В соответствии с заключением специалистов ВНИИ судебных экспертиз от 13 декабря 1991 года предсмертное письмо написано рукой самого В. В. Маяковского. При этом письменного завещания в той форме, которая была предусмотрена ГК РСФСР, поэт не оставил.

Согласно ст. 422 Кодекса завещание представляет собой сделанное полностью дееспособным лицом (достигшим 18 лет) в письменной форме распоряжения на случай смерти, посредством которого он мог предоставить имущество кому-либо из лиц, относящихся к наследникам по закону, или изменить предусмотренный законом порядок раздела наследства между ними. Завещание должно было быть подписано завещателем или рукоприкладчиком и представлено нотариусу для внесения в актовую книгу. Завещателю выдавалась специальная выписка, по юридической силе приравненная к подлинному завещанию. Исполнение завещания возлагалось на указанных в нём наследников или на лицо, специально назначенное в завещании (ст. 427 ГК РСФСР — ред. 1922 года).

Принимая во внимание все обстоятельства трагической гибели В. В. Маяковского, оставленная им в комнате предсмертная записка была принята в качестве его завещания. В строгом соответствии с действующим законом она, конечно, могла являться косвенным доказательством того, что Маяковский добровольно ушёл из жизни — совершил самоубийство, — но трактовать этот документ как его последнюю волю нет никаких законных оснований. Хотя бы исходя из того, что психологическое состояние человека, решившегося на самоубийство, специалистами всегда относилось к аффективному. Однако официальными государственными органами записка была объявлена чётко выраженной волей покойного.

Таким образом, поэт «определил своих наследников по завещанию» в лице Л. Ю. Брик, В. В. Полонской и своих близких родственников: матери Александры Алексеевны Маяковской, родных сестёр Людмилы Владимировны и Ольги Владимировны, которые одновременно являлись наследниками по закону, то есть в нашем случае — единственными законными наследниками поэта.

На момент гибели Маяковского ему, как и Л. Ю. Брик было известно о том, что у него была внебрачная дочь Хелен Патрисия от гражданки США Елизаветы Петровны Зиберт (Элии Джонс), родившаяся 15 июня 1926 года в Нью-Йорке. В отличие от гражданского законодательства Российской империи, советское наследственное право не делало исключений для детей, родившихся вне законного брака их родителей, которые наследовали наравне с законнорождёнными детьми. Более того, в соответствии с правовыми новеллами 1928 года наследодатель не мог лишить наследства своих несовершеннолетних наследников или предоставить им имущество в размере менее % их законной доли. Однако этот же закон требовал, чтобы иностранная гражданка Э. Джонс в течение шести месяцев со дня смерти наследодателя заявила о своих правах на обязательную долю в наследстве Маяковского в интересах его несовершеннолетней дочери. По понятным сегодня причинам ею этого сделано не было.

Насколько нам известно, в случае с наследством А. С. Пушкина, в связи со значительными личными долгами поэта, император Николай I посчитал необходимым взять на себя решение всех вопросов с его наследниками, а получив прошение Н. Н. Ланской о предоставлении индивидуальных условий для реализации исключительного права на его произведения, вместо привилегии отдельно взятому семейству принял решение о необходимости внесения соответствующих изменений в действующий закон. Здесь же государство в лице неуполномоченного на то лица — Генерального секретаря ЦК ВКП(б) И. В. Сталина, который дал соответствующее указание ВЦИК и самостоятельно определил состав наследников поэта, включив в него формально посторонних для наследодателя лиц, ограничивая тем самым имущественные права наследников по закону — его матери и родных сестёр. Вероника Полонская в официальных документах в числе наследников не упоминается вообще.

Лили Брик — а к её мнению молодая театральная актриса, по своей неопытности, относилась очень внимательно и порой делала это как-то очень демонстративно, — посоветовала Веронике не присутствовать на похоронах Владимира Маяковского, объясняя свою просьбу негативным отношением к ней Александры Алексеевны, его матери. По случайному совпадению, в день гражданской панихиды В. Полонскую в качестве основного свидетеля трагедии вызвал на допрос народный следователь И. Сырцов. По всей видимости, он предъявил Веронике Витольдовне предсмертную записку, из которой она и узнала о том, что является одной из наследниц погибшего, после чего сообщила об этом важном обстоятельстве Лили Брик. После чего, по воспоминаниям сына Полонской Владимира Фивейского, Лили Юрьевна укоряла молодую женщину: «О каком наследстве вы, Норочка, можете говорить, если даже не были на похоронах Володи?» Ответственный сотрудник ВЦИК тов. Шибайло на всякий случай провёл разъяснительную работу с Полонской, и она быстро пришла к выводу о том, что для всех будет лучше, если её фамилии в списке претендующих на авторские права Маяковского не будет. В благодарность за «понятливость» актриса получила бесплатную путёвку в ведомственный санаторий в Крыму и возможность издать хорошим тиражом свои воспоминания о поэте, которые были опубликованы в 1938 году.

Однако связывать такой выборочный подход к наследникам революционного поэта № 1 с правовым волюнтаризмом, столь характерным для представителей советской власти, на мой взгляд, было бы преждевременно:

во-первых, на Третьей сессии ВЦИК IX созыва было принято Постановление «О частных имущественных правах», которое признавало необходимость принятия особого закона, которым, в свою очередь, должна была быть предусмотрена ситуация, в каких случаях «завещание, как акт перераспределения остающегося после наследователя имущества среди „законных“ наследников, может стать актом свободного посмертного отчуждения в пользу лиц, стоящих вне указанного круга (супруги и прямые нисходящие)»;

во-вторых, среди советских цивилистов в течение довольно длительного периода не утихала дискуссия о том, кого можно считать наследником трудовой собственности и как прийти к гармонии в вечном конфликте социального интереса и индивидуальной заинтересованности.

По аналогичному поводу в «Еженедельнике советской юстиции» (№ 26–27, 1922 г.) Е. Л. Лозман[195] в своё время опубликовал статью «О завещательной свободе».

В этой публикации Евгений Львович вполне допускал, что принятие понятия «трудовая собственность» дает руководящий принцип, вне всякого сомнения открывающий возможность законодателю, не нарушая декретов ВЦИКа, признать за наследователем право посмертного распоряжения частью своего имущества вне членов своей семьи и в пользу тех лиц (как юридических, так и физических), которые в той или иной мере могли способствовать собственнику в накоплении им имущества. К таким, по его мнению, могли относиться кооперативы, поддержавшие собственника в трудную для него минуту, «частные лица, в той или иной форме оказавшие собственнику помощь, как материальную, так и моральную, какова помощь часто бывает много ценнее помощи материальной, одним словом, все те, кто помогли последователю до момента его смерти сохранить имущество, хотя бы в пределах, указанных ВЦИКом, т.-е. десяти тысяч золотых рублей» (Еженедельник советской юстиции. № 26–27).

При таком рациональном подходе всё становилось на свои места — мало кто сделал для Владимира Маяковского больше, чем Лили и Осип Брик (и это без иронии). Это если судить по справедливости…

О. Брик, Л. Брик и В. Маяковский. Фото А. Родченко. 1928 г.

В наследственную массу должно было войти имущество В. В. Маяковского в виде:

— наличных денежных средств в сумме 2113 руб. 82 коп.;

— ювелирных изделий в виде двух золотых колец: одно с бриллиантовыми камнями, второе с буквами «ММ» с надписью в середине «Лиля» (стоимость не определялась);