В зале смех.

— Если я так хорошо разбираюсь в отношениях, почему сам один? Но если я стану переживать из-за того, что думают другие, я так и останусь один.

— Есть еще вопросы к Тиму? — спросила Зоя.

— Вы сказали, что вы один, я правильно поняла? — осведомляется Марианна.

Зоя весь день провела в этой крошечной комнате для заседаний.

Этакая камера в бежевых тонах с неприметными пейзажными гравюрами на стенах, где не за что зацепиться ни одному из пяти чувств. Никаких окон, никакого ощущения, как течет время. Ричард находится в другой такой же комнате, дальше по коридору, со своим адвокатом, и посредник ходит туда-сюда, помогая им прийти к соглашению. Элоиза в основном с ней рядом, лишь изредка выходит ответить на телефонный звонок, а Зоя остается глазеть на пейзажи. На одном из них — сельская Англия, ветряная мельница. На другом — холмистая местность с развалинами замка и коровами. Ей совсем не хочется ни туда, ни сюда.

Зоя начинает понимать: бракоразводный процесс придуман с одной целью — измотать всех участников. Все устроено так, чтобы только самые непреклонные, самые озлобленные, самые разобиженные бывшие супруги способны были выстоять до последнего перед лицом столь невыносимой скуки. Просидев здесь весь день в созерцании обломков собственной жизни, она уже готова почти на все, только бы не сидеть дальше. Посредник заверил ее, что Ричард приходит к пониманию того, что должен сам себя обеспечивать. Может, так и есть, а может, это уловка, чтобы вызвать у нее сострадание. Ей уже все равно. Чего бы ей там ни хотелось до сегодняшнего дня, теперь не имеет значения. Хочется ей одного: чтобы брак ее завершился раз и навсегда.

Она пишет сообщение Уиллу Шэннону: Ты на работе? Умираю со скуки в Помещении 26.

Тут же появляются три отрывистые фразы: Я на встрече. Вернусь около пяти. Еще будешь там?

Надеюсь, нет!

Договариваетесь?

Без понятия. Напомни, чтобы больше никогда не разводилась.

Обязательно. Это легко предотвратить. Как освобожусь, напишу.

Возвращается Элоиза.

— Сейчас придет посредник, принесет их окончательное на сегодня предложение, — сообщает она. — Разъяснит что и как, а у нас будет время его рассмотреть и решить, что делать дальше.

Зоя кивает, Элоиза просит посредника войти. Он озвучивает предложение. Зоя слушает вполуха. Рассматривает коров на гравюре. Что-то там не то с перспективой. Коровы великоваты по сравнению с замком.

— Странные какие-то коровы, — говорит она.

— Коровы? — переспрашивает посредник.

— Похоже, нам нужен перерыв, — вмешивается Элоиза.

Она выводит посредника в коридор, через пару минут возвращается.

— Зоя, мне кажется, на сегодня пора кончать.

— Нет, — возражает Зоя. — Давайте доведем до конца.

— Вы устали, что совершенно понятно. День был долгий. Мы почти договорились, но я не позволю вам ничего подписывать, не будучи уверенной, что вы все продумали.

Зоя встает, потягивается.

— Пойду погуляю минут десять. Это не запрещено?

— Ваш бывший муж принес с собой коврик для йоги, так что чего бы вам не погулять, — разрешает Элоиза. — Хоть все пятнадцать. Если хотите, принесу кофе, не слишком отвратительного. Вам какого?

— Ванильное латте. Очень горячее, очень сладкое.

— Правильно мыслите, — одобряет Элоиза. — До встречи.

Зоя выходит к лифту, спускается на тридцать этажей вниз, на улицу. Заходит в какой-то сквер, со всех сторон обрамленный небоскребами, садится на скамейку. Сыро, промозгло, она тут одна среди пустых клумб и грязных луж. Ежится в свитере, дрожит. Собравшись с мыслями, отправляется обратно на тридцатый этаж, где заглатывает порцию быстродействующего рафинированного сахара.

— Я готова, — говорит она. — Рассказывайте, чего они там предлагают.

Элоиза рассказывает, пункт за пунктом, Зоя слушает.

— То есть суть в том, что я должна продать дом, выплатить практически всю его стоимость Ричарду — и я свободна навеки?

— Да.

— И он не станет претендовать на мой бизнес?

— Никоим образом.

— И у него не будет права притащиться ко мне за другой помощью, даже если он так и останется бестолочью и неудачником?

— Совершенно верно.

— А что вы думаете про такие условия?

— Думаю, они приемлемые. Чтобы получить то, чего хотите вы, нужно очень много времени и денег; возможно, понадобится идти в суд, а оно того не стоит.

— То есть вы бы подписали?

— Я бы подписала. Но подписывать вам, не мне, решение за вами. Вопрос в том, готовы ли вы тратить еще деньги без гарантии результата, притом что результат даже в самом благоприятном случае не будет сильно отличаться того, что мы уже имеем.

— Когда необходимо продать дом?

— Ричард хочет выставить его на продажу в следующем месяце. Тут можно поторговаться, если вам нужно больше времени на подготовку.

— Нет, — говорит Зоя. — Я хочу, чтобы весь этот бред поскорее остался в прошлом.

— Так вы готовы подписать?

— Готова.

Через час она входит в дом, который больше не кажется ее собственным. Один из его обитателей скончался, и теперь в связи с этим много хлопот. Нужно освободить каждый ящик, полку, шкаф, нужно все разобрать. Все предметы разбить по категориям, разложить по коробкам, отдать на благотворительность или вывезти. Да, и еще одна мелочь: найти новый дом, который станет ее собственным, и сообщить Заку, чтобы он выметался.

Ричард указал в договоре пять предметов обстановки, которые хотел бы оставить себе. Попросил оповестить его, когда Зое будет удобно, чтобы он их забрал. Какая практичность! Какая деликатность!

Она спускается в подвал, смотрит на лыжи, велосипеды, туристическую экипировку — все приобретено ради того, чтобы отношения укреплялись на базе общих интересов, однако интересы так и не стали общими. На глаза попадается бейсбольная бита, которая принадлежит (принадлежала) Ричарду, и Зою сильно подмывает разнести все эти пять предметов в щепки. Разнести. Слишком редко люди употребляют это слово. «После сорока жизнь Зои Хеннесси пошла вразнос».

Целые груды хлама, думает она. Сколько денег угробили. Ее коробит от собственного потребительства. В будущем она станет покупать только самое необходимое. Переедет в крошечный домик, научится минимализму, воздержанию. В порыве к сиюминутному преображению она хватает две пары лыж, тащит их наверх, пускается бегом, бег превращается в прыжок, когда загнутый носок лыжи зацепляется за перила. Зою подбрасывает вверх, она видит, как лыжи переваливаются через балюстраду и грохаются на пол подвала, а потом она падает на спину, сильно ударяясь при этом плечом и бедром, и летит вниз, обхватив голову руками.

— Ой-ой-ой, — причитает она, очутившись у подножия лестницы. Подползает к лыжам, ложится рядом. — Сука ты, мироздание, — произносит она, делая неприличный жест собственному потолку. Понимает, что он весь в пятнах. Придется вызвать маляров, прежде чем продавать дом.

Вот такой теперь и будет ее жизнь? Одна жалкая нелепица за другой, пока сама она не превратится в угрюмую старушенцию, которая так и не оправилась от развода? Она уже ознакомилась с тем, что предлагают на рынке новых отношений, и это безрадостно. За месяц она десять раз сходила на первые свидания — после самопровозглашенной из-за Дейва забастовки протеста, которая продлилась пять дней. По предварительной оценке получается, что среди мужчин на пять лет моложе или старше ее, более или менее вменяемых и не безработных нет ни единого, который бы был способен а) поддерживать нормальные отношения со своими близкими, б) разделять хоть какие-то их интересы и в) не страдать неврозом радом с женщиной, имеющей профессиональные амбиции. Можно, конечно, задать планку пониже. Наверное, мироздание просто хочет научить ее смирению.

Звонит телефон. Она вытаскивает его из кармана. Крышка вдребезги, но сам аппарат работает.