– А меня зовут Гуран.

– Счастливого пути, Гуран!

Парень долго махал рукой им вслед, потом застыл и пустил корни. Вскоре на его месте шелестело листочками молодое крепкое дерево.

– Ясень! Подожди, не засыпай!

– Это ты, Велес? Чего тебе?

– Ты разговаривал с тем чудищем?

– Пробовал, звал его мысленно, как обычно зверя зову, но ничего не получилось.

– Вот-вот! Что-то тут не так!

– Может быть, он моего языка не понял, зверь-то иноземный?

– Нет, мысленный язык всем понятен одинаково. Тут что-то другое. Будем наблюдать дальше.

– Так значит зверь настоящий… – Шаман задумчиво теребил седую бороду.

Он был очень стар и ещё помнил неудачный набег своего племени на лес полвека назад.

«Пришла пора отомстить лессам, – думал он. – К тому же, если Булан там погибнет, я сумею сделать так, чтобы его место занял мой сын, – Гуран ещё слишком мал…»

Булан молча ждал. Когда Улачи вернулся из леса, вождь собрал самых уважаемых людей племени. В отдалении сидели два таура – старейшины соседних селений. Они появились рано утром, чтобы поговорить о новых пастбищах, и остались на совет.

– Сегодня ночью я разговаривал со звёздами, – наконец заговорил Илвиш. – Появление Муги-змея – хороший знак для тебя. Он начал делать то, что давно уже должны были сделать мы. И ты должен ему помочь.

Булан начал понимать, куда тот клонит:

– У нас с лессами мир…

– Этот мир – позор для нас! Мы свободный народ и будем ходить везде, где захотим! Даже если нам туда не нужно!

– Ты говоришь как манг. Ковыльники не заходят в лес, а лессы не заходят в степь. А всё, что нам надо из леса, можно выменять на Встречном поле.

– Да что они приносят на обмен? Гораздо хуже того, что оставляют себе!

Булан хотел возразить, но сдержался.

– Твои батыры[10] гоняют по степи глупых сайгаков[11] и обрастают жиром! – продолжал шаман. – Не пора ли им отправиться за настоящей добычей?

– Мои батыры – лучшие в степи!

– Ты прославишь свой род на многие века. О тебе будут слагать песни!

– Да, у нас слагают песни о батырах и победителях, но о честных! А помнят правителей, при которых народ жил долго, спокойно и счастливо. Без песен я как-нибудь обойдусь. Тем более что сам я могу их и не услышать. Ты помнишь, чем закончился поход мангов?

– Ну хорошо же! Посмотрим, что ты сейчас скажешь. – Илвиш повернулся к выходу. – Эй, Зудыр, приведи сюда того мальчишку!

Сын шамана побежал выполнять приказание.

– Спроси его, где Гуран. Он будет врать, что твой сын выслеживает хору.

– Откуда ты всё знаешь?

– Не я – звёзды всё знают.

Вскоре перед вождём стоял приятель сына.

– Скажи-ка нам, Нукер, где Гуран?

Булан заметил, как мальчик вздрогнул.

– Он в степи, охотится на хору.

– Ты лжёшь, негодный мальчишка! – Илвиш сверлил его взглядом. – Звёзды всё видят, даже днём! Говори правду!

Нукер побледнел. Он не знал, куда девать глаза:

– Гуран выслеживает хору.

– Не бойся. Ничего тебе не будет, – сказал Булан. – Я понимаю – он просил тебя молчать. Но дело серьёзнее, чем ты думаешь, мы бы не стали вызывать тебя на совет по пустякам. Может быть, ему нужна помощь?

Нукер решился:

– Он отправился вслед за Мергеном в лес.

– Вот! Теперь правда! – закричал шаман. – И помощь ему действительно нужна, потому что его захватили гридины князя. Они обратят его в свою веру и заставят прислуживать князю за столом! Ты этого хочешь?

Вождь услышал недовольные возгласы тауров.

«А ведь они не случайно приехали именно сегодня, всё было подстроено заранее, – понял Булан. – Да, не уследил я за этим колдуном».

– Хорошо, – сказал он, – я возьму своих людей и поеду в Новгород. Но это будет простая мирная поездка в гости.

– Мы тоже возьмём своих людей и поедем с тобой. На всякий случай, – сказал один из тауров.

Было видно, что от своего они не отступят.

– Ладно. Но учтите: я не хочу устраивать набег. Повторяю ещё раз – мы едем с миром. Я знаю князя лессов, он отпустит моего сына.

Илвиш вернулся в свой шатёр и подозвал Зудыра.

– Поедешь с Буланом, – сказал он. – Держись всё время возле него. Затевай драки, но сам в них не лезь: ты должен вернуться живым.

К полудню собралось три отряда, по полсотни воинов в каждом, с синими, красными и зелёными кистями ковыля на шапках. Булан с сожалением отметил, что настроены они очень воинственно.

С рассветом Яга уже звенела посудой, накрывая на стол.

– Вставай, лежебока, уж солнце с востока!

Алёнка сладко потянулась, спрыгнула на пол и увидела на табурете свою рубаху, выстиранную и аккуратно сложенную.

– Доброе утро, бабушка! Спасибо вам большое – рубаха как новенькая.

Она вышла на крыльцо. Дракон также неподвижно простоял всю ночь, только повернул головы в сторону избушки. Алёнка не смогла сдержать слёз, смахнула их ладошкой.

– Доброе утро, Дракошенька! Потерпи, пожалуйста, ещё немножечко. Может быть, сегодня тебе поможем.

Потап уже успел привыкнуть к неподвижному чудищу и попытался на него влезть. Когда он уже почти добрался до гребня на спине, Дракон вдруг встряхнулся, как собака, вылезшая из воды. Медведь кубарем откатился в сторону, заскулил и попытался спрятаться за старушку, хотя был чуть ли не больше её.

Алёнка засмеялась, а Яга ласково потрепала медведя по загривку:

– Вот так-то, Потапушка. А ты думал, он не живой?

Быстро позавтракали.

Алёнка забралась на Дракона и пригласила Ягу занять место рядом. Старушка отказалась.

– Зачем же, у меня свой конь имеется, похлеще твоего.

Девочка думала, что Яга усядется на медведя. Но нет, она зашла за избушку и… вылетела оттуда на огромной ступе! Ступа[12] напоминала железный лапоть, парящий в полуметре от земли; Яга сидела в ней, как ребёнок в люльке. В руках она держала длинную тяжёлую метлу, иногда касаясь ею земли и балансируя, чтобы повернуть в нужную сторону.

Алёнка чуть не свалилась на землю:

– Вот это да!

– Откуда взялась у нас эта штуковина, не знаю. Ещё моя прапрабабка на ней летала, а может, и её прапрабабка тоже. Ну, в путь!

– Дракоша, пожалуйста, иди туда, куда бабушка покажет.

Дракон двинулся вперёд. Яга летела рядом, иногда давая указания. Медведь вперевалку семенил за ними. По пути старушка рассказывала:

– Я этого Лешего последний раз три с половиной года назад видела, зимой. Я в те края редко хожу: места благополучные, люди туда носа не кажут. Только Агрик ходил, а он охотник хороший, зазря зверя не обижает. А тут прознала я, что там шатун объявился, – медведя кто-то разбудил, из берлоги выгнал. Села я в ступу и туда. Вижу, следы на снегу – Агрик идёт. Я – по следам.

– Так это Агрик медведя разбудил?

– Нет, он человек осторожный. На медведя мужики с рогатинами ходят, и не в одиночку. А у Агрика – только лук со стрелами да пёс Жук. Слышу: Жук лает, надрывается. Подлетела я, гляжу: медведь Агрика заломал, разодрать пытается, а пёс ему мешает. Отогнала я медведя, хотела охотнику помочь, да поздно. Помер человек. Я и так и эдак пыталась, ничего не получается. Ну, думаю, надо поближе к Веси его перенести, чтоб нашли и похоронили. Тут слышу голос: «Дай-ка, бабуля, я попробую». Подошёл из-за сугроба этот леший, взвалил Агрика на спину, открыл в ближнем дереве какую-то дверцу – и исчез. Больше я его не видела. Осмотрела всё дерево – самое обыкновенное, даже не пустое внутри, и дверцы никакой не нашла. Жук ещё долго на дерево лаял да убежал ни с чем. А Агрик вскоре в селе объявился, живой и здоровый. Я его потом спрашивала: ничего не помнит, думал, это я его спасла.