Директор прислушалась к словам Катерины и отпустила Ольгу поступать в педагогический. Так Оля и стала учителем.

В магазинах, значит, в те годы – хоть шаром покати, поэтому Ольгина свидетельница Люся привезла роскошное свадебное платье с Украины, со своей родины. А потом невеста поехала на экскурсию в Германию (давно откладывала на поездку деньги) и купила туфли. Она ни про кого не забыла – всем привезла заграничные подарки.

Коричневый свадебный костюм жениху сшил однорукий портной, талантливый мастер. Его работы славились на всю область.

Свадьбу отметили с размахом – такое в те времена, а особенно в провинции считалось редкостью.

Молодой семье дали жильё в деревне Мелёхино. В самом Мелёхино не было ничего примечательного и замечательного – деревня как деревня, не хуже и не лучше других, а вот сосновый бор, который был за рекой, поражал богатством и величавостью. Поселились молодожёны в двухквартирном деревянном доме – такие постройки называли бараками; между домом и дорогой красовалась ухоженная поляна.

Так было у молодой семьи Берестовых. У соседних домов трава выкашивалась редко, а помои выливались тут же, с крыльца. Высокая культура!

Ольга ждала ребёнка. В глубинке ни о каком УЗИ раньше не слыхали, но молодая мама точно знала, что у неё родится Настенька.

– А вдруг будет не девочка, а мальчик? – спрашивали у неё.

– Нет, у меня точно будет Настенька, – спокойно возражала Ольга.

Вскоре родилась малышка. Она была такая крохотная, что помещалась у папы на ладони, когда он купал её. Ольга приговаривала:

– Ой, как мы устряпались! Давай, Настенька, смоем потью!

Дочка не давала покоя, плакала и днём, и ночью. Ольга даже заболела: измаялась без сна.

Устав от детского плача, бессонных ночей и бесконечной круговерти бытовых забот, Ольга стала сама на себя не похожа: исхудала, под глазами пролегли тени, лицо осунулось, взгляд потух. Тоска зелёная: уборка, готовка, дом-барак без удобств, дров натаскать надо, бельё руками постирать, прополоскать, развесить, снять, погладить и много-много других рутинных занятий. На дом уходило огромное количество времени: поддерживался безупречный порядок, как в казарме, и установлены строгие правила – Ольга это любила.

Когда молодая мама смотрела на дочку ярко-голубыми огоньками близоруких глаз, она светилась от счастья: малышка в ответ улыбалась нежным беззубым ротиком – светлый человечек с искорками в карих глазках.

Ольга порой тосковала по школе и ученикам: она нашла себя в профессии учителя и с удовольствием ходила на работу. А как Ольга Матвеевна любила школьные мероприятия! Хорошо поставленным голосом она читала стихи как никто другой, душевно, проникновенно; у слушателей даже слёзы наворачивались на глазах. А как она умела перевоплощаться в сценках! Могла быть и Кощеем Бессмертным, и Бабой-Ягой – кем угодно! Артистичная, неугомонная, яркая!

Через два года стало полегче: маленькая спала спокойнее. В такие моменты вместо жалобного плача дом наполнялся тёплыми звуками: в тишине раздавался мерный ход настенных часов и сопенье котёнка.

В углу спальни стоял трельяж, на полочке в ровный ряд, как солдатики, выстроились красивые флакончики, источающие тонкий аромат духов, и баночки с кремом. Запахи напоминали Ольге о счастливых студенческих годах. Много позже, годы и годы спустя, когда Ольга видела в магазине духи или декоративную косметику, которыми пользовалась раньше, она мысленно переносилась в годы своей юности. Молодым-зелёным не понять простой вещи: то, что им кажется старомодным и изжившим себя, для кого-то чудесным образом становится то самой машиной времени: так люди погружаются в воспоминания и вновь чувствуют себя юными. Люди забывают про болезни, про старость и слабость – прошлое воскресает.

В редкие тихие часы Ольга подходила к окну и подолгу, не отрываясь, наблюдала, как солнце прощается с полем, домами и лесом до следующего дня. Такого дивного заката она не видела нигде. Берестовым повезло: за домом простиралось огромное поле, украшенное разнотравьем: тимофеевкой, клевером, колокольчиками, ромашкой и прочей ароматно-свежей красотой. В предзакатные часы всё это богатство подсвечивалось ласково-тёплыми лучами сонного солнца. Всякий раз Ольге казалось, будто Господь Бог целует землю перед сладким сном, как родители целуют ребёнка.

На себя времени совсем не оставалось. Дрова принеси, печку истопи, бельё руками постирай и прополощи, дома прибери, обед приготовь и много-много других забот.

Ела Ольга быстро, эта привычка у неё была со школы, когда она ребёнком жила в интернате. Их, малышей, постоянно подгоняли, торопили и не давали нормально прожевать еду. Директор школы и повара подворовывали на кухне, и дети не видели не сливочного маслица, ни мучки – всё уносилось домой. Только в другой, Отрадненской школе, Оля и другие ребята почувствовали себя людьми, а не скотом. О них заботились, их берегли. Здесь дети ели вкусно и сытно: повара и оладушки сдобные пекли, и другая еда была приготовлена с любовью.

Раз уж вспоминать, то стоит сказать, что у Оли были старший брат Витя и сестра Катя. Оля – младшенькая, но поблажки ей не делали никогда. Надо в лесу собрать целый бидончик ягод – собирай, не ной, устала – потерпи.

Это Витя прозвал Ольгу Лёлей. Витя в школе был отличником. Он тогда ещё учился в первой школе, в той, что ближе к дому. Когда ему впервые дали путёвку в «Орлёнок», он отдал её младшей сестре Кате, а во второй раз он должен был поехать в «Артек». Директор прибрал путёвку себе, для своего ребёнка. Но, поскольку путёвка была именной, то не поехал никто: ни Витя, ни тот отпрыск.

Такие дела…

А теперь вернёмся к Ольге и её дочке. Молодая мама мечтала о том, что однажды они вместе с Настенькой пойдут за руку в школу, будут делиться впечатлениями, накопленными за день.

Тем временем девчушечка подрастала. Плаксивая и неспокойная – раньше, спокойная и вдумчивая – сейчас. На лице – светлая улыбка, а в глазах – светлая грусть. Себя Настя помнила примерно с года. И всё-то она понимала! Вот она рисует в альбоме – это тоже хорошо. На обоях – уже плохо. И за занавеской – тоже плохо: мама не разрешает. А вот при папе – демократия – можно рисовать на обоях, сколько душе угодно. Сядет Настя на спинку кресла, пока папа читает газету, и творит-вытворяет – стены не видно. При маме такой номер не прошёл бы – она воспитывала дочь в строгости. Но шлёпать и ставить дочку в угол папа запретил: нельзя. Да и сама Ольга была против этого.

Как-то Ольга позвала Романа и прошептала, глядя на спящую малышку:

– Рома, смотри, какая у нас дочка красавица! И реснички, как у лисички.

Около года Настя стала произносить первые слова. Оказалось, что с ними можно делать что угодно. Их можно произносить вслух, а можно просто думать про себя. Можно растягивать, а можно произносить быстро, бодро. Девочка на всю жизнь полюбила эту удивительную игру в слова.

Одно из любимых слов – Тяпа. Так звали чёрного лохматого пёсика у бабушки Веры, папиной мамы. Верный Тяпа ходил с хозяйкой повсюду. Они вместе переплывали через реку на подтекавшей лодке, а потом шли по лесу, чтобы проведать девочку.

Дома у Насти жила игрушечная собачка, тоже чёрная и поэтому тоже Тяпа: искусственный мех, красный матерчатый язычок, глаза потерялись где-то в шерсти.

В большой комнате на гладком крашеном полу отдыхал цветастый шерстяной ковёр с плотным ворсом. Маленькая Настя наглаживала ковёр и приговаривала:

– Тяпа, Тяпа.

Ковёр не чёрный, но тоже Тяпа.

Своё имя не сказать. Вместо «Настя» – «Кася». Маме понравилось это слово. Так и пошло: Кася да Кася.

Иногда Касю отводили к соседке. Её муж преподавал английский язык, а сама она не работала. Женщина любила детей, но своих у неё не могло быть, поэтому с Настей она нянчилась с удовольствием, как с родной. Она придумала для любимой малышки ласковое прозвище «Лёгушка».

Ольга Матвеевна и Настя придумывали свои слова. «Покисельки» – какие-нибудь мокрые грязюки. «Погрязуха» – измазавшаяся с ног до головы Кася. Капроновые следки – это «дольчики» (они похожи на маленькие дольки). «Чуляки» – червяки, которых боялась Настя. Когда мама копала огород или сажала картошку на «плану» (на поле), она всегда брала дочку с собой, ставила детское креслице, чтобы маленькая всегда была под присмотром и дышала свежим воздухом. Повсюду из комочков земли то и дело, извиваясь и проталкиваясь вверх, выползали червяки. Насте они с первого взгляда не понравились, она пищала: «Чуляки! Чуляки!» Так и появилось новое слово.