всех есть, – сказал Лысенко обвиняюще, – у тебя нет? Ты что, госдеповец под прикрытием?

– Никакой беды, – повторил Невдалый победно. – Так, мелкие неприятности.

Все насторожились, я спросил:

– Насколько мелкие? Машинный зал сгорел?..

– Что зал, – ответил Невдалый небрежно, – кому он нужен? А вот алгоритм связки, что я вчера вечером рассчитал почти до половины, «Алкома» ночью продолжила.

Я нервно дёрнулся.

– Подробнее!

Он развёл руками.

– Извини, шеф, я ещё не разобрался. Там такие дебри. Понял только начало, но вроде бы «Алкома» продолжила мою светлую мысль достаточно точно. Хотя формула получается великовата, я думал уложиться в менее ёмкий формат.

Минчин сказал угрюмо:

– Значит, дальше что-то ещё. Обычно «Алкома» нигде лишнего значка не поставит, как у нас сплошь и рядом. Насколько твою кистепёрую мысль продолжила?.. И что у тебя там была за мысль, если можно продолжить?.. Не думал о спасении мира, чтобы всех перебить и зажить счастливо?

Невдалый сказал злобно:

– И сейчас думаю. Но «Алкома» выполняет ясные и чёткие команды, а не прислушивается к мыслям, потому что думаем одно, а говорим другое, мы же демократы!.. Любая ЭВМ с ума сойдёт. Так что будем делать?

Привычно повернулись ко мне, обсуждаем все, а брать на себя груз решений мне, хотя всё равно облают и скажут, что шеф уже не тот, ошибается на каждом шагу, да и раньше не был орлом, то всё легенды прошлого каменного века.